В. П. Белобров Владимир Маркович Фридланд (1919–1983)

Географ, почвовед, картограф, д.г.н. (1964), профессор. В Институте в 1964–1970 гг.

Среди ученых редко можно встретить людей, похожих друг на друга характерами, стилем работы, письма, увлечениями, умением выступать, манерой общения. Но чем-то неуловимым они схожи внешне и безошибочно узнаются всеми окружающими именно как ученые. Владимир Маркович Фридланд отличался от многих коллег и характером, и внешне. Он аккумулировал в себе черты присущие ученым и всем родившимся под знаком Стрельца – любителям природы, путешествий и в какой-то степени искателям приключений на непознанной почве знаний.

Высокий и стройный, красивый, вежливый со всеми, включая землекопов и коллекторов, школьников и студентов, галантный с женщинами всех возрастов, он оставался при этом строгим, взыскательным, бережливым (особенно это касалось времени) и чрезвычайно работоспособным человеком. Библиофил и эрудит, с трепетом относившийся к трудам предшественников, он всегда смотрел вперед, туда, где любимое почвоведение соприкасается с другими смежными и параллельными науками, в частности с философией, которой он отдавал заметный приоритет, легко видимый в его классических научных трудах.

Всегда тщательно одетый, никогда никуда не опаздывающий он также вел себя и в полевых условиях, методично описывая разрезы, факторы почвообразования и процессы, рисуя схемы и постоянно ведя дневник. Образец организованности. Он ненавязчиво прививал и совершенно естественным образом вынуждал нас брать на вооружение методы своей научной работы в поле и Институте, которые оказались бесценным опытом, не потерявшим актуальности по настоящее время. Можно себе только представить, как бы виртуозно Владимир Маркович владел компьютером, доведись ему дожить до компьютерной эпохи. Все новое в науке не ускользало из его поля зрения. Трудно вспомнить хотя бы один вопрос, на который Владимир Маркович не смог бы ответить.

Блестящий лектор.

Он отличался удивительной, постоянной и чрезвычайно продуктивной работоспособностью. Именно работоспособностью, которая позволяла на базе энциклопедических знаний держать руку на пульсе времени, быть в курсе новейших достижений науки, не гнушаясь при этом черновой работы.

Увидеть его бездействующим на защитах, докладах и даже полевых отчетах сотрудников отдела не удалось ни разу. Он всегда внимательно слушал, держал в руках тетрадь в коленкоровом переплете на 96 страниц и писал, писал, писал. В его библиотеке в несколько тысяч только научных книг особое место занимали эти самые зеленые, красные, синие, исписанные от корки до корки тетради, стоявшие на полках ровными рядами. Такое обилие тетрадей и дневников характерно еще разве только для литераторов и журналистов. Увидеть его без тетради в руках можно было только на банкете, которому он уделял ровно столько времени, сколько необходимо, чтобы соблюсти все приличия. И…снова за работу!

Обладая прекрасной памятью (знал наизусть, например, любимого им «Золотого теленка» Ильфа и Петрова) он фиксировал все новое и интересное, «прокручивал» это новое через умы своих коллег, понимая важность этого как для него самого, так и для окружающих ученых.

Вопросы и выступления на заседаниях различного ранга были для него обязательны. Можно сказать, что не задать вопросы и не выступить было сродни «табу». Владимир Маркович всегда задавал докладчику только три из множества вопросов. Три вопроса неизменно следовали один за другим. К этому можно было готовиться заранее. Три вопроса, как три неизвестные карты в колоде, таили в себе загадку, разгадать которую в ответе удавалось не всегда и не каждому.

Интерпретатор.

Внимательный слушатель. Собеседница М. И. Герасимова.

Почему три вопроса? Возможно, это была привычка, задействованная в научный обиход раз и навсегда. Может быть, желание не слишком осложнять жизнь докладчику, задав больше трех вопросов. Вполне вероятно, просто потому, что «Бог любит троицу». Получить ответ у Владимира Марковича на этот вопрос, к великому сожалению уже нельзя. Но, кажется, что у рожденного под знаком стрельца В.М. цифра «три» была счастливой. Подсознательно, хотел он этого или нет, цифра «три», была его талисманом и путеводителем.

Семья Владимира Марковича состояла, например, из трех человек. Он написал три прекрасных, широко известных монографии, не потерявших актуальности и по сей день, трижды сменил место работы между двумя институтами: Почвенным им. В. В. Докучаева и Институтом географии АН СССР, которые расположены бок о бок. Можно было бы найти еще много примеров, связанных с цифрой «три». Но три вопроса в этом ряду были самой типичной изюминкой его стиля.

Владимира Марковича хорошо знали за рубежом. Он переписывался со многими учеными мира, чему способствовали классические знания трех языков – французского, английского и немецкого. Наибольшей известностью он пользовался среди французских ученых. Вот характерный эпизод. Молодой кубинский ученый в 80-х годах был послан своей страной, заботившейся о росте научных кадров, на год на стажировку во Францию. Выбор руководителя имел очень большое значение, определяя в дальнейшем научную квалификацию, статус и многое другое. Обратившись к ведущему специалисту-почвоведу по влажным тропикам Сегалену с просьбой взять его на стажировку, он услышал типичный вопрос: «Кто Вас может рекомендовать из зарубежных ученых?» После долгих разъяснений выяснилось, что рекомендовать может только неизвестный Сегалену ученый – ученик В. М. Фридланда. Имени Владимира Марковича оказалось вполне достаточно, чтобы положительно решить столь нелегкий вопрос о стажировке. В результате молодой кубинец освоил современные методы почвенной микроморфологии, ставшие основой его кандидатской диссертации.

На юбилейном заседании кафедры. Выступает М. А. Глазовская. Владимир Маркович -третий слева в первом ряду.

Владимир Маркович очень тщательно и требовательно подходил к любым публикациям, но особенно к своим. Они отличались новыми идеями, до деталей обоснованными результатами и выводами, законченностью как этапа работы или всего научного направления. Его монографии по процессам почвообразования и тропическим почвам Вьетнама, структуре почвенного покрова и классификации почв цитируются постоянно, настолько они информативны. Стиль письма Владимира Марковича чем-то напоминает Ф. М. Достоевского. Те же любимые причастные и деепричастные обороты, точки с запятой и все подтверждающие до мельчайших деталей пояснения и замечания с обязательными ссылками на литературу, иногда и от Аристотеля.

Отношение Владимира Марковича к студентам и аспирантам было сродни отцовскому воспитанию. Поощряя инициативу, он требовательно относился ко всем без исключения. Внимательно следил за научным ростом учеников и для экзамена по сдаче кандидатского минимума по английскому предлагал им свою личную книгу Торпа «Почвы Китая», обоснованно считая ее лучшим способом активно освоить перевод с первоисточника по специальности.

Владимир Маркович не чужд был юмора. Как ничто другое это отражало его внутреннюю свободу, способность переносить неприятности и невзгоды. В памяти знавших его коллег Владимир Маркович останется яркой фигурой, воплощением преданности и последовательного служения науке.