Руководитель

После окончания МГУ я в 1971 г. по распределению попал в Ташкент (САРНИГМИ – Среднеазиатский региональный научно-исследовательский гидрометеорологический институт) и провел свою первую зимовку на леднике Абрамова, который был одним из объектов исследований по программе Международного гидрологического десятилетия. В 1972 г. в Ташкенте осенью проводился Всесоюзный гляциологический симпозиум. Проводился с размахом: неделя заседаний и неделя экскурсий. Под симпозиум была целиком зарезервирована гостиница «Саёхат», но и она не могла вместить всех участников (были же времена!). Естественно, что молодой поросли мест в гостинице не хватило, но все мы с утра приезжали туда и проводили там весь день. Было жутко интересно видеть и слышать тех, о ком знали по публикациям. К тому же была редкая возможность пообщаться со сверстниками из других городов и институтов.

На одном из первых пленарных заседаний сразу же запомнился один из докладчиков. Не сам доклад, а то, как его автор отвечал на вопросы. Тему доклада я забыл довольно быстро и уже давным-давно не помню, а стиль ответа на вопросы врезался на всю жизнь: предельная лаконичность, конкретика и никакого «научпопа». Ни с чем подобным сталкиваться до этого не приходилось. Ни на лекциях в университете, ни в научном студенческом обществе, ни на ученых советах в САРНИГМИ. Этим, запомнившимся докладчиком, был В. Г. Ходаков из Института географии. Тогда, собираясь на очередную зимовку, я и представить не мог, что через несколько лет судьба сведет меня с этим незаурядным ученым и прекрасным человеком. Случилось это через три года, когда я собрался поступать в аспирантуру ИГАНа.

В. Г. Ходаков на субботнике, 1980-е годы.

Во время беседы с Владимиром Михайловичем Котляковым, бывшим уже тогда заведующим отделом гляциологии, разумеется, зашла речь и о предполагаемом руководителе. Услышав предложенную фамилию, я с трудом поверил своим ушам – Ходаков! К этому времени я уже был знаком с некоторыми его работами и представлял их качество. А это – визитная карточка любого ученого. К тому же по внешнему виду это был вполне земной человек, да и разница в возрасте не была запредельно большой. Беседа с В. М. Котляковым происходила утром в отделе на улице Гарибальди, а уже днем была назначена встреча с В. Г. Ходаковым в Старомонетном переулке. Волновался я изрядно, но успокоился после первых же слов нашего разговора. Владимиру Георгиевичу хватило нескольких минут, чтобы оценить объем собранного материала, его кондиционность и обнаружить «где густо, а где пусто». Удивило меня и то, что он был знаком с моей единственной на тот момент статьей (еще утром Владимир Георгиевич не ведал – не гадал, что у него будет эта встреча) и сделал по ней пару замечаний-пожеланий. Сухой остаток встречи – он согласен стать моим руководителем, в аспирантуру я поступаю через год, а пока отправляюсь на очередную зимовку на ставший для меня почти родным ледник Абрамова, и целенаправленно собираю материал для латания обнаруженных дыр.

Следующая встреча произошла через год, когда я поступил в аспирантуру, а Владимир Георгиевич стал моим официальным руководителем. Тогда-то и началось мое тесное общение с этим удивительным человеком.

При первой же встрече в новом качестве Владимир Георгиевич сразу же определил, чего и в какие сроки ждет от меня. Но перед этим был выбор темы и ее утверждение. Ситуация была не совсем простая. С одной стороны у меня был собран неплохой многолетний материал, а с другой Институту была спущена абсолютно новая плановая тема, которую должен был вести В. Г. Ходаков и ему был необходим исполнитель. При этом сроки по плановой теме были достаточно жестко лимитированы. У Владимира Георгиевича, как я в этом неоднократно убеждался в дальнейшем, было уникальное научное чутье и предвидение – он прекрасно прогнозировал научный потенциал каждого из своих аспирантов и с первых дней совместной работы, как мне кажется, уже знал чего можно ждать от каждого из своих учеников. И Владимир Георгиевич принял решение, что работать мне предстоит с материалом, собранным за зимовочные сезоны, а для плановой темы необходим соискатель с серьезным математическим аппаратом. Непросто ему было обосновать свою точку зрения перед руководством, но в итоге он оказался прав. Ту, плановую тему, блестяще и в срок отработал Александр Сосновский. Я же написал работу с использованием методов статистического анализа. Требовательность к уровню работ аспирантов у В. Г. Ходакова была высокой. Запомнил его слова на начальной стадии обучения – «если заниматься статистическими методами, то делать это надо серьезно и на уровне не ниже выпускника статистического вуза». Так что попотеть мне пришлось изрядно.

Руководство было неформальным. Думаю, что это подтвердят все его аспиранты и соискатели. От нас он требовал глубокого знания проблемы и незаметно, и очень тактично (это все мы поняли гораздо позднее) вводил нас в науку более высокого уровня. Мои опусы правил виртуозно. Шелуху выметал сразу, на допустимые технические мелочи особого внимания не обращал. А дальше было нечто похожее на фокус: вроде бы ни больших правок, ни явных смысловых замечаний нет, но добавлено несколько слов и текст становится убедительнее, факты весомее, а выводы солиднее. Сразу же приучал к научной точности и пунктуальности: в терминологии никакой отсебятины и научной двусмысленности, а сдача статьи в срок – это святое.

Личностное научное общение было нечастым и не слишком продолжительным. Он ничего не разжевывал, а пристально следил за тем, насколько каждый из нас за это время вырос, какой путь прошел. Закончив обязательную часть встречи руководителя с аспирантом, каждый раз некоторое время уделял и вопросам, не имеющим, на первый взгляд, отношения к теме работы. Это были и подходы к выбору объектов исследований, и изменения в методологии полевых работ, обоснование репрезентативности, распространение данных, полученных в точке, на территорию, масштабные эффекты явлений и многое-многое другое. Это постоянно подстегивало, и каждый раз я готовился к нашим встречам продуманно и тщательно. Хотя бы для того, чтобы быть понятливым слушателем и успевать за его полетом мыслей. А их у него было предостаточно, многое он черпал из смежных и пограничных наук. Воспитатель и учитель в науке – это совсем не то, что воспитатель и учитель в средней или даже высшей школе. Это сложнейшее сочетание профессиональных и человеческих качеств, дарованное очень немногим. В. Г. Ходаков был из когорты немногих.