120

120

Как-то рано утром, в начале июля, когда жена ещё спала, а я собирался на работу, раздался стук в дверь нашей квартиры. Это было в начале седьмого. Так рано к нам обычно никто не приходил и мы, естественно, встревожились. На пороге стоял подполковник в милицейской форме и двое незнакомых мужчин в гражданской одежде. Нам было объявлено о предстоящем обыске.

Подполковник представился заместителем начальника отдела по борьбе с хищениями соцсобственности МВД БССР и потребовал выложить на стол деньги, сберегательные книжки и драгоценности. Жена вынула из шкафа оставшуюся от зарплаты наличность и две сберкнижки: одну на моё имя, на сумму две тысячи семьсот рублей (на неё перечислялось авторское вознаграждение от внедрения моих изобретений); другую - на её имя, на сумму две тысячи триста рублей, которой мы постоянно пользовались, и сухо произнесла:

-Драгоценности на мне.

Страж соцсобственности посмотрел на неё с недоверием и строго предупредил об ответственности за сокрытие денег и ценностей.

Начался обыск. Тщательно осмотрели содержимое всех полок шкафов, ящиков столов, антресоли, вывернули карманы пальто и костюмов, ощупали все закоулки в комнатах, кухне и туалете и, когда ничего особенного не обнаружили, потребовали сопроводить их в гараж. Там осмотр производился с особой тщательностью. Опустошили все ящики и бочки в погребе, перебрали коробки с запчастями, проверили содержимое багажника автомобиля (у меня был “Москвич” с ручным управлением, который мне выдали в отделе социального обеспечения, как инвалиду Отечественной войны), обследовали стены, потолок и пол, и, не обнаружив и здесь драгоценностей, возвратились в квартиру для оформления документов о проведенном обыске.

Когда мне вручали постановление об изъятии сберкнижек, раздался телефонный звонок. Трубку поднял подполковник и по тону его разговора было ясно, что говорит он с каким-то большим начальником. Вместо ответов на вопросы он повторял неоднократно: “Есть!”, “Слушаюсь”, “Доложу лично через полчаса”.

Строгого и грозного милицейского начальника как будто подменили. Он стал предельно вежливым, неоднократно спрашивал нет ли у нас обид и извинялся за причинённое беспокойство.

Нам вручили копию акта о проведенном обыске и незванные гости удалились.

Мы ещё долго не могли прийти в себя, оставшись одни в заваленной вещами квартире. Когда я всё же собрался уходить на работу, позвонил Прищепчик и сообщил, что подполковник извинился за допущенное нарушение моей депутатской неприкосновенности, производство обыска без ведома и согласия исполкома и обкома партии.

Легче от этого не стало. Больше того, я понял, что республиканские силовые структуры не посчитаются с формальностями в поиске доказательств моей вины. Началось следствие и нужно было готовиться к худшему.