10 ноября
10 ноября
Утром, как только мы позавтракали («хлопцы» продолжают нас подкармливать!), пришла Анастасия Михайловна, взволнованная и деловитая. Поцеловала меня, а затем сообщила:
— Преподавателей берут на учет. Власть наша уже на местах. Пошли на Подол!
Быстренько собрались и зашагали в город. Шесть километров одолели очень быстро, то разговаривая, то здороваясь со встречными.
На Червоной площади, в здании «Киевэнерго», на котором победно реял в морозном воздухе наш рубиновый флаг, разместились различные учреждения. С радостно-знакомым биением сердца прочитали на дверях слова: «Райисполком», «Райпартком», нашли дверь с надписью «Районо» и оказались перед столом, где регистрировали учителей и распределяли их по школам.
Мы были приписаны к ближайшей от дома средней школе, 123-й; завтра утром обязаны явиться в распоряжение директора. Радостные, успокоенные направились мы домой. Собственно, домой спешила Анастасия Михайловна, а я, найдя ей спутников, решила еще подняться на гору, на Крещатик, немного прогуляться по городу, свободно походить и подышать свежим воздухом.
Крещатика не узнать. Сплошные руины, взорваны все до одного здания. Пробираться узкой тропой, проложенной пешеходами между камнями, обломками стен и искореженными стальными балками, было тяжело; утомившись, дальше не пошла.
Смотреть на остовы изуродованных, обгорелых зданий было до слез больно. Сколько понадобится труда, чтобы только разобрать эти руины! И уже хотелось сразу же приняться за работу! Глаза хотели видеть, и уже видели, на месте этих страшных мертвецов, оставленных руками смертоносцев, сказочно красивые, ажурные, чудесной архитектуры ансамбли высоких зданий, в зелени и цветах. Воображение рисовало широкую улицу в каштанах и рябинах, в палисадниках со сплошными кустами роз, которые будут цвести с весны до поздней осени, в цветочных коврах и цветочных клумбах.
Будет нелегко, порой будет очень трудно, но разве трудности когда-либо были нам страшны? А для себя народ сделает все.
Размышляя обо всем этом, вышла я на Печерск. Этот уцелевший живописный уголок города порадовал глаз: улепетывая отсюда в последнюю минуту, насильники не успели его разрушить. По улицам Печерска сейчас ходили наши офицеры, бесшумно мчались наши автомобили.
Первомайский парк погружен в зимнюю спячку. Прошлась по нему, полюбовалась на знакомый, всегда такой притягивающий к себе пейзаж Днепра и киевских круч. Где именно форсировали его наши бойцы, где «пили воду шеломом» из него? Опрошу при случае наших разведчиков.
На Владимирскую горку уже не пошла: утомилась. Но когда выходила из парка, увидела именно ее. Глаза привычно выхватили монолитную чугунную фигуру князя Владимира.
Уже в сумерках дошла по улице Фрунзе до мосточка через речку, возле лечебницы имени Павлова. Вдруг появились вражеские самолеты. Это уже третий налет после освобождения Киева. Дружно заговорили наши зенитки. Вскочила в чью-то подворотню. Незнакомая женщина пригласила в дом. Скоро самолеты исчезли.
Дома меня встретили радостные Наталка и Маруся: они уже были на обувной, завтра начинают работать. Сейчас я в комнате одна. Ни детей, ни мам, ни бабушки. Где они? Все на «мужской половине», где же им еще быть? Сроднились мы с бойцами, привязались очень к ним, а они — к нам. Жаль будет расставаться. Вот мальчики примчались на кухню. Значит, есть какая-то новость.
— Там — музыка!
— Хорошо, — говорю, — освобожусь — приду.
Мальчики исчезают.
На «мужской половине» появился аккордеон. Кто это поет так нежно «В землянке», с чувством аккомпанируя себе? По голосу узнала Гринева. Потом полилась мелодия вальса «В лесу прифронтовом».
Ребята уже, наверно, сообщили Владимиру Петровичу о моем возвращении домой, — значит, он скоро появится на нашей половине. Придет побеседовать, взять книжку. Он любит со мной беседовать. Вчера были с ним на Сырце. Вечер, проведенный в простой и душевной семье, Любышкина и Фросю вспоминает с удовольствием.
Завтра в школу. Подумаю об этом — и всю охватывает радость. Ой, ой, неужели завтра в школу?
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
18 ноября
18 ноября Утро. Падает пушистый снежок, морозец небольшой, мягкий. Позавтракав, побежали уже на работу и Маруся и Наталка, мы с дочуркой собираемся в школу. Сегодня все проснулись рано, даже мальчики. И Маринка сердится на них:— Чего вы в такую рань поднялись? Под ногами
6 ноября
6 ноября И вот уехали мы из Жиздры в Майкоп. Не удалось мне передать ощущение новой жизни, очень русской рядом с майкопской, окраинной, украинской, казачьей. Мы в последний раз в жизни повидали бабушку, в последний раз в жизни погрузился я в особую атмосферу шелковской
9 ноября
9 ноября Предыдущую тетрадь я вел три года, а эту – три месяца. Отчаянно стараюсь плыть, бьюсь с ужасным безразличием, в которое впадал от времени до времени всю жизнь, отчаянно стараюсь научиться писать по-новому. Пьеса за это время плыла медленно-медленно. Прежде я
16 ноября
16 ноября Итак, мы вернулись в Майкоп, и началась новая зима 903/904 года. Осенью исполнилось мне семь лет. Я пережил новое увлечение – мама рассказала, как была она в Третьяковской галерее. И это почему-то поразило меня. «Картинная галерея» – эти слова теперь повергали меня в
17 ноября
17 ноября Я стал гораздо самостоятельнее. Я один ходил в библиотеку – вот тут и началась моя долгая, до сих пор не умершая любовь к правому крылу Пушкинского дома. До сих пор я вижу во сне, что меняю книжку, стоя у перил перед столом библиотекарши, за которым высятся ряды
26 ноября
26 ноября Я сам не представлял себе, как я мучительно не умею писать о том, что в детстве переживалось в самой глубине. Но мечта поймать правду, заставляющая меня быть столь многоречивым, желание добраться до самой сердцевины, нежелание быть милым и литературным толкает в
27 ноября
27 ноября Итак, мы поехали в Одессу. Отношения между отцом и матерью все усложнялись, майкопская жизнь не удавалась. Мать решила, что зависеть материально от отца унизительно. Работать по специальности – акушеркой – она не могла. Это отнимало бы у нее слишком много времени.
29 ноября
29 ноября Ездил в город, отвозил Кошеверовой либретто сценария, который я назвал в память о последнем моем юношеском путешествии в горы «Неробкий десяток». Так назвал нашу компанию Юрка Соколов... Хоть кусочек поэтического, богатейшего опыта тех дней перенести бы в
21 ноября
21 ноября Осенью 1910 года всех поразило сообщение – Толстой ушел из Ясной Поляны.
22 ноября
22 ноября Все говорили и писали во всех газетах только об одном – об уходе Толстого. В Майкопе пронесся слух, что он едет к Скороходовым в Ханскую. Не знаю до сих пор, имел ли основание этот слух. Где-то я читал впоследствии, что Толстой собирался ехать на Кавказ, но куда, к нам
23 ноября
23 ноября Устроили большой вечер памяти Толстого.[204] В Майкоп приехал младший брат Льва Александровича – Юрий.[205] Он был и выше, и шире, и собраннее брата. И говорил лучше, Лев Александрович считался плохим оратором. Так вот, на большом толстовском вечере он говорил
24 ноября
24 ноября Мы в это же время решили вдруг выпускать журнал. Мы, пятиклассники. Я написал туда какое-то стихотворение с рыцарями и замком. Помню, что там, как в какой-то немецкой балладе, прочитанной Бернгардом Ивановичем, в четырех строках четыре раза повторялось слово
1 ноября
1 ноября В Гаграх, прочтя в газете о смерти Бориса, я обиделся, как уже рассказывал, а вечером пошел в свою любимую прогулку по шоссе. Я все мечтал, и шел, и опьянел от этого. Мне стало казаться, что в мире вокруг есть правильность, что луна над горой, шум прибоя внизу и я –
2 ноября
2 ноября Возвращаюсь в Майкоп 14 года.
26 ноября
26 ноября Чужим я чувствовал себя и у дяди Аркадия. Это был Тонин дядя. И Тоня, выдержанный, хорошо говорящий, образованный, ясный, был принят в его семье как свой. У меня особенно испортились отношения с ним после одного случая. Маруся Зайченко делала сбор для какой-то
27 ноября
27 ноября Впрочем, два этих последних понятия только-только начали появляться и утверждаться. Ведь война только-только начиналась. Первых раненых мы увидели на маленькой станции по дороге в Москву, ночью, и мне стало жутко. Но первые беженцы, первые «варшавские кафе»,