8 марта
8 марта
…Давно, так давно это было: торопясь в день 8 марта в школу, я знала, что после уроков меня ждет обязательный подарок от тебя, Михайлик. Но что же ты мне подарил в последний раз? Вспомнила: красивое, дорогое однотомное издание переписки А. С. Пушкина и большой шоколадный торт. Школьники преподнесли мне чайный сервиз — знак уважения к классному руководителю. Я скрыла от них свое недовольство таким подарком, мне куда больше была бы по душе обычная книжка с наивной и искренней детской надписью.
Утром меня разбудили три женщины с нашего участка. Сонная, испуганно смотрю на них: какое-нибудь несчастье? А они смеются:
— Пришли поздравить с нашим праздником! Сейчас ведь женщина женщину поздравляет. Мужчины-то на фронте.
Но кто же меня поздравляет? Лица знакомые, а фамилии не помню.
— Мы сейчас уйдем, рано еще. Вы спите. Забежали к вам по дороге, идем на Подол.
И быстро ушли, поговорив о чем-то на кухне с мамой. Заснуть я уже не могла. Со всех сторон обступили мысли. Мама, увидев, что не сплю, говорит:
— Они принесли несколько кочанов капусты и корзину свеклы. Говорят: «Это вам. Посидите несколько дней дома, не ищите базара».
Сегодня у меня свободный день — какая-то капля радости. Начальники разъехались с утра, а в десятом часу исчезли и инспектора (проверить, где бывает инспектор, что он делает, — трудно).
Улица залита солнцем, в воздухе пахнет весной, а перед глазами, как живой, стоит твой образ: ночью приснился. И знаешь, при каких обстоятельствах? В Пуще, возле санатория имени Горького, в ельнике, на большом пне сижу я и пою тебе, а ты лежишь на траве возле меня и пытливо смотришь, как бы прощаясь… Проснулась из-за того, что сильно билось сердце.
Домой я сегодня не торопилась. Выискивала подмерзшие лужи и, словно ребенок, ступала по ним, прислушиваясь к хрусту льда. А в мыслях неотступно все тот же сон.
Мама готовит обед, а я, взяв твои последние несколько писем ко мне, забралась с ними на диван, чтобы лечь у окна, где солнышко пригревает, и, сомкнув глаза, вспоминать прошлое, такое близкое и в то же время далекое.
Я прикорнула на диване и спокойно спала несколько часов. Какая чудодейственная сила: солнце, надежда и письмо к тебе, письмо без адреса!
Разбудила меня Ольга Григорьевна. Зашла поздравить с праздником, поговорить. Рассматривали с ней школьные фотографии, вслух думали над тем, где ты сейчас, где весь наш коллектив, с горечью вспоминали ободранную и облупленную нашу школу, которую немцы превратили в концентрационный лагерь для пленных. «Чтобы не журылись», мама позвала нас на обед и накормила борщом с косточками (брала по 150 рублей килограмм!), таким, какого мы «и в девках не ели!», голубцами с пшеном.
Когда проводила Ольгу Григорьевну до трамвайной остановки и вернулась, дома ждала меня Матрена Ивановна Федоренко. Где ее муж — не знает. С тех пор как мы потеряли связь с вольной, не захваченной немцами землей, она ничего о нем не слышала. Матрена Ивановна живет с дочкой на Подоле, работает в столовой. Она огорошила меня известием: гестапо забрало директора нашей школы Григория Кириаковича Гречко, его жену Нину Георгиевну. Хотели арестовать и Инну, их дочь, но, к счастью, не застали дома. А потом она бежала в село.
Горько плакали мы с Матреной. То были слезы и боли и досады: зачем Гречко вновь появились в Киеве, в квартире, которая стала западней! До сих пор ведь скрывались где-то в селе, и мы были уверены, что они спасены. Рассказывают, что гестаповцы вели мужа и жену Гречко по мостовой с закрученными назад руками среди бела дня, на виду у всех.