22 сентября
22 сентября
Сегодня была в школе.
Учителя собрались по приказу, который еще со вчерашнего вечера облепил заборы и всем кричал про «необходимость 20 сентября явиться на старое место работы», угрожая тем, кто не явится, кто ослушается, смертной казнью как саботажникам.
Кроме того, приказ обязывал всех немедленно, как это угодно «фюреру» «будущей Великогермании», «добровольно подчиниться» «великим вооруженным силам» и понять, что «фюрер» пришел «освободить Украину» (кто его приглашал?).
Пункт за пунктом перечислял приказ обязанности, которые должно выполнять население оккупированных областей.
Грустно и тягостно было без детей в школе, пустой и разграбленной. Двое учителей успели получить назначение в так называемой городской управе. В школу явились они принаряженные и уже какие-то чужие. Повертелись и исчезли.
Один из них, учитель биологии 19-й школы, исчез не сразу. Забыв, что на нем темно-синее новенькое, «с искрой» драповое пальто и новая, такого же цвета велюровая шляпа, он подпрыгнул и сорвал со стены висевший портрет Ленина.
— Хватит уж, поиздевались!
— Кто это издевался и над кем? — накинулась я на него, но коллега схватил меня за рукав, оттащил от этого хамелеона, а тот, бросив портрет на пол, выбежал из школы.
Вспомнили с коллегой, что последние две недели он не появлялся в школе, симулируя болезнь.
Второй, завуч школы Волконович, в день издания приказа стал руководителем так называемого жилищного отдела городской управы. Узнали, что учитель Багазий, который 15-го числа на районном собрании учителей в райкоме партии произнес патетическую речь о конкретных мероприятиях по обороне города, об организации народного ополчения, со вчерашнего дня стал городским «главой» оккупированного Киева.
Просидев часа два без дела, мы собрались было разойтись, когда неожиданно к директору заявился какой-то фертик в черной форме с нашивкой на рукаве. В руках у него был список учителей нашей школы со сведениями, которые он хотел «уточнить». Больше всего его интересовала вторая после фамилии каждого графа — о партийности.
Быстро проверив эту графу, вызывая каждого в отдельности, он исчез так же неожиданно, как и появился. После того как мы «отсидели» положенное, Григорий Кириакович сказал нам, чтобы в школу мы больше не приходили, а тем из нас, кто записался в отряд народного ополчения, предложил нелегально держать связь непосредственно с ним.
15 сентября по окончании районного собрания учителей, проводившегося партийным комитетом, я, вместе с несколькими учителями нашей школы, записалась в отряд народного ополчения. Помню, как, подходя к столу записи добровольцев, волновалась, опасаясь, что женщину, которая не умеет держать в руках винтовку, не пожелают записать, но уполномоченный по организации отряда, улыбнувшись, сказал, что и для меня найдется работа, пока научусь как следует стрелять.
Эти ли отряды с их материальной базой успели наши организовать и они будут сейчас действовать? Через несколько дней наведаюсь к Григорию Кириаковичу, он должен разыскать нужного товарища, знает о нем. А может, тот уже нас разыскивает?
Вспомнилось перекошенное злобой лицо изменника, перед глазами вставал портрет, с которого, когда этот негодяй бросил его под ноги, выразительно, насмешливо-саркастически смотрел Ильич знакомым взглядом слегка прищуренных глаз… Григорий Кириакович предусмотрительно снял портреты, но этот не успели еще убрать, и я его, уже без стекла и рамки, запрятала на груди, когда скрылись с глаз драповое пальто и велюровая шляпа.