В. М. Котляков Отдел гляциологии: первые годы

Пока мы были в Антарктиде[8], произошли важные события. В 1957 г. начался Международный геофизический год, и для проведения исследований на ледниках по программе МГГ в Институте географии был создан новый отдел – отдел гляциологии.

Естественно, и мы со Свенельдом Евтеевым стали его сотрудниками. Международный геофизический год продолжался с 1 июля 1957 г. по 31 декабря 1958 г., а в течение 1959 года исследования МГГ были продолжены как Международное геофизическое сотрудничество. В это время комплексными исследованиями был охвачен весь земной шар – от Северного полюса до Южного, включая Мировой океан, атмосферу, ионосферу и литосферу.

В СССР стационарные гляциологические наблюдения проводились на Земле Франца-Иосифа, Новой Земле, Полярном Урале, Эльбрусе, ледниках Федченко на Памире, Карабаткак на Тянь-Шане, Центральный Туюксу в Заилийском Алатау, Актру на Алтае, в горах Сунтар-Хаята, в Хибинах и под Москвой – в Загорске. В Антарктиде гляциологические работы выполнялись на советских станциях Мирный, Пионерская, Восток-1, Комсомольская, Восток и Советская. Международный геофизический год сыграл решающую роль в становлении советской гляциологии, в превращении ее из узкой академической отрасли науки в широкую науку геофизического профиля, соединенную многими цепочками связей с науками о верхней атмосфере, океане и «твердой земле».

Институт географии АН СССР организовал три полевых станции, работавших в течение двух лет в полярных условиях: на Земле Франца-Иосифа, Новой Земле и Полярном Урале. На Землю Франца-Иосифа в составе экспедиции отправились мои сокурсники – Миша Гросвальд, Саша Кренке, Володя Суходровский, а на Новую Землю – мой «крестный папа» Женя Зингер. Два года этой зимовки оказались особенно сложными. Экспедиция работала в районе залива Русская Гавань на баренцевоморском побережье, как раз напротив места нашей зимовки 1955/56 г. на леднике Розе. Наблюдения вели на крупном выводном леднике Шокальского и примыкающей к нему части Новоземельского ледникового щита. Еще во время Второго МПГ (1932–1933 гг.) здесь работала экспедиция М. М. Ермолаева, и теперь предстояло выявить изменения, происшедшие с ледниками за четверть века.

Детальные исследования продолжались более двух лет. Ребята ходили в маршруты, рыли шурфы, а по соседству в это время военные готовились к испытаниям ядерного оружия. Первая бомба была взорвана на Северном острове Новой Земли 7 сентября 1957 г. Зимовщики со страхом провожали глазами рыжевато-красновато-белое облако, проплывавшее мимо на горизонте и по счастью не задевшее станции. Ядерные взрывы продолжались на Новой Земле и осенью 1958 г., что, конечно, нервировало ребят. Но научную программу надо было выполнять, и члены экспедиции регулярно ходили в маршруты.

А летом 1958 г. только что организованный отдел гляциологии потрясло пришедшее с Новой Земли трагическое известие. Сотрудник экспедиции Олег Яблонский отправился в обычный научный маршрут по леднику, но ушел один, тем самым нарушив основную заповедь работы на ледниках. Он шел по известному всем пути, где, казалось бы, был исхожен каждый метр льда. Трещины оставались сбоку, что делало дорогу безопасной. Но на ледниках десятки разных препятствий подстерегают человека. Так было и на этот раз. Бурное таяние ледника вызвало к жизни стремительные потоки воды, которые на плоских участках превратили поверхность в «снежные болота». Одно такое болото встретилось на пути Олега, ему пришлось обойти опасный участок, но осталось главное русло ручья, заполненное быстро несущейся снежно-водяной «кашей». Один неверный шаг, и Олег оказался в густом как кисель потоке. И некому было подать руку помощи…

А 15 июля 1968 г. не вернулся из снегомерного маршрута по леднику Гергети на Кавказе сотрудник нашей экспедиции Борис Кутний. Хороший альпинист, он, видно, понадеялся на свое умение ходить по ледникам и тоже отправился в маршрут в одиночку. Лишь к вечеру следующего дня его обнаружили глубоко в трещине, но было уже поздно. На леднике отпечатались его шаги сбоку от тропы. Зачем он сошел с нее? И почему был один? Увы, на эти вопросы уже некому было ответить.

По окончании зимовок отдел гляциологии Института стал быстро расти; небольшая комната, выделенная в доме в Старомонетном переулке, уже не вмещала и малой части сотрудников отдела. Пришлось срочно искать помещение, и вскоре мы его обрели в подвале кооперативного дома на Ленинском проспекте, как раз напротив здания Президиума Академии наук. Именно в этом доме жил организатор и первый руководитель отдела, наш всеобщий любимец Г. А. Авсюк.

Начиная с 1937 г. деятельность Г. А. Авсюка неразрывно связана с Институтом географии АН СССР. В первые послевоенные годы он изучал геоморфологию Тянь-Шаня и составил геоморфологическую карту горных районов Юго-Восточного Казахстана в масштабе 1:1 000 000. Григорий Александрович стал инициатором и создателем первого горного стационара в нашей стране – Тянь-Шаньской высокогорной физико-географической станции. Много сил отдала станции и жена Авсюка Маргарита Ивановна Иверонова, снеговед; она тоже там много раз зимовала. Авсюк возглавил работы на этой станции и сам вел наблюдения на ледниках хр. Терскей Ала-Тоо вплоть до 1951 г., когда станцию передали во вновь образованную Академию наук Киргизской ССР. Уже тогда стало очевидным, что ум и сердце ученого принадлежат гляциологии, любовь к которой он сохранял всю свою жизнь. Он проводит новаторские по методике исследования горных ледников Тянь-Шаня, ищет черты сходства и различий в ледниках плоских вершин Терскей Ала-Тоо и ледниковых куполах Земли Франца-Иосифа, отправляется в Антарктиду, чтобы понять природу древних оледенений умеренных широт.

Первые шурфы.

Первые маршруты.

Исследованиями на тянь-шаньских ледниках плоских вершин Г. А. Авсюк установил, что питание холодных горных ледников может происходить не только путем накопления фирна, но и в результате поверхностного намерзания талой воды, т. е. за счет наложенного льда. По существу, это было географическое открытие, сделанное в 1947 г. Авсюком независимо от пришедших в те же годы к подобному выводу П. А. Шумского на основе исследований на ледниках Земли Франца-Иосифа, шведского географа В. Шютта по работам на ледниках Лапландии и швейцарского гляциолога Ф. Мюллера по исследованиям на ледниках Канадского Арктического архипелага. Так в системе гляциологической зональности была открыта зона ледяного питания, широко распространенная на ледниках Арктики и внутриконтинентальных гор.

Все мы относились к Григорию Александровичу с любовью, глубоким почтением и уважением, а многие просто боготворили его. Мягкий и доброжелательный, он создавал дух сердечности и товарищества как в личных, так и в деловых отношениях, и это, безусловно, было одной из причин единства и плодотворности советской школы гляциологии.

Григорий Александрович происходил из старых русских интеллигентов, которые всегда заботились о своей чести и достоинстве своих сотоварищей. Его отец, «старорежимный» военный, уже будучи глубоким стариком, застал первые поездки Григория Александровича в 1950-х годах за границу в связи с организацией Международного геофизического года. В те времена оформить документы для поездки за рубеж было далеко не просто. Глядя на суету и хлопоты сына, оформляющего загранпаспорт, старик назидательно сказал: «Что ты, Гриша, все суетишься? Поди, дай дворнику рубль, он тебе враз выправит паспорт».

Собственно, подвал, в котором размещался отдел, представлял собой бомбоубежище: несколько глубоко расположенных проходных комнат, совершенно изолированных от внешнего мира, с мощной принудительной вентиляцией. Но никто на это не обращал внимания. Каждое утро комнаты заполнялись молодежью, которая с энтузиазмом занималась обработкой полученных с таким трудом материалов, горячо обсуждала результаты и строила новые, далеко идущие планы. Трижды в неделю работал кружок по изучению английского языка – все понимали, что скоро этот язык будет совершенно необходим и для собственной работы, и для неизбежного роста связей с гляциологами всего мира.

Отдел гляциологии стал самым крупным и самым молодежным в Институте. Его костяк составляли недавно окончившие географический факультет Московского университета. Средний возраст научных сотрудников отдела в конце МГГ – в 1959 г. – был 32 года. Очень скоро был организован постоянно действующий научный семинар, на котором еженедельно собиралась вся научная молодежь отдела. Каждый старался рассказать своим товарищам о только что полученных результатах, поделиться своими соображениями. И пускай эти доклады подчас содержали не проверенные еще гипотезы или были ошибочны в каких-либо исходных предположениях – они все равно приносили пользу общему делу, потому что всегда верен старый как мир афоризм, говорящий о том, что в споре рождается истина. Многие подумывали о диссертациях, ведь в то время в отделе были лишь единицы специалистов с ученой степенью.

Спустя несколько лет появилась возможность послать нашего сотрудника в Париж для работы в ЮНЕСКО. Г. А. Авсюк пришел за советом ко мне. Я сразу отвел свою кандидатуру и предложил С. Евтеева, полагая, что ему гораздо больше по душе подобная деятельность. Так и оказалось; вскоре Свенельд уехал в Париж и стал на всю жизнь международным чиновником от науки, дослужившись до заместителя директора ЮНЕП.

Благодаря Г. А. Авсюку отдел имел тесные связи с Академией наук и через Институт, и помимо него. Атмосфера в отделе, несмотря на его молодость, была вполне академичной, и мы строго следовали второму параграфу устава Императорской Санкт-Петербургской академии наук, гласящему:

«§ 2. Обязанности Академии Наук относятся вообще к следующим главнейшим предметам:

а) Она старается расширить пределы всякого рода полезных человечеству знаний, совершенствуя и обогащая оные новыми открытиями.

б) Она имеет попечение о распространении просвещения и о направлении оного ко благу общему.

в) Она старается приспособлять полезные теории и следствия опытов и ученых наблюдений к практическому употреблению».

А планируя новые исследования, мы помнили о соответствующем указе Петра Первого: «…Всем чинам, на службе состоящим, а также мануфактур-советникам и протчим важных ремесловых заведений персонам напомнить надлежит. Все прожекты зело исправны быть должны, дабы казну зряшно не разорять и отечеству ущерба не чинить. А кто прожекты станет абы как ляпать, того чина лишу и кнутом драть велю…»

И хотя отдел занимал особое положение в Институте, и территориально и тематически, все мы активно участвовали в жизни Института географии АН СССР. В ту пору, когда основную массу Института составляли младшие научные сотрудники и лаборанты, работал совет молодых ученых и регулярно проводились молодежные конференции. И было популярнейшее мероприятие – поездки «по меридиану».

Такие поездки представляли собой путешествия 15–20 молодых научных сотрудников Института на автомашине к югу от Москвы с посещением разнообразных природных зон и ландшафтов. Это были своеобразные курсы повышения квалификации, которыми руководил уже не молодой Г. Д. Рихтер, а главным «командором» поездок был Е. М. Зингер. В экспедициях участвовали представители разных географических специальностей, включая гляциологов. Казалось бы, прямого научного выхода из этих поездок не было, но все участники, многие из которых стали докторами наук, говорили о несомненной их пользе именно для последовавших затем научных изысканий. Это подтверждало мысль, высказанную академиком А. Б. Мигдалом: «Научный работник не должен задаваться целью сделать открытие, его задача – глубокое и всестороннее исследование интересующей его области науки. Открытие возникает только как побочный продукт этого исследования».

В эти первые годы становления отдела я сблизился с Альбертом Бажевым, который вскоре стал моим помощником во многих делах. Его научные исследования были посвящены внутреннему массообмену и строению ледников. Он разработал концепцию о внутреннем инфильтрационном питании ледников и создал целую систему методов его измерений и расчетов.

Альберт Бесланович был прирожденным полевиком-исследователем. Зимовки и стационары, маршруты и ледовые лаборатории, чрезвычайно трудоемкие и высокоточные наблюдения в фирновых областях ледников разных районов – на Новой Земле, Кавказе, в Антарктиде, на Памире, Тянь-Шане – ему все было подвластно. Даже в самых тяжелых, иногда критических ситуациях его надежность и спокойствие обеспечивали успех для всех.

Хотя Альберт Бесланович прожил 45 лет в Москве, Кавказ оставался для него родной землей. Поэтому он многие годы работал на Эльбрусе, Марухском леднике, а в 1978 г. взялся организовать Северо-Кавказскую научную станцию Института географии и возглавил на долгие годы большой коллектив Кавказской комплексной экспедиции.

А в середине 60-х годов, после завершения обработки новоземельских материалов, Альберт Бажев начал свои многолетние исследования на Памире. Двумя годами раньше, в 1963 г. произошла знаменитая подвижка ледника Медвежьего на Центральном Памире, с которой, собственно, начались мировые исследования пульсирующих ледников. Летом 1963 г. в этот район выехала группа наших ученых во главе с Л. Д. Долгушиным, который впоследствии много лет работал на этом леднике и сумел предсказать его следующую подвижку, случившуюся через десять лет. А. Бажев летом 1965 г. провел сложные наблюдения в области питания ледника Медвежьего, благодаря чему стал ясен режим этого ледника, и возникло понимание причин его внезапных подвижек. Здесь же он проводил эксперименты по искусственному зачернению ледника.

В 1965 г. была организована Шпицбергенская экспедиция – вновь гляциологи отправились в Арктику, на этот раз на норвежский архипелаг. В руках исследователей теперь было более совершенное оборудование, что позволило не только провести традиционные измерения режима ледников, но и отобрать керн из ледниковой скважины, пробуренной до коренного ложа на глубине 213 м. Этот керн был использован для изотопно-геохимических анализов, выполненных в Москве и Таллинне. В отделе была разработана радиоаппаратура с непрерывной фоторегистрацией отраженных сигналов от поверхности ледника и его ложа, что дало возможность провести радиозондирование ледников с вертолета. Шпицбергенская экспедиция, продолжавшаяся три полевых сезона, оказалась очень плодотворной: на базе этих исследований была опубликована большая книга об оледенении архипелага. Полевые работы отдела на Шпицбергене были возобновлены в начале 70-х годов и практически не прекращаются до сих пор.

К 1964 г., когда были построены первые жилые кварталы в Новых Черемушках, отдел получил новое помещение – несколько квартир в цокольном этаже жилых домов. Мы радовались дневному свету, свежему воздуху, зелени деревьев, видимых из окон, и по первости не замечали крашеных бетонных стен и низких потолков. Но вот когда В. Брумель совершил рекордный прыжок на высоту 232 см и мы попытались отметить эту высоту на стене в нашей комнате, стены не хватило – потолок оказался ниже.