М. А. Вайсфельд Андрей Александрович Насимович (1909–1983)

Биогеограф, эколог, д.г.н. (1953). В Институте в 1963–1983 гг.

Не часто встречаются люди, которые с первых мгновений знакомства и общения покоряют вас раз и навсегда. Поначалу и не поймешь даже, чем этот человек пленил вас: широко распахнутой душой, мягким обаянием, трогательной доброжелательностью, нравственной чистотой, кристальной честностью или еще чем-то, что по праву можно и нужно назвать интеллигентностью в ее изначальном значении. Именно таким человеком был Андрей Александрович Насимович.

Андрей Александрович пришел в Институт в 1963 г. В лаборатории биогеографии (тогда – отделе) в то время трудилась плеяда выдающихся ученых: А. Н. Формозов, Ю. А. Исаков, С. В. Кириков, Д. В. Панфилов, О. С. Гребенщиков, К. С. Ходашова. Все они сразу и навсегда прониклись к нему искренним уважением, почитанием и любовью. Так же стали относиться к Андрею Александровичу и пришедшие в коллектив несколько позже молодые специалисты: О. Н. Шубникова, Р. И. Злотин, А. А. Тишков, Н. Г. Царевская, Н. С. Казанская, М. В. Глазов и автор этих строк.

Я пришел в Институт в июле 1969-го (как же быстро летит время!) и буквально с первых же дней Андрей Александрович взял меня под свою опеку. По сути, он стал моим наставником и учителем. Ненавязчиво и деликатно он повел меня по долгому пути к науке. Андрей Александрович отличался пытливостью ума, самозабвенным служением науке и необыкновенной работоспособностью. Его увлеченность экологией и в особенности зоологией промысловых видов млекопитающих была настолько искренней и глубокой, что сразу же передавалась его ученикам и коллегам. Нужно ли говорить, что именно это направление в биогеографии и географическом ресурсоведении стало для меня ключевым в работе.

Наверное, здесь не следует рассказывать биографию Андрея Александровича, хотя отдельные ее вехи интересны необычайно. Чего стоит один только пеший переход на снегоступах в одиночку через Уральский хребет в зимнюю стужу! Не буду я также освещать его огромный и крайне разнообразный вклад в науку, рассказывать о его важной роли в развитии биогеографии в целом. Это предмет отдельного обстоятельного разговора и публикаций на этот счет было много[45].

Но нельзя обойти вниманием его поистине титанический труд на благо лаборатории и Института. Кстати говоря, еще до поступления сюда на работу, Андрей Александрович трудился над докторской диссертацией «Роль режима снежного покрова в жизни копытных животных на территории СССР» в докторантуре Института. Здесь весьма ощутимую консультативную помощь он получал тогда от Г. Д. Рихтера, признанного основателя отечественного снеговедения.

С самых первых шагов в Институте А. А. Насимович взялся за изучение ресурсов животного населения севера Западной Сибири и страны в целом. Андрей Александрович всегда любил полевую работу и отличался завидной «легкостью на подъем». Поэтому его экспедиция в сезон 1964 г. на север Западной Сибири была вполне закономерной. Результатом этой работы явилась не только обобщающая и очень содержательная статья о ресурсах животных региона. Не менее важно, что ему удалось скоординировать работу многих западносибирских географов, тогда еще несколько разрозненных, наладить научные контакты в региональном аспекте и тем самым заложить твердый фундамент дальнейшего научного сотрудничества.

В том же 1964 г. по его инициативе в отделе биогеографии была начата работа над темой «География ресурсов фауны СССР», которая, вне всякого сомнения, сохраняет актуальность и поныне. В дальнейшем она трансформировалась в другую, многолетнюю, но с иным названием тему: «Промысловые животные СССР (в последующем – России и прилегающих стран) и среда их обитания». Весьма любопытно, хотя и грустно, вспомнить, что со стороны тогдашней дирекции ИГАНа не оказывалась поддрежка началу работ по этой важной для науки и страны тематике и даже ощущалось противодействие. Только упорные и буквально титанические усилия Андрея Александровича позволили развернуть работу по «ресурсной» теме. До временного прекращения работ по теме, вызванной кончиной Андрея Александровича, вышло в свет 6 томов серии. Три из них вышли под редакцией А. А. Насимовича (посвященные соболю, куницам, харзе; колонку, горностаю, выдре; песцу, лисице и енотовидной собаке), один – С. В. Кириковой (о тетеревиных птицах) и два – Р. П. Зиминой (книги о сурках).

А. Л. Насимович.

Время показало безусловную целесообразность развертывания работ по ресурсной тематике. Серия с каждым выпуском завоевывала популярность среди широкого круга специалистов не только в нашей стране, но и за рубежом. Сейчас все монографии серии без преувеличения стали настольными книгами зоогеографов, экологов и охотоведов. Важно подчеркнуть, что среди огромного коллектива авторов (а монографии – это коллективный труд) большинство были представлены учеными из самых разных концов страны и ближнего зарубежья. Наша лаборатория в лице автора этих строк работает в этом направлении и сейчас.

Кстати сказать, и это далось крайне непросто. После кончины Андрея Александровича многократные попытки возобновить работу над серией (уже под моим научным руководством), да еще в сложные для страны и науки 80-е годы, натыкались на сопротивление дирекции Института. И только благодаря активной и энергичной помощи А. А. Тишкова и протекции Р. П. Зиминой работа над серией возобновилась. Седьмой том, посвященный медведям, вышел в свет в 1993 г. под моей редакцией. В настоящее время опубликовано уже 9 томов серии, основанной в далекие уже 60-е годы прошлого века А. А. Насимовичем.

Справедливость требует сказать (раз уж мы упомянули о дирекции), что поразительная работоспособность Андрея Александровича, его безукоризненная обязательность, отзывчивость, желание откликнуться на любую просьбу и поразительная безотказность интенсивно эксплуатировались. Бесконечные внеплановые большие и малые, но всегда срочные или неотложные просьбы (читай поручения) отнимали у него уйму времени и сил. Он постоянно что-то «готовил» (в том числе, помнится, и национальный доклад СССР для ЮНЕСКО), «составлял записки», «редактировал» и «реферировал» и т. д. и т. п. Вся эта рутинная «работа» очень удручала его, выбивала из колеи, портила настроение, но отказать он не мог. Сейчас, оборачиваясь назад, можно с уверенностью сказать, что эта нескончаемая череда поручений наверняка нанесла серьезный ущерб его научной работе, и кто знает, сколько научных идей Андрея Александровича остались из-за этого нереализованными?

Тем не менее, А. А. Насимович находил время и для основной работы. Помимо работы над упомянутой серией Андрей Александрович совместно с О. Н. Шубниковой готовил рукопись о промысловых млекопитающих и птицах СССР, принимал участие в экспедиции по Байкалу (1966 г.) и очень много сил отдавал работе по проблемам заповедников и по заповедной теме в целом. Результатом было множество публикаций по этой тематике, в том числе и монографического характера.

Раз уж зашла речь о заповедном деле, совершенно необходимо сказать следующее. В сложное для заповедного дела время (50–60-е годы прошлого века), когда царивший в стране тоталитарный режим привел к ликвидации значительной части заповедников и разрушению заповедной системы страны в целом, немногие отваживались встать на защиту заповедников. Среди них был и Андрей Александрович Насимович. Вместе с А. Н. Формозовым, Ю. А. Исаковым, С. В. Кириковым и другими видными учеными он не побоялся опубликовать в газете «Известия» и журнале «Охота и охотничье хозяйство» (1957, 1968) статью со все говорящим названием: «В защиту заповедников».

Еще А. А. Насимович умудрялся подготавливать для реферативных журналов огромное число – многие тысячи рефератов! И его рефераты отличались исключительной содержательностью, четким слогом и вместе с тем лаконичностью.

Те, кому посчастливилось отдавать свои рукописи Андрею Александровичу на редактирование, не переставали удивляться его удивительной манере работы с рукописью. Он не позволял себе, как это делали все редакторы, просто править рукопись ручкой или карандашом по тексту и на полях. Он предварительно отпечатывал поправки, причем, не только фразы, но и отдельные слова, на машинке, нарезал их на полоски или маленькие кусочки (если это были отдельные слова) и затем старательно, буквально с филигранной точностью вклеивал все это в текст, предварительно «раскроив» его на отдельные лоскуты. И эта его манера редактирования была уникальна. Нужно ли говорить скольких трудов это ему стоило? Это был фирменный редакторский стиль Андрея Александровича (особенно любимый машинистками). Тогда еще не было компьютеров, но я убежден, что даже появись они в те времена, своему «фирменному стилю» он бы все равно не изменил.

Любопытно, что в устном обсуждении редактируемого материала, Андрей Александрович был немногословен. Только краткие замечания и только по делу.

Надо сказать, что Андрей Александрович вообще не отличался излишней разговорчивостью, о себе рассказывал очень сдержанно, порой даже скупо, но всегда конкретно. Вместе с тем, он с удовольствием принимал участие в беседах, не избегая в разговоре обсуждения скользких или неудобных тем, и никогда не уходил от ответов даже на очень щекотливые вопросы. Я не припомню случая, чтобы Андрей Александрович покривил душой или слукавил. Он всегда был честен и корректен. Мне ни разу не приходилось слышать от него нелестных слов даже о тех людях, к которым он не испытывал симпатии. Неудивительно, что все, абсолютно все без исключения ученые, с которыми мне доводилось беседовать в самых разных уголках страны, отзывались об Андрее Александровиче неизменно тепло и с любовью. Да иначе и быть не могло! Это был очень светлый, по-настоящему интеллигентный человек. Вообще, у меня сложилось твердое убеждение, что у него совсем не было врагов. Да я и не могу себе представить, что таковые могли бы быть в принципе.

Работать с Андреем Александровичем, а тем более под его опекой и руководством, было удовольствием. Он никогда не препятствовал инициативе, не перепроверял полученные, особенно в поле, данные, а если что-то и поправлял, то всегда ненавязчиво и деликатно. Доверие его было абсолютным. И одно только это не позволяло где-то чуть слукавить или схитрить, что в реальной служебной, да и не только, жизни бывает, увы, не так уж и редко, особенно когда находишься в тисках обстоятельств. Работая над кандидатской диссертацией, руководителем которой он был, я все это ощущал постоянно. И еще он беспрепятственно позволял пользоваться своей обширной библиотекой. Я не знаю, сколько было в ней книг, причем, далеко не только научных (располагались они на разных полках-стеллажах), но наверняка многие и многие сотни. И там были очень редкие, эксклюзивные экземпляры. Но любую из них он легко давал мне на дом, не ограничивая в сроках. Уникальная доброта и доверие.

Андрей Александрович был настолько одержим работой, что даже в отпусках он что-нибудь да писал. После одного из них он привез очень интересную и информативную рукопись книги о слонах, которая так и называлась «Африканский слон». Позднее она была издана и сразу стала бестселлером. После другого – пару статей о заповедниках и т. д. И лишь один раз после возвращения из очередного отпуска он как-то смущенно и даже стыдливо признался, что в этот раз «не написал ничего путного», зато в третий раз перечитал «Войну и мир».

Природа исключительно щедро одарила Андрея Александровича. Люди, близко знакомые с ним, прекрасно знали, как блестяще играл он в шахматы (помнится, как-то в поезде, когда мы ехали с ним на конференцию в Киров, я проиграл ему подряд три партии, каждая из которых длилась не больше 10 минут). Но мало кто знал, что Андрей Александрович отлично ориентировался в мировой художественной литературе, был знатоком и тонким ценителем классической музыки, хорошо разбирался в живописи. Это был всесторонне образованный и эрудированный человек.

Как любой зоолог, Андрей Александрович в молодости был охотником. Однажды он с виноватым видом рассказал мне, что «на его совести» есть даже один медведь. Но впоследствии, глубже познав чарующий мир дикой природы, он без сожаления отошел от охоты и никогда к ней больше не возвращался. Кстати говоря, это характерно для многих зоологов.

Я уже упоминал, что рассказ о научной деятельности А. А. Насимовича, не входит в рамки этой заметки. Но все же нужно сказать, что он по праву считался и поныне продолжает считаться выдающимся ученым-териологом и биогеографом, признанным специалистом заповедного дела. Его научное наследие огромно и не поддается точному учету. Скажу только, что счет его публикаций, считая и рефераты, идет на тысячи! Этот вопрос еще ждет своего исследователя.

Не работать Андрей Александрович не мог в принципе. Мне часто приходилось бывать у него дома, в том числе и в выходные дни. И всегда я заставал его за рабочим столом в тиши своего кабинета. Какие это были приятные дни! Андрей Александрович и его супруга были очень гостеприимными, и я никогда не чувствовал в этом доме никакой скованности или неловкости. Я очень любил этот дом № 8 по ул. Панферова. Сейчас, когда мне случается оказаться неподалеку, я непременно подхожу к его старым стенам и испытываю очень сложную гамму чувств. Это и грусть, и ощущение невосполнимой утраты, и вместе с тем благодарность судьбе за то, что она подарила мне счастье знать и много лет близко общаться с таким замечательным, редкостным человеком, каким был Андрей Александрович Насимович.