12 ноября

12 ноября

Утро было с морозцем, с легким налетом инея на крышах. Но днем установилась прекрасная погода поздней-поздней осени. Звонкий и сухой воздух. От снега и следа не осталось.

Поразительно: к чему солнце, когда так хочется есть?

Домашние разошлись, а мать варит какой-то суп. И отчего это он, «нисчемный», так долго варится? Эх и изголодались же. Мы до того изнеможены, что нет сил тащить на плечах зимнюю одежду. Но больше всего терзают душу дети. Маринке седьмой (год, она уже кое-что понимает, но молчит, только глаза ее, большие черные глаза, печальные и голодные, а потому невероятно страшные, донимают и тупым ножом режут сердце. Юрик же и Василек, которым по два с половиною года, ничего не могут понять. Они знают лишь одно:

— Хлеба!

— Печенья-а-а…

Мама обещает им к супу по большому куску «печенья», по «поныку-боныку» из тертой картошки, только бы молчали; у нее руки дрожат от их скулежа, и «поныки» портятся…

Маринка слоняется (где-то во дворе, чтобы избежать общества мальчиков, которые ее буквально извели. Она комично выражает им свое негодование: «Столько голодаете, а еще не научились голод терпеть!»

После приказа от 20 сентября «немедленно всем явиться на место прежней службы и приступить к работе» списки всех учителей передали в так называемый отдел культуры и просвещения Куреневской управы инспектору «пани» Шкроб.

Вчера узнала, что без моего ведома меня, в числе других учителей с законченным высшим образованием, «запланировали» в… гимназию, 8-ю мужскую реальную гимназию, которая будет помещаться в бывшей 123-й средней школе. Ответила на это назначение молчанием, так как уверена, что никакой гимназии, даже обычной школы, не будет. Все это делается лишь для того, чтобы создать впечатление о якобы «культурных мероприятиях» «освободителей», проводимых даже в «военное время». Отказываться от преподавательской работы не стала: не следует навлекать на себя подозрение тех, кто втихомолку следит сейчас за учителями.

Справка о том, что состоишь на службе в бездействующем учреждении, дает тебе право спокойно пройти по улице и не быть схваченным для работы на мостах или на железной дороге. В школу (то бишь в гимназию) надо приходить ежедневно, зарегистрироваться и отсидеть полдня в холодном, с выбитыми окнами помещении. (Вдруг да заявятся ученики «записаться» в это интересное, видите ли, очень нужное сейчас (кому?) учреждение. О зарплате рекомендовали и не думать, ведь она может быть лишь в «действующей гимназии» (то есть в реально существующей). Но зарплатой никто и не интересуется, так как деньги сейчас ничего не стоят. Все, как только могут, откручиваются от посылки на мосты и железную дорогу. Что дальше будет, увидим. Пока что дежурим и мерзнем по очереди в разбитой и разграбленной школе. Сегодня состоялся «педсовет». Вопрос один: как не умереть с голода? Кто-то из учителей где-то прослышал, что в отделе снабжения городской управы можно выхлопотать наряд на картошку, но доставлять ее нужно собственными силами, своим транспортом.

Картошка! Хоть бы разик поесть ее вволю. Картошка — единственное подспорье пленных, которые едва держатся на ногах, картошка — это 95 процентов лексикона всей интеллигенции, которая еле шевелит посиневшими губами.

Постановили: мне и еще двум коллегам днем и ночью не переставать думать об этом наряде и обивать пороги учреждения до тех пор, пока бумажка эта не будет у нас в руках. За транспорт отвечает Анастасия Михаил одна.

И где еще этот наряд, где еще эта картошка, а надежда уже согрела душу. Нет, надо во что бы то ни стало добыть наряд на картошку, надо вырвать у этих «панов» все, что только возможно, надо выжить! Выжить, ибо впереди нас ждет настоящая жизнь! Не погибать же в этом ужасном прозябании!

А коллектив наш мне понравился. Люди все свои, дружные. Готовы каждую минуту протянуть друг другу руку помощи. Директор отпускает всех по очереди на «обмен», «обменивающие» делают закупки не только для себя, но и для больных товарищей.

Несчастье сплотило всех еще теснее.

Быстро смеркается. Зажгу сейчас плошки. Мама купила сегодня еще одну. Будут светить три. Три плошки-лампадки. «Лампочки фюрера» — так называют их люди. Смотрю на плошки и боюсь дышать: чуть сильнее вздохнешь-и какая-нибудь из них, а то и все три разом погаснут.