22 февраля
22 февраля
Александр Корнеевич успел выхватить картошку!
Мама сидит сейчас в маленькой комнатушке и, перебирая полученный мною пай, ласково что-то бормочет, не варя собственным своим глазам, своему счастью.
Счастлив картофельным счастьем весь коллектив учителей, вся наша семья, а вторник прошлой недели я запомню на всю жизнь.
Утром этого дня, выписывая дубликаты «Записей о смерти №…», горько мучилась раскаяньем: зачем снова выбросила деньги на второй наряд, уверена, что и он лопнул.
Оплату этого наряда произвела по собственной инициативе. Советоваться с товарищами, которые уже разошлись по разным работам, не было времени, необходимо было действовать решительно и немедленно; часть коллективных денег еще осталась у меня от нереализованного наряда на дрова, часть мы с Анастасией Михайловной доложили из своих, и наряд в 2400 рублей был оплачен.
Чувство ответственности за напрасно выброшенные деньги мучило меня, хотелось завыть над дубликатами, которые пишу, пользуясь тем, что смерть не дергает нашу дверь, и тут неожиданно влетела ко мне в «мертвецкую» радостно возбужденная Варвара Ивановна, зачисленная, как и Александр Корнеевич, в коллектив так называемой школы № 29 (до войны наша школа № 16), и, наклонившись, прошептала:
— Дудченко приехал, успел добрать нашу, привез и вашу картошку!
Шепот ее услышал Александр Михайлович и радостно поднялся из-за стола: это имело и к нему отношение, так как за разрешение бегать по этим делам я включила его в список, место нашлось, кое-кто выбрался в село до конца войны.
Не успев даже спросить разрешения, побежала с ней, оставив все как было на столе.
Александр Корнеевич с колонной подвод и возниц ждал меня у нашего двора. Посоветовавшись с ним, решили разгрузить картошку у нас, в пустой Марусиной квартире, где мама сейчас же затопила печь, а я немедленно вызвала Анастасию Михайловну с завхозом школы и передала ему ключ. В помощники завхоз выбрал себе маму, я вдвоем они поехали с санками раздобывать весы, а я снова пошла в загс.
Невзирая на горячку (получали и везли картошку ночью, Александр Корнеевич должен был еще подбросить возчикам магарыч и спешил), картошка была привезена действительно по-хозяйски: мешки полненькие, аккуратно укутанные сеном, сложены как полагается, что не укрылось от маминого глаза. На мамино «молодец» он скромно ответил, улыбаясь:
— Ведь там все свои люди.
Два дня завхоз с матерью трудились в поте лица. Насыпали, взвешивали, грузили учителям на саночки. Кое-кто из моих товарищей уже так отощал, что не в состоянии был передвинуть мешок, а кое-кто на радостях опустил руки и тоже ничего не способен был делать.