Российский интеллигент как советский спец

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Между тем исполняющий обязанности начальника отдела коннозаводства, старый приятель Владыкина Рапп и все метизаторы в управлении поставили перед собой цель уничтожить меня и Прилепы. То были страшные и упорные враги.

С. А. Рапп – типичный российский интеллигент, который все знал и в сущности ничего не знал хорошо. Происхождение его и то, чем он занимался до революции, – все это для нас было покрыто мраком неизвестности, сам Рапп об этом никогда не говорил. Мне почему-то казалось (быть может, я и ошибаюсь), что в его прошлом было что-то темное, как-то он был связан с революционными кругами. Всё, что мы знали о Раппе, – что он петровец, то есть учился в Петровской академии, что после революции служил в Смоленске и там сделал карьеру. В Москве занял сначала высокую должность начальника отдела коннозаводства, потом был понижен до помощника[214] и наконец до старшего зоотехника. Зоотехником он никогда не был, это Асаульченко произвел его в зоотехники – и баста! Физиономия у Раппа (есть такие лица, которые так и просятся, чтобы их назвать именно физиономией) была из числа тех, которые не забываются, – наглая и характерная. Лоб покатый, лицо длинное, уши большие и какие-то особенно прозрачные, глаза маленькие, бегающие, улыбка неприятная. Он был лысый, несмотря на небольшие годы. Роста Рапп был высокого, худ, несколько сутуловат, на ходу размахивал руками и покачивался из стороны в сторону. Человек он был далеко не глупый и очень ловкий: быстро схватывал сущность каждого вопроса, хорошо ориентировался в делах, умел составить доклад в советском вкусе, подпустив туда демагогии ровно столько, сколько требовалось. Говорил некрасиво и оратором не был, однако же выражал свои мысли довольно ясно и толково. Пером он тоже владел удовлетворительно и мог написать в советскую прессу бойкую статейку о «наших достижениях». Лошадей он не любил, в коннозаводство попал случайно и в этом деле был круглым невеждой. Никогда не забуду, как года за два до моего ареста на съезде служащих коннозаводского ведомства он делал доклад, написанный для него Владыкиным. После доклада кто-то захотел задать вопрос. И вот тут-то Рапп совершенно смешался, не знал, что отвечать, и наконец сказал: «Это вам объяснит Владыкин».

Особое, какое-то предвзятое неуважение, даже ненависть, проявлял Рапп к генеалогии и генеалогам. Он совершенно отрицал значение генеалогии, издевался над генеалогами, называл психопатами, а занятие их – «сладострастием». Почему именно сладострастием, было известно лишь ему одному. Только в последнее время под влиянием научных авторитетов он замолчал, перестал прохаживаться на эту тему, а незадолго до своего ареста я слышал, как он даже разглагольствовал о линии Корешка. Словом, это был типичный советский спец, которому было совершенно безразлично, управлять ли коннозаводством или мыловаренным заводом. Я имел неосторожность открыто критиковать Раппа, говорить, что он не на месте, и в его лице заполучил заклятого врага.

С теми, кто не мешал ему чудить или, вернее, глупить в коннозаводском ведомстве, он был в превосходных отношениях. Говорили, что Рапп хороший товарищ в том смысле, что чиновники жили с ним дружно и он их не притеснял. Со всеми он был хорош, особенно с управляющими заводов, которые, приезжая в Москву, постоянно его приглашали к себе и угощали всякими яствами и вином, до которого Рапп был большой охотник. Я этого не делал, Раппу не льстил, возмущался теми порядками, которые он завел, негодовал, что люди, окружающие Раппа, больше заботятся о своих благах, нежели о лошадях, и потому у них у всех, а особенно у Раппа, стал бельмом в глазу.

Не думаю, что Рапп отличался нравственными качествами. Судя по его жизни, поступкам и разговорам, он считал, что долг, совесть, честность и прочее – буржуазные предрассудки и выдумки попов, а жить надо в свое удовольствие: рвать, хватать, втирать очки, вводить в обман всех и вся. Рапп так и жил, и жил хорошо и сладко, в свое удовольствие. Ко мне он относился плохо, потому что видел ясно: я его осуждаю и понимаю лучше других, а это ему было неприятно. Я открыто говорил, что Рапп сидит в коннозаводстве по недоразумению, точнее, по протекции смоленцев. Это его бесило. Именно Рапп должен был решать судьбу Прилепского завода, и когда я узнал об этом, то решил, что быть беде.