10

10

Осень в том году была длиной и тёплой. Несмотря на то, что Баффало расположен на самом севере страны и граничит с холодной Канадой, в октябре и ноябре было много солнечных дней и даже ночью не было заморозков. Погода явно благоприятствовала нашему становлению на новом месте.

Еврейский Центр выдал нам сертификаты на приобретение мебели и мы смогли их обменять в мебельном магазине на комплекты спален для нас и для Верочки, кухонные столы со стульями и недорогие телевизоры. Новые знакомые наших детей (американские евреи) подарили несколько старых, но вполне приличных кресел и немного посуды.

На гаражах-сейлах - домашних распродажах ношеных вещей, бывшего в употреблении имущества и хозинвентаря, приобрели по дешёвке кое-что из одежды и обуви, кухонной утвари, бытовой техники и, можно сказать, совсем неплохо устроились в своих апартментах. Если ещё и квартплата была бы поменьше... совсем хорошо было бы.

Разумное дело - гараж-сейл. Удобно, выгодно и продавцам, и покупателям. Первые не выбрасывают на свалку ненужные им, но ещё вполне пригодные другим вещи, а вторые могут дёшево купить их. По душе пришлись они беднякам-эмигрантам. Больше всех в нашей семье, как я уже упоминал, их полюбили дети, особенно маленькая Анечка. Здесь она могла буквально за считанные центы купить необходимые ей школьные принадлежности, канцтовары и даже игрушки. Высоко оценили такую форму торговли и взрослые. Они охотно посещали уличные базарчики и редко уходили оттуда с пустыми руками. Мы всё удивлялись почему не додумались до этого на нашей бывшей родине. Там считали зазорным распродажу ненужных вещей у подъезда или во дворе собственного дома, а если бы кто-нибудь на это и решился, то его, наверное, посчитали бы спекулянтом и подвергли бы штрафу за нарушение правил советской торговли.

Несмотря на финансовые трудности, сопровождавшие нас в первое время, мы могли вполне прилично питаться. Этому в большой мере способствовали природные способности Анечки экономно расходовать деньги. Она довольно быстро освоила азы американской торговли и покупала нужные продукты по необыкновенно низким ценам. Не зная ещё английского, она умудрялась как-то находить в газетах и журналах купоны на удешевление стоимости продуктов и предметов сангигиены. В итоге, к удивлению родственников и знакомых, ей удавалось сберечь немалые средства.

Понемногу стали привыкать к здешней пище. В первые дни дети настойчиво просили НАШЕГО чёрного хлеба с вологодским или крестьянским маслом, полукопчённой колбасы с русской горчицей, кефира или ряженки, а то и хвост

селедки с квашеной капустой. Нельзя сказать, что всего этого здесь нет или что оно хуже нашего. Здесь есть всё, что твоей душе угодно. Просто оно другое, непривычное.

Хлеба и булок, например, тут такое множество, что в первое время глаза разбегались и трудно было остановить свой выбор на определённом виде выпечки. Здешний хлеб, в отличие от нашего, продаётся обычно в упаковке и при том разнообразной и красочной. Только вкус у него другой. Наташка его метко назвала паралоновым. Он действительно мягкий, как паралон, и не черствеет. Как потом оказалось, в этих отличиях есть положительные особенности, а некоторые сорта хлеба даже вкуснее нашего, но мы ещё долго скучали за СВОИМ.

Хватало здесь и колбас разных и, в отличие от наших, они здесь продавались без всякой очереди, но они не такие, как наши. Нет, к примеру, Одесской, Таллиннской или Минской колбасы со шпиком. Из полукопчёных есть Польская, но она совсем не похожа на нашу и не пахнет чесноком. Какими-то пресными поначалу казались и варёные сорта колбас. Может быть поэтому, а может и потому, что кроме колбасы, здесь была масса других вкусных продуктов, она у нас большим спросом не пользовалась и покупали мы её в значительно меньших количествах, чем ТАМ.

Только позднее мы разобрались в причинах существенных отличий в технологии колбасного производства и ассортименте выпускаемых здесь изделий. Оказалось, что продукты с большим содержанием жира просто никто не покупает и потому здесь почти не производится колбаса со шпиком. Если шпик и применяется, то в небольших количествах, мелкой крошкой и только в отдельных сырокопченых колбасах типа “Салями”, которые по вкусу ничуть не уступают аналогичным нашим изделиям. Другие же сорта, как правило, производятся из частей мясной туши, которые не представляют ценности для продажи, как натуральное мясо.

Мы с Анечкой, как специалисты мясной промышленности, по достоинству оценили особенности здешней технологии и признали её рациональной и экономически выгодной.

Говядина и свинина высоких сортов, без которых хозяйки не представляли себе там приличного семейного обеда, здесь оказались для нас недоступными по цене. Фунт (454 г.) такого мяса стоит здесь более трёх долларов, а на такие деньги можно было купить другие продукты для трёхразового питания всей семьи. Вспомнились наши цены. Там килограмм мяса (более двух фунтов) стоил в магазине всего два рубля. По такой цене мясокомбинат покупал скот у колхозов и совхозов. Из него

получали в два раза меньше мяса и субпродуктов. Переработка скота требовала тепла и электроэнергии, расходов на содержание зданий и амортизацию оборудования, на зарплату работникам, а готовый продукт продавался по цене живого веса скота. Такой была государственная цена, а убытки возмещались из бюджета.

Здесь же цены образуются, исходя из затрат на производство товара и потому не могут сравниваться с нашими. Чем дешевле себестоимость, тем ниже продажная цена. В этом легко было убедиться на примере стоимости мяса птицы. Паунд куриного мяса стоит в несколько раз дешевле говядины или свинины, а по вкусовым качествам и пищевой ценности оно ничуть не хуже, если не лучше других видов мяса. В это поначалу и поверить было трудно. За минимальную часовую зарплату здесь можно купить десять паундов курятины. У нас, к сравнению, часовой зарплаты не хватило бы и на один паунд. Куриное мясо было самым дорогим, считалось диетическим продуктом и его к обеду позволяли себе далеко не каждый день.

Мы легко отвыкли здесь от говядины и свинины и с удовольствием перешли на курятину, которая была нам по карману и совсем не надоедала.

Непохожими на наши оказались и прилавки с молочными продуктами. Кефира, подобно нашему, здесь в обычных магазинах нет, но зато есть огромное множество разнообразных йогуртов, о которых мы и понятия не имели раньше. Они изготовляются из обезжиренного или маложирного молока с применением различных фруктово-ягодных добавок, повышающих их пищевую ценность, как продуктов диетического назначения, и придающих им приятный специфический вкус. Всем нам, особенно детям, йогурты очень понравились и мы скоро поняли, что с ними можно и забыть об отсутствии здесь нашего кефира, ряженки и других кисломолочных продуктов с большим содержанием жира.

Нет здесь нашего 2,5 процентного или 3-х процентного молока. Такой жирности молочные продукты у американцев тоже спросом не пользуется. Тут чаще покупают однопроцентное или вовсе обезжиренное молоко “Skimmilk”, которое у нас называли сывороткой, и часто сливали в канализацию. Мы полностью обезжиренное молоко так и не научились пить, но к нежирному однопроцентному быстро привыкли и о цельном вскоре забыли.

Ещё одной особенностью здешнего молока является то, что оно не является особо скоропортящимся продуктом. Благодаря применению консервантов молоко может храниться довольно долго. Его продают не в бумажных пакетах или

стеклянных бутылках, а в пластмассовых ёмкостях по полгаллона (около двух литров) или галлону (3,78 литра). Нередко мы покупали по несколько галлонов молока, которое стояло в нашем домашнем холодильнике по две недели и не портилось. Эту особенность технологии производства цельного молока мы также оценили по достоинству и признали весьма рациональной.

Без чего нам действительно было трудно обойтись, это без нашего творога. Здесь продают большое разнообразие различных видов творога разной жирности, со многими добавками, в удобной и красочной упаковке, однако трудно найти такой, к которому мы привыкли. Но и эта проблема оказалась легко решаемой. Наши женщины научились сами делать творог в домашних условиях, который ничем не отличается, а порой бывает даже вкусней того, который мы покупали в магазинах ТАМ.

Таким же образом освоили производство кислой капусты домашнего посола, малосольных огурцов по нашей технологии и других квашений, от которых было трудно отвыкнуть.

Селёдки, в привычном для нас виде, в супермаркетах обычно не бывает. Она здесь не является продуктом широкого потребления и большим спросом не пользуется. Отдельные любители селёдки могут купить маринованную сельдь, расфасованную в баночки разной формы и ёмкости. По вкусу она заметно отличается от натуральной селёдки, которая у нас продавалась на развес в упаковке покупателя. Со временем мы усвоили, что при наличии нежно солёной сёмги и другой деликатесной рыбы, без селёдки вполне можно обойтись. Если же кому-то сильно хочется, то её можно найти в закусочных отделах специализированных магазинов “Премьер-ликёр”. Что касается меня лично, то баночная селёдка, изготовленная по здешней технологии, мне очень понравилась и она стала для меня деликатесным продуктом.

В первые же дни пребывания в Америке мы высоко оценили достоинства некоторых здешних продуктов широкого потребления. Всем нам, особенно детям, очень понравились пицца, хатдоги, гамбургеры, различные сериалы и, конечно, непревзойдённые напитки пепси-кола и кока-кола, пользующиеся мировой славой.

Словом, с питанием проблем оказалось намного меньше, чем с языком, который нам, особенно старшему поколению, давался чрезвычайно трудно. К

изобилию вкусной, хорошей и разнообразной пищи привыкнуть оказалось совсем несложно.

Полечка нуждалась в диетических продуктах и потому питалась отдельно. Получаемых ею по вэлферу фудстемпов вполне хватало на достаточное и разнообразное питание. Нам на двоих купонов выделялось меньше, чем ей одной, но благодаря экономному и рациональному использованию, их почти хватало и наш стол здесь был намного богаче, чем в Могилёве.

Пользуясь бесплатным абонементом, мы часто посещали плавательный бассейн, библиотеку и кошерную столовую джуишцентра, где можно было недорого и довольно вкусно пообедать.

После приобретения автомобиля и получения Верочкой и мной американских прав на вождение, заметно снизились наши транспортные расходы. Утром мы втроём ездили в школу, а после обеда совершали покупки и занимались другими хозяйственно-бытовыми делами. Можно было только удивляться тому, как быстро научилась управлять автомобилем наша дочь. Она раньше нас поняла, что жить без машины здесь невозможно и задача освоения техники вождения стала для неё первоочередной. Успешному её решению, конечно, способствовали отличные дороги и автоматическое переключение скоростей у здешних машин, чего до нашего отъезда не было ТАМ.

Ездила Верочка с удовольствием и не давала мне сесть за руль до тех пор, пока не выпал первый снег и дороги стали скользкими. Только тогда, когда её, из-за отсутствия опыта, развернуло несколько раз в обратную сторону, что вполне могло кончиться плачевными последствиями, она поняла, что с этим шутить опасно, и в плохую погоду молча садилась на пассажирское сидение.

Поначалу казалось, что одной машины нам вполне хватит, но со временем, когда Наташка устроилась на работу в ресторан, который был в нескольких милях от нашего дома, и на работу пошла Верочка, мы поняли, что без второй машины нам не обойтись. Собрав воедино все свои сбережения, мы, к началу весны, купили подержанную “Subаru”, которая по своим техническим показателям была на порядок выше нашего “Nissan”а. В школу мы ещё какое-то время ездили вместе на одной машине, но все послешкольные дела наши дети теперь решали самостоятельно.

Без машины обходилась одна Полечка. Только в школу и в магазины она ездила с нами, а так больше пешком и на автобусах. Ходила она много. Ей было

скучно в пригороде, где мало людей и некуда себя деть, и она большую часть свободного времени проводила в центре, где много магазинов, уютных скверов, парков, набережных и люди могут гулять в своё удовольствие по тротуарам и аллеям.

С присущим ей упорством она, без нашей помощи, взялась за оформление пенсии по инвалидности и часто ходила по врачам и организациям Social Security. Со здоровьем у неё всегда было много проблем, но мы не считали их достаточно серьёзными, для признания её инвалидом. Можно было только поражаться её целеустремлённости и настойчивости в достижении поставленной цели. Трудно было даже представить себе как удавалось ей, с её английским, убеждать врачей в наличие оснований для назначения пенсии. Никто из нас не верил в успех её затеи и мы уговаривали её прекратить напрасные, как нам казалось, хождения, но она упорствовала и добилась своего.

Когда ей самой уже не верилось в положительное решение, был получен ответ о назначении ей пенсии по инвалидности и выплате компенсации за период со времени подачи первого заявления.

С таким же упорством и тоже без нашего участия, добивалась она внеочередного выделения субсидированной квартиры в центре города. Когда мы только приехали в Баффало, дети поставили нас на очередь на государственное жильё, выделяемое здесь некоторым категориям иммигрантов по различным социальным программам. Как нам объяснили, ждать этого приходится не меньше года и мы рассчитывали, что переселимся в отдельные квартиры одновременно к осени или, в крайнем случае, к зиме. Полечка же смогла получить квартиру в течении нескольких месяцев.

Нас не очень обрадовало это известие, так как в таком случае мы должны были одни оплачивать свою дорогую трёхкомнатную квартиру, что усугубляло наше, и без того трудное, финансовое положение, но возражать ей не имело смысла и она, с нашей помощью, переехала в центр, откуда в International Institute можно было ходить пешком. От Еврейского Центра ей достались набор довольно приятной мягкой мебели, занавеси и другая домашняя утварь, и её жилище приняло вполне приличный вид.

Рядом был Jewish Center, кинотеатры, центральная библиотека, рынок, супермаркет и многие другие удобства, к которым она так всё время стремилась. Кроме института, в котором мы все обучались языку, неподалеку было ещё несколько

школ по изучению английского и Полечка определилась в одну из них, где училась во второй смене. Посещение двух школ, наряду с прилежным выполнением домашних заданий, не замедлили сказаться и она стала заметно опережать нас в чтении, грамматике и разговорной речи.

У неё появилось несколько подруг из числа русскоязычных эмигрантов,

проживающих в их доме. С ними она общалась, ходила в школу и гуляла в свободное

время. Главное, что для этого ей совсем не нужна была машина. Этому Полечка была

очень довольна, особенно в первое время..

Анечка, как я уже упоминал, несколько месяцев оставалась дома. По утрам она занималась маленькой внучкой, провожала её к автобусу, готовила, стирала и выполняла другую домашнюю работу. Только зимой, когда девочка немного подросла и освоила здешние порядки, она приступила к учёбе и за короткое время догнала меня в английском по всем статьям. Я же, после первых головокружительных успехов в освоении языка, застыл на достигнутом уровне и, как мне казалось, даже стал кое-что забывать из того, что раньше знал. Как мы потом поняли, из всех проблем, которые нам предстояло решать на новом месте, языковая оказалась самой трудной.

Тем не менее время работало на нас и с каждым днём мы всё более ощущали, что твёрже становимся на собственные ноги. Это радовало и внушало уверенность в будущем.