34

34

Наши прошения о предоставлении статуса беженцев семьям Полечки и Иринки в вашингтонском Центре службы Иммиграции и Натурализации были рассмотрены сравнительно быстро. Весной 1995-го года нам сообщили о датах собеседования в посольстве США в Москве.

В списке на интервью в семье моей сестры, кроме неё, были старший сын Валерий, его жена Маша и их сын Толя. По настоянию теперь уже покойного Володи мы не просили разрешения на него и на семью младшего сына Бори. Глава семьи в то время категорически отказывался покинуть Родину и планировал провести остаток жизни в Ейске, в своей уютной двухкомнатной квартире, вместе с семьёй Бори.

Из семьи Иринки была исключена её сестра Таня, которая, по мнению Центра, не имела оснований для получения статуса беженца. Главой семьи вместо Иринки, по степени родства, признали нашу внучку Алёнку, которая, кроме того, имела основания считаться еврейкой (по отцу).

Ко времени интервью степень готовности к отъезду в обоих семьях была неодинаковой. Если раньше больше всех торопился Валерий и его жена Маша, то теперь их желание покинуть Москву постепенно гасло и более готовой к этому, как нам казалось, в их семье была только Полечка. Её старший сын получил повышение по службе, занял престижную должность руководителя Центра народонаселения МГУ, стал часто выезжать в загранкомандировки и оказался явно не готовым к переселению в другую страну, где его знания и опыт могли оказаться не востребованными. Полечка же соглашалась уезжать не столько ради себя, сколько для вызова в Америку младшего сына Борю, который к этому всё более склонялся.

Семья Иринки, наоборот, опасаясь возможного сокращения объёма иммиграции в США, с нетерпением ждала интервью. Если перед нашим отъездом никто в этой семье и слушать не хотел о выезде из Белоруссии, и мы отправили на них анкеты и обязательства гаранта по существу без их согласия, то теперь они в своих письмах молили Бога, чтобы ничто не помешало их выезду. Больше всех рвалась в Америку Алёнка.

Как бы там ни было, в Американское посольство все приглашённые на интервью члены обоих семей явились в полном составе и им разрешили въезд в США на постоянное место жительства по статусу беженцев.

Когда же главное было сделано и дорога в Америку оказалась открытой, выяснилось что у обоих семей масса препятствий к отъезду. Валерий с Машей

откладывали сроки выезда, якобы, в связи с осложнениями с приватизацией квартиры и возникшими трудностями с её продажей, Полечка ссылалась на предстоящий приезд Бориной семьи в отпуск и необходимость организации её отдыха в Ейске, Иринка никак не могла распродать своё имущество, дачу и квартиру. Ссылались они и на другие важные и не очень важные причины.

Мы написали им несколько писем, в которых советовали ускорить подготовку к отъезду с расчётом прибытия до наступления зимы. Это диктовалось важными, на наш взгляд, обстоятельствами, в числе которых были разгоревшиеся в конгрессе дебаты о сокращении приёма иммигрантов и ограничении размеров оказываемой им помощи, а также предстоящие в 1996-ом году президентские выборы. В случае поражения Клинтона ожидались существенные изменения в иммиграционной политике.

Особенно настоятельно мы рекомендовали ускорить приезд Полечке. Ей, измученной тяжелым сиротским детством, ужасами жизни на оккупированной немцами территории, послевоенным голодом и лишениями, многолетним рабским служением детям и внукам, открывалась, наконец, возможность пожить хоть какое-то время спокойной безбедной жизнью, насладиться свободой, равенством и другими благами, которые предоставляются пожилым людям в цивилизованном обществе. Мы считали, что теперь, после смерти Володи, когда она осталась совсем одна за тысячу километров от своих детей, когда болезни все чаще приковывали её к кровати, стало жизненно необходимым ускорить её приезд к нам.

Если всем остальным мы только советы давали, не навязывая своей воли и оставляя им возможность самим решать проблему выезда, то Полечку мы сознательно к этому подталкивали и, можно сказать, даже принуждали к отъезду. Для этого у нас были веские основания. Наверное, мы лучше других понимали, как это важно для неё. Она же и теперь больше думала не о себе, а о детях и внуках, которых любила больше жизни и с которыми не желала расставаться.

На наши письма Полечка не отвечала, а в телефонных разговорах каждый раз находила всё новые причины, задерживающие её отъезд. Трудно сказать как бы решился этот вопрос, если бы не настоятельная просьба Бори скорее уехать, чтобы ускорить подачу прошения на его приезд в Америку. Как только она осознала, что её переселение может оказаться полезным младшему сыну, темпы её приготовлений ускорились и она по-настоящему стала готовиться к отъезду.

К этому времени нам стало известно о возможности получения ею пожизненной пенсии от Германии, которую здесь получают чудом уцелевшие жертвы фашизма. Таких людей в Америке мало, но большинство из евреев, кто имел необходимые документы о пребывании в концлагерях, в гетто или на оккупированной территории, такую пенсию получили.

Мы об этом написали Полечке и просили взять в немировском райисполкоме справку о её пребывании в этом городе в годы немецкой оккупации. Учитывая важность получения этого документа, мы неоднократно ей звонили и убеждали в необходимости срочного выезда в Немиров с целью поиска свидетелей и других доказательств её проживания там в годы войны.

Так как она в это время болела и долго находилась на постельном режиме, мы обратились к детям с просьбой помочь ей в этом во время их пребывания в отпуске. Они обещали, но дело с мёртвой точки не двигалось. Ни Полечка, ни дети в Немиров не поехали, ссылаясь на болезнь, занятость и другие причины.

Когда я как-то в телефонном разговоре пытался уговорить свою сестру самой обратиться за помощью к детям, она заявила, что они очень заняты и она их беспокоить не может. Если для получения справки нужно отрывать на несколько дней детей от работы, то ей не нужна такая справка и она обойдётся без пенсии. Так и не поехали её мальчики ни сами, ни с ней за нужной справкой. Они не стали по такому поводу отпрашиваться с работы и не сделали этого во время месячного пребывания в Ейске. Полечка же считала, что дети приехали отдыхать, а не разъезжать в поисках свидетелей и разных справок.

Под нашим давлением она была вынуждена поехать в Немиров сама, когда подпирали сроки отъезда и откладывать это дело “на потом” уже не было никакой возможности. Её выезду тогда даже не помешала острая форма радикулита, который так неуместно схватил её в те дни. Неизвестно чем бы тогда закончилась её поездка, если бы не добрые люди в Немирове, которые позаботились об уходе за ней, лечении, и помогли ей получить справку в Горсовете, которая, как потом выяснилось, не могла стать достаточным основанием для назначении пенсии. Дорого обошлась ей тогда эта поездка, но она осталась довольной тем, что и на этот раз не утруждала ничем своих детей.

Выезд ещё несколько раз откладывался из-за отсутствия покупателей на квартиру. Были ещё задержки с оформлением загранпаспорта (без взятки и тут не

обошлось) и, наконец, весной 1996-го года, с отсрочкой почти на год, моя сестра сообщила, что вылетит из Москвы 15 марта.

Немало сложных предотъездных проблем возникло и у Иринки. Кроме поиска покупателей на недвижимость, возникло казалось непредвиденное препятствие, связанное с любовными делами нашей внучки. Еще будучи в Союзе мы не раз слышали о её дружбе с Витей, что жил рядом с ними, в их же доме. Она началась с того, что Алёнка училась с этим мальчиком в одной школе и они вместе отправлялись по утрам на занятия. Затем они стали возвращаться со школы тоже вместе, а потом начали довольно часто встречаться и в свободное от учёбы время. Все к этому постепенно привыкли и считали это в порядке вещей, не задумываясь над возможными последствиями их дружбы. А она, между тем, все росла и крепла. Когда молодые люди закончили среднюю школу, они оба избрали для продолжения учёбы одно высшее учебное заведение - Белорусский Госуниверситет и находили много общего и в ВУЗе, и в свободное время. Вместе ходили в кино, в театры, музеи, на выставки, просто гуляли в парке, их редко можно было уже видеть порознь.

Когда же пришла пора готовиться к отъезду, Алёнка вдруг заявила, что никуда не поедет, пока не выяснит окончательно своих отношений с Витей. Это значило, что идёт речь о женитьбе.

Иринка вначале отнеслась к этому спокойно и приняла заявление дочери, как детскую забаву. Алёнке только недавно исполнилось восемнадцать, она была ещё студенткой второго курса университета, они собирались в Америку и ни о какой женитьбе, казалось, не могло быть и речи. Мать убеждала дочь отложить свои намерения на более позднее время, когда они обустроятся, приобретут специальность и обзаведутся жильём, но Алёнка и слушать об этом не стала и упрямо твердила одно: либо женитьба и совместный отъезд, либо она никуда не поедет и останется здесь с Витей.

Дело оборачивалось отменой выезда всей семьи. Во-первых, Иринка не мыслила себе отъезд без дочери, а во-вторых, что ещё более важно, Алёнка была главой семейства (Principal Applicant) и без неё их выезд был вообще невозможен. Витя же вообще не мог с ними ехать, так как не был членом семьи и не имел разрешения на въезд в США.

Долго судили-рядили и, наконец, решили, что молодые люди поженятся, Иринка с детьми уедут, а Витя останется доучиваться в университете (он был

студентом предпоследнего курса). Через год-два он сможет приехать к ним в качестве законного мужа постоянной жительницы США.

Нельзя сказать, что все были одинаково довольны принятым решением, но другого выхода не было и недовольным пришлось с ним смириться. Начали готовиться к свадьбе, а отъезд перенесли на более позднее время.