Первые террористы
Хотя, казалось бы, в русской интеллигенции безразлично перемешались все племена Империи и уроженцы всех ее областей, однако в характере и настроении революционеров Северной и Южной России замечалась большая разница. В Петербурге и Москве они отличались стремлениями к широкой организации, которая бы совокупными силами могла предпринять общий переворот. На Юге — в Киеве, Харькове, Одессе — господствовало бунтовское настроение, в котором люди не хотели дожидаться какой-нибудь широкой подготовки сил, а рвались просто в бой, уверенные, что таким образом увлекут за собой и других, все больше и больше, пока не вспыхнет общая революция. Эта разница в настроении и характере Севера и Юга бросалась в глаза, и террористическое движение вышло именно с Юга.
Мне кажется, что первым террористом был Валериан Осинский, {83} начавший действовать в Киеве, хотя родом он был, кажется, екатеринославец. Он сначала действовал в земстве, потом нашел, что эта работа ничего не дает и что нужно начинать революцию, то есть просто вооруженной рукой атаковать правительство, и такими силами, какие найдутся, — пять ли, десять ли человек, а то хоть и один. Он все-таки, однако, подбирал кружок и основал фирму «Исполнительный комитет социально-революционной партии». Этот исполнительный комитет никакой партией, разумеется, не был выбран. Валериан Осинский просто наименовал свой кружок исполнительным комитетом, вырезал печать (помнится, перекрещенные топор и револьвер) и начал действовать... Строго говоря, действовать ему не пришлось Его скоро открыли и арестовали, и единственное боевое действие его было вооруженное сопротивление при аресте. При этом ему не удалось никого ни убить, ни ранить, но он громко кричал жандармам: «Вас скоро начнут стрелять как собак!»
Валериан Осинский был повешен, но его мысль и клич начинать вооруженную борьбу немедленно нашли отклик в горячих головах южан. Кое-где начались вооруженные сопротивления, как на конспиративной квартире Ковальского в Одессе; это уже была сильная стычка, с ранеными, но, кажется, без убитых. Кое-где начали убивать шпионов, начались попытки к убийствам высшей администрации. Имя Валериана Осинского долго было окружено ореолом по всему революционному Югу, и перед ним с почтением стали потом преклоняться и северные террористы.
Я не знал Осинского. В его времена я сидел в тюрьме. Но его ближайших последователей мне пришлось увидеть в 1877 году.
В это время петербуржцы из остатков кружка Чайковского помышляли освободить наиболее видных людей из числа осужденных по «процессу 193-х». Особенно хотелось освободить Мишкина, {84} во время вольной жизни малоизвестного, но буквально прославившегося своей речью на этом процессе. Мишкин показал себя замечательным оратором, хотя, кажется, он был только талантливым исполнителем роли, так как речь не была экспромтом, а составлена для него, если не ошибаюсь, Сажиным. Этот Сажин — ученик Бакунина, прошел в революционном движении очень мало заметно, хотя был чрезвычайно умен, энергичен и ловок. По-видимому, он просто устал и, сосланный по «процессу 193-х» в Сибирь, так там и остался в бездействии.
Но Мишкин приобрел репутацию необыкновенного человека, какого-то неизвестно откуда прилетевшего метеора. Его особенно хотели освободить остатки чайковцев (специально Софья Перовская), а потом к ним пристали в этих целях кое-кто из землевольцев. Мне поручили съездить в Харьков, вступить в переговоры об этом с тамошними террористами. Дело в том, что осужденных должны были везти через харьковский остров в каторжную тюрьму, только что построенную в селении Печенги. На этом-то провозе и можно было отбить арестантов.
Таким-то образом я и познакомился с южными террористами.
Они оказались милейшими и симпатичнейшими людьми. По сравнению с нашими петербургскими конспирациями жили они весьма нараспашку. Квартира, на которую я явился, находилась в глухой местности, не на Сабуровой даче, в одноэтажном доме, за которым полиции ничего не стоило наблюдать. Обитатели жили в совсем студенческой обстановке. Не знаю, кто были хозяева, вероятно, Ивичевичи, {85} но я здесь виделся и говорил именно с двумя братьями Ивичевичами и Сентяниным. {86} Приходил еще один мрачный молодой человек, по их словам, очень важный для таких дел, но он со мной не говорил, и мне не называли его имени или клички.
Оба Ивичевичи — молодые, здоровые, жизнерадостные — походили на каких-то добрых молодцев казаков или юных офицеров на театре войны. Ни у них, ни у Сентянина не замечалось никаких признаков озабоченности чем-нибудь. Когда я к ним пришел, они с аппетитом уплетали разные вкусные вещи: тут была великолепная ветчина, колбасы и еще многое другое. Вероятно, у меня на лице выразилось удивление, что революционеры так роскошествуют, и они мне поторопились объяснить, что вот получили припасы от родных из деревни. Меня, конечно, тоже угостили.
Сентянин, такой же веселый, как и его сотоварищи, имел чрезвычайно изящный вид — вполне джентльмен.
На предложение участвовать в освобождении осужденных они тотчас же согласились. Их психика производила на меня такое впечатление, что было бы только удалое предприятие — и они за всякое возьмутся с радостью. Мысль об опасности для себя или о том, что придется убить не только конвоиров, но, может быть, и ямщика, ни на секунду не затуманивала эти ясные лица. Они чувствовали себя совершенно как смелые молодые люди на войне. Глядя на Ивана Ивичевича, нельзя было бы догадаться, что у него уже руки в крови человеческой. Правда, человек этот был шпион. Иван Ивичевич участвовал в убийстве этого шпиона (кажется, Финогенова) в Ростове-на-Дону, и сам акт убийства выпал на его долю. Другие выследили, а стрелять пришлось ему. Он с первой же пули свалил шпиона, но был так внимателен к своей задаче, что для полной уверенности подбежал к убитому или, может быть, раненому и всадил ему в череп все пули, какие только оставались в барабане.
Они постоянно изучали условия своей партизанской войны, знали, конечно, все тогдашнее оружие, которое было, впрочем, сравнительно с нынешними временами очень слабым и бедным. Они проделывали разные опыты: например, один поднимал в пустом вагоне стрельбу из револьвера на ходу поезда, а другой слушал с площадки, можно ли расслышать внутри. Делали они расследования, каким образом можно отцепить вагон на ходу поезда. Таких опытов и наблюдений проделывалось у них немало. А между делом они упражнялись взбудораживанием нервов общества посредством распускания разных ложных слухов — то о бунтах, то будто бы о покушениях на разных лиц. Как раз при мне Сентянин, хохоча, читал товарищам такие корреспонденции, сочиненные им в разные газеты. В числе их были и опровержения его же прежнего вранья. Эти опровержения поддерживали в публике разговоры о выдуманном им происшествии и вызывали догадки, что в нем было верного: дыма, дескать, без огня не бывает.
Относительно способов помочь бегству осужденных у них происходили совещания без меня, в особом собрании кружка. Мне объявили для передачи в Петербург только их решение. Во-первых, они соглашались принять в этом участие; во-вторых, заявляли, что уже установили наблюдение над харьковским острогом; в-третьих, требовали денежной помощи для произведения необходимых подготовительных покупок. Помнится, у них было мало оружия, да, по соображениям, нужны были и лошади. Что касается людей, то, помнится, они имели их достаточно и в подкреплении из Петербурга не нуждались.
Но все эти переговоры и приготовления оказались бесплодными. Через день или два мне сообщили печальную весть, что Мишкин уже водворен в острог. Установление надзора над тюрьмой только и послужило к извещению о таком разочаровании. Мне оставалось только возвращаться в Петербург, где Перовская, взбешенная неудачей, встретила меня градом незаслуженных упреков в будто бы бездействии.
Огорченный и раздосадованный этой несправедливостью, я больше и не имел касательства к этому делу. Но попытки освобождения «централистов» (заключенных Центральной каторжной тюрьмы) не прекратились.
Петербуржцы для этого мобилизовали уже собственные силы, привлекши к делу землевольца (Александра Михайлова) и выписавши из Орла Марию Николаевну Ошанину {87},[30] в то время уже вышедшую замуж за А. И. Баранникова, {88} которого тоже привлекли к этому делу; из землевольцев присоединился еще молодой, жаждавший боя и приключений Николай М., из чайковцев осталась одна Перовская, которая со своим обычным упорством вошла в мысль освобождения выше макушки. Она, кажется, года полтора билась над этим.
Все силы, привлеченные к этой экспедиции, были в боевом и конспиративном смысле подобраны превосходно; поставлено было предприятие тоже, по-видимому, безупречно. С Мишкиным уже ничего нельзя было сделать. Но предстоял еще перевоз в Центральную тюрьму тоже очень крупного человека — Войноральского. Для того чтобы его отбить, был приготовлен маленький отряд, кажется трое человек, на конях. Они должны были перестрелять лошадей, а коли нужно, то и ямщика с жандармами и захватить Войноральского. На конспиративной квартире, с которой отряд отправился и куда он должен был возвратиться с Войноральским, было предусмотрительно заготовлено все — начиная с перевязочных средств для раненых и кончая костюмом и лошадьми для дальнейшего препровождения освобожденного арестанта. Но все имеет какую-то таинственную судьбу. Сколько раз я видел, как наилучше поставленные предприятия рушились без успеха, а совершенно нелепые попытки прекрасно удавались. Над этой экспедицией тяготел злой рок. Оказалось, что выстрелы (хотя все это были хорошие стрелки) лишь слегка ранили лошадей, которые помчались как бесноватые. Напрасно освободители гнались за повозкой во весь карьер, продолжая пальбу, которая, понятно, при таких условиях не могла иметь никаких результатов. Лошади, везшие Войноральского, оказались превосходными бегунами, и скоро преследователи стали отставать.
Пришлось возвратиться ни с чем и принять меры к тому, чтобы весь экспедиционный корпус мог хоть сам благополучно спастись с конспиративной квартиры. Это по крайней мере удалось, и ни один человек из экспедиции не был захвачен. Даже само участие их в этом деле остаюсь для полиции на несколько лет неизвестным. Все отчаянные розыски полиции ни к чему не привели. Игра была сыграна вничью. Не сразу сдалась Перовская. Она еще некоторое время вертелась в Харькове, мечтая о том, нельзя ли как-нибудь сделать набег на саму печенежскую тюрьму, но в конце концов пришлось примириться с фактом полной невозможности чего-нибудь добиться.
Но петербургские попытки освобождения заключенных заразили и харьковских террористов, и они сделали тоже очень любопытную попытку. Я не помню, кого именно они хотели освобождать, но задумали очень своеобразную комбинацию. Впоследствии эта мысль повторялась вторыми изданиями, но изобретение ее принадлежит харьковскому кружку.
Сентянин был наряжен в форму жандармского офицера и отправился в обычной закрытой карете в тюрьму с предписанием жандармского управления прислать с ним такого-то арестанта. Предписание было подделано безукоризненно и не возбудило никаких подозрений. Но в жандармской форме Сентянина была сделана какая-то неточность. В тюрьме сначала чуть не выдали ему узника, но, заметив эту неисправность формы, сделали запрос в жандармское управление. Сентянину же сказали, что арестанта одевают. Он спокойно ждал, как вдруг является подлинный жандармский офицер и арестовывает его самого.
Это был конец бедняги Сентянина. Арестованный, он себя держал совершенно хладнокровно и с обычным удальством. На допросе объявил себя секретарем исполнительного комитета, по приказанию которого и действовал. Но здоровье его недолго выдержало в тюрьме. Он стал болеть и умер, не дождавшись суда.
Братьям Ивичевичам тоже не была суждена долгая жизнь. Оба они в скором времени были убиты при отчаянном вооруженном сопротивлении конспиративной квартиры, штурмуемой полицией. Они умерли в бою, для которого жили. Фотографические карточки их, уже убитых, сильно распространялись, и эти молодые лица, красивые даже в мертвой безжизненности распростертого трупа, производили глубокое впечатление. Многих они, конечно, вдохновили мыслью о мщении виновникам этой преждевременной смерти.
Таковы судьбы внутренних смут: каждая смерть вопиет о мщении, и совершившееся мщение кричит о новом кровавом возмездии с противной стороны.