44

44

Эвакогоспиталь размещался в здании средней школы и об этом можно было догадаться, даже не выходя за пределы палаты. На стенах висели портреты классиков украинской литературы Тараса Шевченко и Ивана Франко, а со стены даже не сняли классную доску.Чувствовалось что переоборудование школы под госпиталь проходило в спешном порядке и многое, что было меобходимо для стационарного лечения и ухода за ранеными ещё не успели, не смогли, а возможно и не собирались сделать. Всё в госпитале было временным.

Главное, о чём позаботились организаторы госпиталя, было завезти и разместить максимальное количество кроватей. В этом они преуспели: койки стояли почти впритык одна к другой, и узкий проход для обслуживающего персонала был оставлен только с одной стороны. Даже в школьных коридорах размещались кровати.

Не доставало в госпитале и медицинского оборудования, инвентаря, медикаментов, перевязочных материалов и обслуживающего персонала.

Главной его задачей было оказать первую врачебную помощь, сделать срочные хирургические операции, наложить гипс и поскорее отправить раненых в тыл. Для этого здесь самоотвержено трудились врачи и медсёстры, повара и посудомойки, санитары и нянечки, интенданты и шофера.

Раненых сюда завозили днём и ночью, не дожидаясь наличия свободных мест. Круглосуточно работали перевязочные и операционные, и непрерывно доставлялись на вокзал, получившие помощь и подготовленные к дальнейшей транспортировке больные. Врачи и медсёстры порой работали сутками, попеременно отдыхая по паре часов в примитивно оборудованных для этого комнатах.

По мере приближения фронта, поток раненых всё нарастал.

Днём, а иногда и ночью, когда сирены объявляли воздушную тревогу, всех ходячих больных отправляли в бомбоубежище, которое размещалось здесь же, в подвале. Об этом сообщалось также по радиорепродукторам, висящим в каждой палате.

Чаще самолёты только пролетали над городом и тогда вскоре звучал сигнал отбоя, но нередко город подвергался бомбёжке, от которой больше страдал железнодорожный узел. При одном из налётов несколько бомб разорвалось поблизости от нашего госпиталя. Как нам потом рассказали нянечки, одна из бомб упала в соседний с госпиталем двор. Были убитые и раненые, в том числе дети.

Несмотря на то, что мы оставались во время воздушных налётов в палатах и не в состоянии были принять какие-то меры самозащиты, я про себя отметил, что не испытывал страха подобно тому, как это было при бомбёжках на маршах, строительстве оборонительных сооружений или в недавних боях под Днепропетровском.

Врачи и медсёстры при налётах обычно не уходили в убежище, а расходились по палатам, где вместе с нами дожидались отбоя. Если сигналы тревоги раздавались во время операций, они не покидали операционную, пока раненого не уносили в палату. Женщины-врачи трудились также самоотвержено и мужественно, как и мужчины.

Я порой сравнивал труд медиков в нашем эвакогоспитале с трудом на оборонительных сооружениях, где мне недавно приходилось работать и приходил к выводу, что здесь он ни чуть не легче и не менее опасен.

Ежедневно были обходы врачей по палатам. Они проводились в быстром темпе, назначения -однообразны: перевязка, антибиотики, диетпитание. Часто раздавалась команда главврача: «На отправку!» Возле моей кровати врачи, обычно, задерживались. Лечащий врач докладывал главному о слабости, болях в загипсованной ноге, отсутствии аппетита, высокой температуре. Мне назначалась усиленная доза порошков, индивидуальное питание, внимательный уход.

Назначения эти выполнялись. Я получал обезболивающие и противовоспалительные лекарства, меня поили из чайника бульонами и соками, выполняли все мои просьбы, но состояние моё не только не улучшалось, а даже ухудшалось. Боли в колене не прекращались. Каждый шаг, проходящих мимо моей кровати сестёр или нянечек, отдавался сильной болью в ноге, и они, заходя в палату, обувались в мягкие тапочки. Из-за боли в челюсти я, по-прежнему, не мог жевать. Да и не было никакого желания есть. Боли вытеснили все чувства, в том числе и чувство голода.

Госпиталь выполнял, в основном, только хирургические операции на конечностях и моими ранениями в голову здесь не занимались, если не считать перевязки. Я чувствовал, что силы всё более покидают меня.

Каждый день кого-нибудь из моих соседей по палате отправляли в тыл и их места занимали новички. Как правило, лечение давало хорошие результаты и раненые, обычно, уезжали с заметным улучшением.

При очередном обходе главврач задержался у моей кровати дольше обычного. Вероятно, опасаясь за мою жизнь, он дал указание об отправке меня в тыл. Возможно такое решение им было принято и с учётом форсирования немцами Днепра и быстрым их продвижением на восток в направлении Харькова.

На следующий же день санитарный автобус доставил меня на вокзал, где уже загружались вагоны эвакопоезда, уходящего в тыл.