О. В. Рототаева Альберт Бесланович Бажев (1932–1995)

Гляциолог, к.г.н. (1988). В Институте в 1957–1995 гг., зав. лабораторией горной экологии в отделе гляциологии (1987–1995), зам. зав. отделом гляциологии

Альберт приехал в Москву из Нальчика в 1950 г. в группе выпускников-медалистов. Рспубликанский Отдел народного образования направил их для поступления в Московский государственный университет. В приемной комиссии он сразу написал заявление на географический факультет, чтобы в будущем изучать природу гор, и главное – родного Кавказа.

За годы учебы он побывал в экспедициях на Урале, в Сибири, работал с сотрудниками Института геологии Академии наук на Вилюе в годы открытия ими коренных месторождений алмазов.

Еще на факультете Альберт увлекся лекциями профессора Тушинского, который читал курс гляциологии. Закончив учебу, он пришел на работу в Институт географии именно в то время, когда наша страна включилась в программу Международного геофизического года. Душой этого проекта был Григорий Александрович Авсюк, только что вернувшийся из первой антарктической экспедиции. Он начал формировать несколько коллективов молодых ученых для гляциологических исследований по программе МГГ в Арктике. И Бажев, отложив на время мечты о Кавказе, выбрал зимовку на неизведанной для него Новой Земле. С тех пор началась его жизнь в науке гляциологии.

Альберт выбрал целью своих исследований наименее изученный раздел гляциологии – механизм превращения снега на ледниках в лед с участием талой воды, повторно замерзающей в холодной толще снега и фирна. Теоретические основы этого направления были заложены известным гляциологом П. А. Шумским. Но Бажев, будучи прежде всего исследователем-экспериментатором, сумел впервые получить количественные определения этих процессов в разных географических зонах Земли, на полярных ледниковых покровах и на высокогорных ледниках, в разных условиях климата и рельефа. Всю жизнь он провел в экспедициях, увлеченно и без устали исследуя самые высокие зоны ледников – области их питания. Тысячи километров маршрутов, пешком и верхом, на вездеходах и вертолетах. И в этой сложной жизни всегда рядом с ним самый надежный друг и помощник, начиная с зимовки на Новой Земле – жена, гляциолог Валентина Ярославна.

Спуск с ледника Краснослободцева, Памир.

Вернувшись с Новой Земли, Альберт стал руководителем большой экспедиции на Эльбрусе. В 1963 г. он принял участие в советско-французской антарктической экспедиции. Отряд во главе с П. А. Шумским и руководителем французских исследований в Антарктике А. Бауэром прошел санно-тракторным маршрутом через внутренние районы Антарктиды, собрав интереснейший материал по движению ледников. Маршрут продолжался два месяца в тяжелых условиях, при 50-градусном морозе. Альберт сразу нашел взаимопонимание с французскими коллегами и всегда создавал в маленьком коллективе дух доброжелательности и оптимизма. На каждой остановке пока геодезисты-французы и Олег Виноградов проводили высокоточные измерения на ледниковом покрове, Шумский и Альберт бурили ледник, доставая ледяной керн. Образцы льда запаивали в футляры из полиэтиленовой пленки. Предполагалось их дальнейшее изучение в лабораториях Франции. Образцы доставались с большим трудом, и как говорил П. А. Шумский: «Мороз успевал оставить на наших лицах «поцелуи» Антарктиды – пятна обмораживания, но не успевал за нашими голыми руками».

Альберт с родителями, ему 7 лет.

А. Б. Бажев в созданной им лаборатории, Новая Земля.

Измерения в трещине ледника Мал. Азау, Эльбрус.

Затем снова работы на Кавказе, стационар на леднике Марух, а в 1965 г. первое знакомство с памирскими ледниками. Тогда Альберт работал в маленьком отряде в области питания ледника Медвежий, всемирно известного своими катастрофическими подвижками. А в 1970-х годах В. М. Котляковым была организована многолетняя экспедиция по изучению ледников Памира, и в том числе исследования их фирновых областей. Были специально выбраны ледники в разных районах. Обычно с утра в наш высокогорный лагерь прилетал вертолет, мы грузили в него все снаряжение, надевали на свитеры пуховки и летели в самую верхнюю часть ледника – его область питания, где выше только небо. Часто вертолет не мог сесть на рыхлый снег и зависал над ним, а мы быстро выбрасывали свои штанги и лопаты и прыгали вслед за ними сами. Копали под руководством Альберта глубокие шурфы, определяя, сколько лет накапливается здесь толща, с какой скоростью идут процессы образования льда. Улететь обратно из снежного цирка тоже было не всегда просто. Иногда из вертолета спускали лесенку, приходилось очень быстро залезать по ней, и машина, так и не коснувшись снега, успев взять только двух человек, сразу срывалась вниз, в долину. А оставшиеся следили, как солнце садится за горы и ждали, напрягая слух: летит? не летит? Тогда были замечательные небольшие маневренные машины МИ-4 и прекрасные летчики душанбинского отряда, творившие чудеса посадок на пятитысячные высоты.

В некоторых районах мы поднимались на ледник пешком с палатками и приборами, работали наверху неделю. Все это были совершенно новые работы, впервые показавшие, в каком режиме живут ледники Памира и как велико количество осадков в высокогорной зоне по сравнению с засушливыми пустынями, окружающими горный регион. До этого, как и после, таких работ здесь никто не проводил.

После Памира – снова родной Кавказ и ледники Эльбруса. Альберт разработал целую систему сбора данных, измерений, расчетов, которая приводила его к новым теоретическим построениям и открытиям. Везде на ледниках он старался оборудовать в толще снега и льда «холодную лабораторию» для подробного исследования образцов. На леднике Шокальского на Новой Земле это было достаточно свободное помещение, с электрическим освещением и большим числом приборов, многие из которых он придумал и смастерил сам. И даже на Памире, на высоте 5000 м, если мы поднимались на ледник всего на 5–6 дней, первым делом выкапывали в снегу глубокую пещеру для «лаборатории». Днем ходили в маршруты по леднику, а ночами работали с образцами, т. к. для измерений нужны условия наиболее низкой температуры. Сменяли друг друга – в пещере мог уместиться с приборами только один человек, так что спали по очереди. А на Эльбрусе приходилось каждый день рубить лед внутри такой «лаборатории», углубляясь все дальше в толщу ледника, т. к. солнце беспощадно разрушало вход в это драгоценное холодное убежище.

С Альбертом было легко работать в экспедициях – что называется «как за каменной стеной». Кабардинец, выросший в селе, в детстве которого была война, невзгоды и труд наравне со взрослыми, он умел все – навьючить лошадь, наладить переправу через горную реку, построить дом, вытащить человека из трещины, что, к сожалению, нам тоже приходилось…

А. Б. Бажев (справа) с табунщиком Муратом, Памир.

Он с юных лет умел обращаться с лошадьми. В одной из поездок на Памир наш лагерь расположился вблизи высокогорной летовки табунщиков. По вечерам на широком лугу они занимались укрощением молодых лошадей, приучая их впервые к уздечке и седлу. Оказалось, Альберт прекрасно владел этим искусством и даже проводил мастер-класс для неопытных юных табунщиков. А бывалые «мастера» не могли поверить, что в московской экспедиции умеют даже это!!! Их безмерное уважение к Альберту позволило им доверить нам своих лошадей, и мы отправлялись верхом в дальние маршруты.

Мы всегда замечали, как быстро Альберт становится для местных жителей «своим». Он умел найти подход к каждому человеку. Особенно приятно было видеть, как он общается с детьми. Где-нибудь глубоко в горах, если отряд останавливался вблизи таджикского аула или дагестанского села, его очень скоро окружали мальчишки. Они смотрели, как он занимается каким-нибудь интересным мужским делом – чинит подпругу для ишака, точит ножи или клепает ручку у кастрюли, и буквально лезли к нему на колени, получая в ответ добрые слова и разрешение поучаствовать в его работе.

Альберт всегда отличался доброжелательностью к людям. Эта очень интеллигентная черта была, я думаю, следствием настоящего кавказского воспитания. Уважение к старшим, выдержка, терпимость даже к недоброжелателям. Не раз молодые ученые, знакомясь с ним, уже имеющим большой авторитет в науке, удивлялись, как легко в разговоре исчезает чувство «неравенства», как быстро он вникает в суть вопросов и обязательно старается помочь.

Работы Альберта были широко известны и в нашей стране, и далеко за рубежом, но его научный авторитет был связан, конечно, и с личными качествами. Его приглашали для длительных работ в лаборатории Токио, Копенгагена, Стокгольма, где была прекрасная аналитическая база для исследования ледниковых кернов. Ему не мешали языковые барьеры для обмена опытом и идеями, везде появлялись новые научные связи и новые друзья-коллеги.

В Институте он часто занимал выборные должности. Много лет был председателем месткома, секретарем партийной организации – тогда это была структура, серьезно влияющая на работу и жизнь людей. К нему обращались за помощью, шли со своими проблемами, ему верили – и не ошибались.

Вообще стиль жизни в 1960–1990-е годы был более «человечным», было больше общения, сплоченности, и в полевых условиях, и в Институте. Мы помним, как весь коллектив Института в один день поднялся на помощь маленькому сыну Альберта, попавшему в беду, которому срочно была нужна донорская кровь для спасения жизни…

Ученый по существу и складу своего ума, Альберт был одновременно прекрасным научным организатором. Руководитель больших сложных экспедиций, заведующий лабораторией Института географии, ученый секретарь Секции гляциологии, организатор крупных всесоюзных и международных симпозиумов гляциологов, вицепрезидент Гляциологической ассоциации. При подготовке наших почти ежегодных совещаний в разных городах, с большим числом участников, он брал на себя основной объем организационной работы. Необходимо было не только распределить более сотни докладов по секциям, но и расселить ученых в гостиницах, позаботиться об их питании, организовать транспорт и условия быта в многодневных научных экскурсиях. Он успевал все, и все проходило успешно, без всяких конфликтов.

Хотя Альберт прожил в Москве 45 лет, Кавказ всегда оставался для него родной землей и всю жизнь тянул к себе. В Нальчике его считали ученым своей республики. Он много лет работал на ледниках Кавказа, но мечтал основать на родине постоянный научный центр для совместных работ с кавказскими географами. В 1978 г. Бажев убедил академика И. П. Герасимова, тогда директора нашего Института, организовать в Нальчике Северо-Кавказскую научную станцию. Он разработал программу работ и возглавил на долгие годы коллектив ученых Москвы и Кабардино-Балкарии.

И снова развернулись гляциологические работы на Эльбрусе. В качестве эталонного мы выбрали ледник Гарабаши. Под руководством Альберта и его собственными руками на леднике на высоте 3900 м был построен удобный и уютный домик-стационар, который вот уже четверть века является приютом для работ на склоне Эльбруса. В нашей стране сейчас это единственная научная база на ледниках на таких высотах.

В эти годы Альберт способствовал развитию разных направлений в изучении ледников Эльбруса. Кроме ежегодных детальных наблюдений за процессами накопления и таяния льда, это были и геохимические исследования; и первое бурение скважин до ложа ледника, с очень сложной доставкой сначала на ледник тяжелого бурового оборудования, а затем в лаборатории Москвы и Стокгольма замороженного ледникового керна; это и первое радиолокационное измерение толщины льда на южном склоне Эльбруса, с приглашением специалистов из Томска, и многие другие виды работ.

В 1995 г. в Нальчике был создан Кабардино-Балкарский научный центр Академии наук. Альберт помогал организовать в его составе отдел географии, разработал программу гляциологического направления исследований, но продолжить эти работы ему, к сожалению, уже не довелось. Мы не бросили начатое им дело, и каждый год поднимаемся вместе с гляциологами Нальчика в свой домик на склоне Эльбруса, чтобы продолжать непрерывный ряд наблюдений, начатый Альбертом и достигший уже теперь 30 лет.