Известия из Прилеп

Жизнь моя в Орле текла обычным порядком, однако вскоре были получены известия из Прилеп, которые надолго взволновали меня. С тех пор, как я покинул Прилепы, не прошло и недели, как однажды утром в Орел пришла длиннейшая телеграмма, сообщавшая, что крестьяне ночью свезли все сено с плехановских и других зареченских лугов. Меня спрашивали, как быть и какие принять меры. Положение для завода создалось более чем серьезное. В усадьбе имелось не больше месячного запаса сена: обычно стога из-за реки перевозились во второй половине февраля, они-то и составляли продовольствие завода с середины марта до нового урожая. Но сначала вследствие смерти Ситникова, затем из-за революции вывозка стогов подзадержалась и этим воспользовались крестьяне трех деревень – Прилеп, Пиваловки и Плеханова: в одну ночь они увезли все сено. Они правильно учли момент и хорошо знали, что теперь их поступок останется безнаказанным. Сено было похищено ночью, стало быть, виновных не видели и в случае чего все бы отнекивались и клялись, что сена не брали, а так как власти на местах тогда еще не было – старая ушла, а новая еще не пришла, – то в деревне буквально не к кому было апеллировать.

Получив эту телеграмму, я сейчас же телеграфировал в Тулу, в губернский революционный комитет, во главе которого стоял некто Дзюбин, бывший служащий губернского земства, не то статист, не то еще кто-то в этом роде – словом знаменитый «третий элемент», как их называли до революции.[157] Вся власть была в руках комитета и этого Дзюбина. Он, конечно, никаких мер не принял и даже не ответил мне на телеграмму. Таким образом, в Прилепах через неделю после революции произошли если не открытые беспорядки, то дерзкий грабеж, грозивший гибелью всему заводу. Это было многообещающее начало, и, учитывая революционные настроения прилепских и особенно пиваловских крестьян, которые все были социал-революционерами, я с ужасом думал о судьбе завода и считал, что он будет уничтожен при первых же беспорядках, когда они примут стихийный или же массовый характер.

Я решил поехать в Прилепы: надо было принимать срочные меры по обеспечению завода сеном, иначе весной ему грозила неминуемая гибель. В Прилепах я застал полный переполох. Вся администрация имения и завода собралась во дворе перед амбаром: оказалось, что в ночь из закрома украли двести пудов ржи. Сторож, конечно, ничего не знал, объяснил, что заснул. Я велел его сейчас же уволить, ибо ясно было, что он участник ограбления. Не заходя в дом, я прошел прямо в контору, вызвал туда тех служащих, которые со своими семействами жили в усадьбе, а потому были заинтересованы в том, чтобы в эти тревожные дни не очутиться без куска хлеба. Обрисовав им в двух-трех словах положение вещей и указав на то, что на новую власть мы, помещики, рассчитывать не можем, по крайней мере сейчас, я предложил обсудить положение и решить, как прекратить воровство. Служащие сорганизовались и каждую ночь начали выставлять охрану – таким путем содержимое амбара было спасено и в усадьбе кое-как дотянули до нового урожая.

Труднее было решить вопрос с сеном. Быстро наступала весна, закупить сено вдалеке не представлялось возможности, поблизости сена на продажу не было. Пришлось прибегнуть к героическим мерам: отменить сено рабочим лошадям, большинству маток и молодежи. Сено было оставлено для производителей, отъемышей и лучших подсосных кобыл; остальным же было заменено измельченными гуменными кормами и увеличенной порцией овса. Запасов овса хватило, но сев был поставлен под угрозу, ибо рабочие лошади весной вышли в поле в ужасном состоянии. Я вполне сознавал, что в новых условиях вести завод, как я его вел прежде, уже нельзя. Я попросил перевести меня в Тульскую ремонтную комиссию, и как только состоялось мое назначение, покинул Орёл.

С сожалением уезжал я из Орла, где так хорошо жил, имел столько приятелей и так весело и приятно проводил время, но ехать было надо, того требовали интересы завода, хотя ехал я на нелегкое дело и одному Богу было известно, что ждало меня впереди. Прощальные визиты, проводы, обеды заняли несколько дней. Орёл провожал меня сердечно: члены Ремонтной ккомиссии, антиквары, охотники, а также знакомые, у которых я часто бывал, – все приехали на вокзал. Со многими из них мне уже не суждено было увидеться…