Природа поэтического

Природа поэтического

Среди многочисленной корреспонденции, ежедневно поступающей в редакцию, нередко встречаются письма молодых (и не только молодых) людей со вложенными в них несколькими страничками стихов — зачастую первыми пробами их пера. Стихи эти большей частью представляют собой очень слабую попытку из области литературного версификаторства, более чем приблизительное сочинение на тему очередной смены времени года, предчувствия любви или весьма косноязычное словоизъявление лирического героя относительно бурь, ветров и жажды всевозможных жизненных беспокойств.

Стихи такого рода не вызывают особенных затруднений при их оценке, чего нельзя сказать о другой части подобных обращений в редакцию, где содержатся несколько иного характера вопросы, обычно тривиальные в подобных случаях, но тем не менее весьма важные для их авторов: стоит ли вообще продолжать сочинять стихи, имеются ли для этого хотя бы незначительные способности и как добиться поэтического мастерства. Именно эти вопросы часто ставят в затруднительное положение тех, кто обязан на них ответить. И поэтому, думается, будет нелишне порассуждать здесь о некоторых, может, и не новых для творчества вообще, но немаловажных в каждом отдельном случае истинах.

Начнем, пожалуй, с выяснения, что такое поэзия? Некоторым этот вопрос, возможно, покажется риторическим. В самом деле: кто со школьной скамьи не знает, что поэзия — это стихотворная, ритмически построенная речь (противоположная прозе), — как записано в одном из современных толстых словарей. Данное определение, к сожалению, слишком распространено для того, чтобы можно было бы с ним не согласиться или тем более его опровергнуть. И все же, думается, оно неполно и как бы односторонне и потому нуждается в уточнении.

Действительно, стоит только сопоставить для сравнения такие сочинения, как «Илиаду» Гомера, «Слово о полку Игореве», любое из стихотворений, скажем, А. С. Пушкина, В. Маяковского, С. Есенина, чтобы убедиться в почти непостижимом разнообразии этого понятия — поэзия. Трудно, пожалуй, поначалу отделаться от мысли, что, например, отлично зарифмованные и довольно метрически организованные строчки:

Мы мечтаем, творим и дерзаем,

Нам, романтикам, в 20 лет

Стала тесною ширь земная

И предела мечтаниям нет, —

не хуже (а возможно, некоторым даже покажутся и лучше) известных стихов из «Слова о полку Игореве»:

На Немиге стелют снопы головами,

Молотят цепами булатными,

Жизнь на току кладут,

Веют душу из тела.

И тем не менее здесь — не требующий доказательства факт того, что «Слово», созданное много столетий назад, — бессмертный поэтический памятник русского народа, в то время как приведенные выше строчки молодого поэта — стихотворная имитация, хотя бы и неплохо выполненная, но имеющая очень немного общего с поэзией.

Маленький этот опыт дает основание заключить, что поэзия — нечто несравненно более тонкое и сложное, чем просто ритмически построенная речь.

Оставляя за пределами данной статьи прочие явные недостатки поэтического творчества начинающих, постараемся разобраться лишь в тех случаях, когда стихотворение в общем содержит все признаки поэзии и тем не менее только с оговорками может быть отнесено к таковой.

Существует более чем абсурдное мнение, будто для успешного занятия поэзией достаточно изучить формальные приемы стихосложения, что, надо сказать, при достаточной грамотности в наше время не так уж и сложно. Именно для этой цели когда-то была выпущена книжка проф. Г. Шенгели «Как писать статьи, стихи и рассказы», выдержавшая в свое время около 7 изданий. Автор этого труда-пособия давал ряд практических советов по стихосложению, определению размера, излагал сложную систему упражнений и т. п. Существовали, по-видимому, и другие советы и «труды», содержащие рецепты «изготовления» стихов, на которые обычно очень падки начинающие, но которым — об этом надобно заявить со всей решительностью — все подобного рода советы совершенно ни к чему. Они, мягко выражаясь, бесполезны, эти советы, прежде всего потому, что дезориентируют литературную молодежь, уводя ее от того направления, где в самом деле следует искать истоки поэтического.

В основе поэзии лежит особая, высшая способность к сопереживанию.

Душевная отзывчивость, умение порадоваться чужим радостям и опечалиться печалями ближнего, обостренное чувство справедливости — вот те непременные условия, при которых только и могут зародиться поэтические способности. Натура инертная, тем более черствая, эгоистичная, какими бы литературными навыками она ни обладала, не может достичь сколько-нибудь значительной поэтической высоты. Впрочем, настоящее положение относится, пожалуй, ко всем видам художественного творчества, что же касается поэзии, то здесь оно просто-таки непреложно, ибо, по выражению В. Г. Белинского, «личность поэта является на первом плане, и мы не иначе, как через нее все принимаем и понимаем». Поскольку поэзия — один из многих видов искусств, адресованный прежде всего человеческим чувствам, то уже по этой причине она сама должна быть наполнена неподдельными чувствами. Поэтическое очень неохотно мирится с холодностью, умозрительностью, рассудочностью, всякий раз требуя теплоты и живых человеческих эмоций.

Способность к сопереживанию — первое, очень немаловажное, но далеко не единственное из качеств, необходимых как предпосылка поэтическому таланту. Ведь переживать и чувствовать можно и молча, никак не выражая этих своих, может, весьма значительных чувств. Но, чтобы их выразить полно и правдиво, надобно качество родственного, но несколько иного порядка — искренность.

Пожалуй, будет нелишне проиллюстрировать это положение на двух конкретных примерах, взятых из современной поэзии. Оба этих стиха принадлежат перу начинающих, оба автора — поэтессы. Впрочем, дело не в личностях, и потому не будем называть фамилий.

Вот эти стихи:

Осень,

Ты которая

На моем веку?

С листиком,

Шуршащим сонно на суку,

С липкой паутиной,

Трогающей бровь,

С нереальной явью,

С небылицей снов…

Осень,

Ты которая

На моем веку?

 С ветром,

Леденящим звонкую ольху,

С вечным ожиданием,

С думою одной,

С верой, что желание

Сбудется весной.

И другое:

И пусть неудачи,

Не могу я без спора.

Обиды и ссоры —

Не могу я иначе,

Не люблю я тиши и глади,

Не терплю покровителей-дядей.

Мне знакомы и скорбь, и горе.

Я ветер ищу и горы.

Да горы, какие покруче,

Да ветер, чтоб жесткий и жгучий.

Над морем бушующим тучи!

Вот это мне не наскучит.

Все вынесу — голод и стужу.

Скажи лишь: «Так людям нужно».

Пожалуй, нет необходимости подробно разбирать достоинства первого стихотворения, написанного скромно и задушевно, без надрыва и риторики. Человека, чуткого к поэзии, не может не тронуть это тихое, со светлой грустинкой настоящее лирическое стихотворение, полное поэзии и одухотворенности. К сожалению, даже малой толики этих достоинств не ощущается во втором, которое, уже с самых первых строк, ставит читателя в недоумение своей претенциозностью и логической недостоверностью.

Не говоря уже о форме выражения (кстати, весьма корявой), настораживает заявление автора вроде: и пусть неудачи, не могу я без спора. Обиды и ссоры — не могу я иначе. Не успев побороть этого первого, подсознательного еще несогласия с, мягко выражаясь, необычностью лирического героя, сразу же натыкаешься на следующую спорную строчку: «Не терплю покровителей-дядей», за которой следует насквозь фальшивая по своему крикливому пафосу декларация: «Я ветер ищу и горы», «какие покруче», «ветер чтоб жесткий и жгучий (!?), над морем бушующим тучи».

Недоумеваешь, для чего это и зачем искать горы и тучи над морем? Неужто не известно, где находится то и другое, и главное — для какой надобности все это потребовалось? Следующая строчка, однако, не только не рассеивает недоумение, но это недоумение усиливается до удивления: «Вот это мне не наскучит». Оказывается, все дело в скуке! Поняв это, хочется улыбнуться вздорности всех вышеизложенных желаний, желаний только ради того, чтобы избавиться от скуки. Заключительные строки никак не могут возместить логическую и эмоциональную несообразность стихотворения, ибо звучат столь же фальшиво, как и предыдущие.

Недостатков в этом стихотворении много, проистекают они, по-видимому, в силу различных причин, но главная причина, которая, на наш взгляд, при любых обстоятельствах неизменно обрекает стихотворение на неудачу, — неискренность лирического героя, его эмоциональная фальшивость. Будь эти чувства истинными, даже при скромном поэтическом опыте автора для их выражения нашлись бы куда более точные слова и родились бы более внятные мысли. Примеров подобного рода можно привести великое множество.

Настоящую поэзию от поэзии фальшивой отличить при достаточно развитом вкусе не так уж и трудно. Обычно в качестве эталона высокой поэтичности вспоминают известное стихотворение Н. А. Некрасова «Несжатая полоса». И это действительно эталон, эмоциональная сила которого, искренность, способность автора к сопереживанию будут служить образцом еще для многих поколений начинающих.

Однако, бесспорно, что одних только врожденных, благоприятных данных еще недостаточно для достижения действительно поэтического. Всякий талант нуждается в длительном и упорном совершенствовании. Но не вызывает также сомнений и тот факт, что любая, пусть даже чрезвычайной трудоспособности попытка в этой области бесплодна, если она не имеет под собой тех главнейших условий, о которых говорилось выше. И совершенно бесспорно, что только при наличии в таланте этих возможностей появляются предпосылки для дальнейшего его развития.

Хотя, однако, это вовсе не означает, что те же качества открывают ему столбовую дорогу в поэтическое будущее. Для этого будущего необходимо еще очень многое. Нужен еще совершенный поэтический вкус, позволяющий отличать красоту от красивости, нужна зоркость глаза и острота ума, воспитывающие образность мышления, нужно, наконец, чувство гражданственности, постигаемое в процессе всей жизни. Но все это дело опыта и совершенствования мастерства.

Мы коснулись здесь только главнейших условий и предпосылок, лишенный которых всякий поэтический талант неполноценен. Размеры газетной статьи, к сожалению, не позволяют сколько-нибудь обстоятельно проанализировать прочие качества, без которых невозможна настоящая поэзия.

Поэзия — высокий результат художественного творчества, далеко не лишний в произведениях многих видов искусств — прозы, живописи, музыки и, конечно, совершенно необходимый стихотворной речи. Достижение его возможно лишь при определенных условиях, которые обобщенно принято называть поэтическим талантом. И если во многих произведениях прочих искусств поэтического может и не быть, и при этом проза, живопись, музыка, обладая иными, присущими им достоинствами, таковыми и останутся, то стихотворная речь без поэзии начисто лишается всей своей художественной ценности.

Чисто формальные приемы и признаки здесь мало чем могут помочь, — так как классическая метрика и рифмика в современной силлабо-тонической системе — далеко не решающий признак поэзии (существует ведь стих и белый и т. н. свободный), а со времен В. Маяковского широко распространилась ритмика как главный формальный стихотворный прием. Так многие стихотворения этого поэта (например, широко известное «Возьмем винтовки новые») построены на смешении разнообразных размеров, но тем не менее жестко организованы единым ритмом.

Что касается современной русской и белорусской поэзии, вобравшей в себя длительный опыт предыдущего, то они в последнее время имеют тенденцию к значительной формальной раскованности при непременном и упорном тяготении к внутренней значительности и поэтичности. В истинности этого утверждения убеждает творчество лучших поэтов нашего времени.

Даже обладающим поэтическим талантом трудно за короткий срок сделать невероятное по напряжению усилие, чтобы овладеть вершиной мастерства. Но тем не менее надобно иметь ясное представление об этом усилии, без которого стихотворчество не только безрезультатно, но и в определенном смысле противопоказано. Тематика, благие намерения здесь решительно не имеют никакого значения, потому что, как писал В. Белинский, «какими бы прекрасными мыслями ни было наполнено стихотворение, как бы ни сильно отзывалось оно современными вопросами, но если в нем нет поэзии, в нем не может быть ни прекрасных мыслей и никаких вопросов, и все, что можно заметить в нем, — это разве прекрасное намерение, дурно выполненное».

Лучше, пожалуй, не скажешь.

[1966]