4 ноября

4 ноября

Вчера целый день и сегодня всю ночь музыка боя за освобождение нашего города была такая прекрасная, такая могучая, такая сильная, такая безумолчная, что вокруг нас дрожали пустые здания и звенели уцелевшие стекла. В небе властвовали наши самолеты, мы слушали рокот наших моторов, а на тех, что проносились низко, около самых окон, видели наши звезды. Ни одного длиннохвостого, ни одного свистящего гада нет уже в нашем небе: просвистелись наконец! Беспомощным и смешным было уханье зениток, которые лаяли как бы по обязанности — и пролаялись.

С Куреневки на улицу Кирова вновь потянулись обозы, туда же, в сторону вокзала, мчались огромные чудовищные автомашины; они метались по нашей улице как очумелые, меняя направление. Вчерашний день промелькнул небывало быстро. Мы с жадностью наблюдали за всем происходящим, и нас, измученных тревогой и голодом, эта радость наблюдений просто обессилила. Немного отдохнув, продолжали наблюдения. Когда совсем стемнело, увидели огромное зарево со стороны Куреневки, с чердака оно хорошо было видно. Что сейчас делается в городе — не знаем, но взрывы продолжались всю ночь. Где-то в районе улицы Короленко пылает и сейчас огромный пожар, это нам хорошо видно из окон комнат.

Грохочут, проезжая, обозы. С самого утра ни одного человека на улице, Уже не трамвай, а грузовик повез утром на «работу» людей с повязками. Еще рано, в комнатах сумерки, небо в тучах. Снова — немец; с какой-то мегерой он вошел в здание напротив. Проходит пятнадцать напряженных минут. Вот они появились и направились в подворотню рядом. Неужели обходят квартиры? Значит, сейчас будут у нас.

О! Опять вышли. Идут. К нам? Готовлю заученную ложь.

Что может быть ужаснее страха! Вот такого, в своем доме, в своем городе, на своей родине.

Методично, как бы по расписанию, бьет каждые полчаса пушка на соседней улице.

Ждем с нетерпением продолжения наступления. На цыпочках из своей комнаты выходит Софья Дементьевна. Ее круглые, темные, добрые глаза снова в тревоге.

— Тише, — шепчет нам, в комнату, и без того безмолвную. — Тише! В аптеке рыскают немцы из обоза!

Остановили ходики. Кажется, что заодно остановили сердце.

Двери наши замаскированы поломанной мебелью. Ход через аптеку на второй этаж забит наглухо.

…Смотрю, как на тополях за окном ветер треплет несколько сухих листочков, которые еще задержались. Вот-вот они упадут, но держатся и все еще шепчут что-то свое, осеннее…

В аптеке мародеры долго не остаются. Напрасно испугались. Пустили ходики. Канонада заговорила, возобновилась: наступление продолжается.