Н. А. Караваева Человек беспредельного кругозора

Дмитрий Андреевич – выдающийся геоморфолог нашего времени. И не только геоморфолог, он был эрудированным физикогеографом, природоведом, естествоиспытателем в полном значении этого понятия. Это проявилось уже в первой его книге «Средняя и Нижняя Олекма», изданной в 1965 г., по результатам экспедиционных исследований молодого «начинающего» ученого в 1954-1956 гг. (ему было тогда 25-27 лет). По существу книга является глубоким физико-географическим анализом совершенно неизученной территории к северу от Станового хребта. В этом сложном физико-географическом регионе у него была роль первопроходца, и он выполнил ее на самом высоком уровне. Специальным геоморфологическим исследованиям, конечно, отводилось особое место, при этом не только локальным, но главным дискуссионным проблемам геоморфологии: поверхности выравнивания, склоновые процессы и эволюция склонов, зависимость рельефа от тектоники и истории его развития. Но много наблюдений было сделано и по гидрологии речных долин, и даже по растительности и почвам. Такой комплексный подход, способ мышления и анализ природных явлений является естественным, необходимым для настоящего ученого – географа.

Камчатка, 1951 г.

Хочется отметить еще одну особенность восприятия природы Дмитрием Андреевичем. В его строго научных положениях, доказательствах, между строк ощущается отношение к природе как к эстетическому совершенству, удивляющему и восхищающему. В книге об Олекме при описании гольцов есть такие слова: «Глубокие долины стекающих с гольцов речек разделены длинными извилистыми отрогами. Сверху такие гольцовые группы напоминают гигантских застывших осьминогов, раскинувших свои окаменевшие щупальца по бескрайней тайге».

Наверное, одной из самых длительных региональных экспедиций Дмитрия Андреевича была Западно-Сибирская, около 10 лет. Состав отрядов менялся от года к году, были физикогеографы из Иркутска, Новосибирска, Владивостока, Ленинграда, привлекали и местных жителей. Начальником все годы был Дмитрий Андреевич. На небольшой период времени отрядом был зафрахтован уже списанный катер под гордым название «Ударник Затона» со шкипером, симпатичным стариком – татарином. Благодаря катеру удалось подняться вверх по Северной Сосьве, в совершенно неизученные места. Несмотря на разные характеры и амбиции новых членов отряда, в нем царила атмосфера дружбы, взаимопонимания, помощи и бесконечных научных дискуссий. Это было результатом отношения Дмитрия Андреевича с окружающими, он любил и понимал людей, умел превратить, казалось бы, непреодолимую преграду в шутку. Хотя условия были не из легких – тяжелые пешие переходы по заболоченной тайге и болотам, гнус в изобилии, да и погода часто была не из лучших. Дмитрий Андреевич даже после очень тяжелых маршрутов, немного отдохнув, обязательно стоял с удочкой до темноты и говорил, что «пока рыба видит наживку, надо ловить».

Якутия, 1955 г.

Монголия, 1976 г.

Длинные пешие маршруты, конечно, были трудны для Дмитрия Андреевича. Он хромал (результат детских шалостей), но никогда не давал повода подумать, что он устал. Единственным естественным отдыхом для него были остановки для рытья почвенных разрезов. Но в этих случаях, посидев несколько минут, он вставал и говорил: «Вы копайте, а я посмотрю здесь все вокруг. Приду и расскажу. А вы мне – все подробности про почву».

В полевых условиях всегда бывают нелегкие ситуации. В Западной Сибири неоднократно приходилось выгружаться из вертолета, который не мог сесть на землю (не было ровной площадки), только зависал как можно ниже. Тогда, выбросив багаж, приходилось прыгать. Или посадки на лодку, качающуюся на илистом дне. Но Дмитрий Андреевич переносил это стоически, как само собой разумеющееся. Он был в своем Мире, на природе, принимал ее во всех ее ипостасях – трудных и добрых.

Дмитрий Андреевич был образованнейшим человеком беспредельного кругозора. Ему было «…внятно все: И жар холодных чисел, И дар божественных видений…

И острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений».

(А. Блок)

Он прекрасно знал литературу, поэзию, музыку от классики до джаза, историю. Все это он пропускал через себя, это жило в нем.

Но геоморфология занимала особое место, она была не просто его профессией, это был смысл его существования. Когда в поле коллеги задавали ему профессиональные вопросы, он преображался. При этом он не учил каким-либо постулатам геоморфологии, он рассказывал о ней. На примерах того, что отряд уже видел или еще увидит. Рассказчик он был замечательный, увлеченный и увлекающий слушателей. Такая геоморфология запоминалась навсегда.

Последнее время, когда он лишился возможности выходить из дома, он продолжал писать по несколько статей в год и говорил, что уже составил длинный список тем и проблем, о которых ему хотелось бы написать. Но две статьи он дописать не успел…

Географическая наука потеряла яркого ученого. Его близкие – любимого и незаменимого друга.