5 сентября 1939. Вторник. Chartres

Вот. Между всем, что здесь написано, и тем, что будет написано, между всем тем, что было и тем, что есть и будет, — нужно провести большую, очень большую черту.

Война.

Ровно неделя, как я здесь. Игоря мне вернули из Швейцарии в понедельник, во вторник днем Генрих привез его сюда. Я же выехала рано утром на велосипеде Елены Евгеньевны (мой взял Яновский, да так и не привез обратно). Юрий меня проводил до Рамбуйе[491]. Ехала неопределенно: не то ваканс, не то эвакуация. Не знала, брать ли с собой архивы или трусики. Поехала в трусиках и тащила некоторые тетради. Пока ехала, особенно с Юрием, был ваканс. И погода чудная, и дорога хорошая. Поели в лесу и разъехались. Потом думала: не навсегда ли? Нет, не навсегда еще, вчера Юрий был здесь… А потом — пошли события. До последнего момента в войну никто не верил.

La Roseraie[492] — тихое предместье Шартра, cite-jardin[493], населенное почти сплошь семьями авиаторов. Сейчас — бабье царство. У многих радио — в часы информации все ходят друг к другу. В пятницу утром, когда уже было известно о присоединении Данцига, Генрих пришел и сказал: «La guerre est commencee!»[494]

Никогда не забуду, как завопил Алик: «Non, non, pas vrai! Mechant, mechant!»[495] и замахнулся на отца…

Игорь проснулся и молчал.

В тот же день — всеобщая мобилизация.

В воскресенье Англия, а за ней Франция объявляют войну. Дальше — томительная неизвестность. Парижские газеты не доходят. По радио передают одни патриотические речи. В Розере с самой пятницы ждут воздушных налетов. А этой ночью, действительно, была тревога, но сирены почти никто не слышал, и только одна семья вышла в поле. Слухи…

В Париже ночью была действительно тревога, сирены ревели с 2-х до 7-ми. Но атаки не было. Почему и как — ничего не известно. Говорят, что горит Meulan[496] и бомбардируется Меаux[497]. По радио — речь короля Георга.

Юрий приехал в воскресенье поздно вечером. Я уже спала. Приехал — усталый, веселый, уверенный — и сразу стало спокойно и весело. Он даже ухитрился меня уверить, что Париж так хорошо защищен, что воздушные атаки невозможны. А Шартр не только с неба, но и с земли-то увидеть трудно.

Привез корректуру моей книжки[498]. Вот уж! Не своевременно, но занятно, пусть выходит «последыш». Последняя довоенная литература.

Учу Игоря ездить на велосипеде. Едет уже через все Розере. Счастлив страшно. Мордочка сияет. Солнце печет, небо чистое, ребята кругом. И нет сил вообразить, что — война. И что совсем близко, м<ожет> б<ыть>, над головой, в буквальном смысле.

С Юрием еще ничего неизвестно. На той неделе он зарегистрируется и будет ждать вызова. Приедет ли он опять в воскресенье? И что вообще делается там, в Париже?