Четверо из одного города

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Четверо из одного города

Один из самых древних городов Белоруссии Гродно с давних времен славится своим искусством. Столетиями здесь не прекращалась творческая деятельность городских умельцев — кузнецов, резчиков по дереву, ткачей, плетельщиков из соломы, крепостных мастеров портрета. Живописная «неправильность» городской планировки, причудливая кривизна узких улочек, вековое смешение всевозможных архитектурных стилей, резкая пересеченность рельефа, наконец, разнообразие городских окрестностей с красивейшей в Белоруссии рекой Неман — все это, составляющее неповторимое своеобразие Гродно, издавна привлекало к себе художников.

Из созданного ими на протяжении долгих столетий уцелело немногое. В разорительных войнах, каждые двадцать пять — пятьдесят лет проносившихся по этой земле, погибало большинство из созданного умелыми руками талантливых гродненцев. Лучшее из уцелевшего от уничтожения увозилось в чужие края, многое приходило в негодность от нерадения и недосмотра. Совсем недавно в подвале одного из бывших монастырей Гродно обнаружено сильно испорченное сыростью, поразительное по своей ценности произведение портретного искусства XVII столетия, автором которого, по предположению искусствоведов, был известный живописец Онуфрий Хоецкий.

За послевоенные годы облик Гродно резко изменился. В ряд с мрачными средневековыми строениями, костелами и монастырями встали современные сооружения из силиката и бетона. Безмятежный покой тихих городских окраин нарушила деловая суета новостроек, среди которых первое место по праву принадлежит Гродненскому химическому комбинату. Другим стал транспорт городских улиц, изменился вид площадей, берегов Немана. Но главное — изменились люди, жители города. Все это не могло не наложить свой отпечаток на характер творческих исканий художников Гродно.

В самом деле, для тех, кто многие годы писал его узкие улочки, стало весьма непросто выразить новый, еще не вполне устоявшийся городской облик. Молодым в начале их творческого пути предстояло определить для себя чтото принципиально необходимое, чтобы разобраться в этой кажущейся образной эклектике, согласовать на палитре не всегда поддающееся согласованию в жизни. Начались многократные, не принесшие заметных успехов попытки синтезировать канонические приемы живописи с новым, непривычным для нее содержанием. Но древняя церковь просто терялась на фоне десятиэтажного гиганта, а шпили костелов по-прежнему властно устремлялись ввысь, господствуя над хаотическим нагромождением строящихся кварталов. Требовалось новое художественное постижение действительности, и в этом довольно нелегком и непростом деле, на наш взгляд, больше других успели молодые.

Участник нескольких республиканских и всесоюзных выставок художник К. Петров, начисто пренебрегая старым городом, все свое художническое внимание направил на городские окраины, быстро менявшие свой некогда идиллический облик. Дело рук человеческих стало основной сферой творческих интересов К. Петрова. Он скорее других сумел разобраться в духовной сущности промышленного развития и нашел для его выражения наиболее подходящие изобразительные средства. Сначала это была гравюра. Линолеум как материал с его пластичностью и простотой обработки стал верным союзником в оперативном отображении быстро изменяющейся городской действительности. К. Петров сделал несколько своеобразных работ в линогравюре, выставился в Москве и Минске, но все же, будучи живописцем по дарованию, в конце концов обратился к живописи маслом.

Последняя серия работ К. Петрова дает основание предполагать в нем растущего и своеобразного мастера. Крупные бетонные объемы, гигантские заводские сооружения, трубы-колоссы, резервуары и механизмы — вот излюбленные объекты живописного рассмотрения художника. Насыщенный серый или коричневый колорит с незначительными тоновыми переходами, декоративная огрубленность контуров подчеркивают объемность и почти осязаемую предметность изображаемого. Жаль только, что человек на полотнах Петрова зачастую несет чисто служебную функцию, необходимую лишь для масштабного сопоставления, что он здесь — фигура заднего плана, в то время как весь передний план отведен для подробного обозрения им созданного. Надо, однако, отдать ему должное: это созданное человеческими руками почти всегда поражает, главным образом, своей грандиозностью.

При всей кажущейся композиционной несложности петровских построений, их крайней цветовой лапидарности и смысловом лаконизме в каждом из них содержится точный, почти математический расчет, выверенность каждой детали. Способом предельного высвобождения от всего лишнего, необязательного достигается высокая выразительность, например, полотно «Смена идет». Во всем этом весьма незатейливом с виду изображении заводского антуража легко и просто читается напряженная деловая атмосфера стройки.

В противоположность К. Петрову другой, более молодой гродненский живописец В. Щербаков — лирик по складу своего характера. Его художнические симпатии в условиях широкого промышленного наступления на природу почти всегда на стороне последней. Живописные зеленые пригороды, гродненская достопримечательность — Коложская церковь, построенная в XII веке, Неман с его меловыми обрывами, поросшая муравой дорожка к колодцу — излюбленное содержание живописных работ В. Щербакова. Не удивительно, что этот художник с первых дней своей работы к Гродно в качестве материала избрал традиционную акварель, изрядно потесненную на выставках, почти выходящую из моды. Но именно акварель благодаря особенностям ее изобразительных возможностей, музыкальной тонкости, как ни один другой вид изобразительной техники, позволяет с наибольшим успехом выразить сильные стороны дарования В. Щербакова. Его работы подкупают неброской живописностью, свойственной только акварели, легкостью и воздушностью подернутых дымкою далей. Акварельные портреты Щербакова, полные изобразительного очарования и одухотворенности, впечатляют настоящим артистизмом исполнения.

Совершенно иного характера творчество А. Захарова, на протяжении многих лет упорно работающего в технике линогравюры. Главную свою задачу Захаров видит в постижении сложного, изменчивого, но неизменно привлекательного характера современников — молодых людей, рабочих, девушек, женщины-матери. В каждом таком образе художник стремится к максимальной выразительности, почти филигранной отточенности линии. Символическая многозначительность его лучших работ позволяет расширительно толковать их смысл, порой обретающий обобщенно-притчевый характер. Гравюры А. Захарова, посвященные подвигу женщиныматери в прошлой войне, выставлялись на областных и республиканских выставках, экспонировались за рубежом.

На одной из последних выставок в Гродно всеобщее внимание обратил на себя ряд листов и полотен молодой гродненской художницы Л. Наливайко. Ее живописные работы оказались не только не похожими на чьи-либо другие, но и совершенно несхожими между собой ни по технике их исполнения, ни по их авторскому замыслу. Почти все они были отмечены благородной печатью настойчивых и в значительной мере плодотворных исканий, диапазон которых простирается как в области тематической, так и в области колорита, живописной техники. Л. Наливайко уверенно и почти виртуозно работает маслом, гуашью, пастелью, резцом. Зрителю трудно было что-либо выделить из широкого круга ее пристрастий, чему-то отдать предпочтение — почти все ее попытки в различных жанрах казались одинаково успешными. Как правило, Наливайко редко удовлетворяется чисто внешним, визуальным изображением предмета, она неизменно стремится проникнуть в его сокрытую суть, постичь его изнутри. На графических листах Л. Наливайко господствует линия, доведенная до музыкальной многозвучности, а в ее гуашах проявилась вся прелесть насыщенных темных тонов.

Броский современный декор, цветовое разнообразие, смысловая усложненность — сильные стороны изобразительного таланта Л. Наливайко. Что же касается ее некоторой жанровой неопределенности, то вполне возможно, что в этом заключено ее преимущество. Трудно да и вряд ли есть надобность в настоящее время ориентировать художницу на что-либо узко определенное. Со временем сами собою определятся ее пристрастия и она сделает выбор. А быть может, и не надобно никакого выбора. Ведь всякая конкретизация, художническая специализация связаны с известным отказом от чего-то, а было бы жаль, если бы что-то из яркого и самобытного дарования молодой художницы было утрачено.

О художниках Гродно можно написать много, они достойны того. И если мы здесь взяли для обозрения лишь четверых из почти двух десятков гродненских служителей кисти и резца, то отнюдь не потому, что остальные того не заслуживают. Просто упомянутые нами в наибольшей степени несхожи между собой: разные поколения и различный масштаб дарований — и уже в этом заложена определенная их интересность.

[Январь 1971]