27 марта 1929. Среда. 9 ч<асов> 15 <минут>

Вчера Юрий пришел на полчаса. Очень мало для меня — так его видеть. Спросила о Сборнике, сегодня сдает в печать, скоро обещал принести корректурные листы. Меня это даже заинтересовало. Прокорректируем. И посмотрим, что из этого получится.

Вчера утром увели m<ada>me Durat в хирургическую вскрывать нарыв, да так там и оставили. Сегодня утром должны привезти. M<ada>me Beau после долгих комедий с интерном все-таки получила его подпись и вчера ушла. Я думаю, что меня переведут теперь на № 2, так всегда полагается, что переводят вперед последнюю диабетичку, а Франсей распорядилась сохранить это место для m<ada>me Durat. Теперь на № 4 — дыра и боюсь, что меня туда перетащат. Мне это нисколько не улыбается, так как над № 4 нет лампы и, значит, читать по вечерам почти невозможно. Да и Бог знает, кого положат на мое место, а там, на № 2, хоть соседи хороши. И потом, в конце концов, все равно, с кем буду, так как из всех теперешних диабетиков мы с m<ada>me Deverneuilly дольше всех лежать будем. А перетаскиваться потихоньку с № 5 на № 2 мне не улыбается. Поэтому я обиделась и остаток дня провела в очень скверном настроении.

А вечером, перед приходом Мамочки, на № 6 привезли совсем безнадежную старуху. Я думала, она и ночь не проживет. Прожила, но все равно скоро умрет. Это еще больше интерна портит мне настроение.

Мадам Дюра привезли вечером с колоссальным количеством ацетонов (++++). Я такой реакции еще не видела. Глубокая рана — приходили делать перевязку.

На № 4 положили хорошую соседку — молодая, только ноги больные. Ухаживаю за ней.

Что-то случилось со стилом — паршиво пишет, и это меня раздражает.

Юрий вчера был ненадолго. Хочет поговорить с хозяином, чтоб узаконить свои опаздывания. Тогда будет приходить чаще и подольше. Вчера было четыре недели, как я лежу в госпитале. Осталось еще 6. Иногда начинаю ужасно бояться родов.