28

28

Майор Кийков, немолодой уже человек, высокого роста, спортивной осанки, с мужественным лицом и пронизывающим взглядом, принял нас в здании школы, где располагался штаб полка.

Окинув всех критическим взглядом, не обещавшим ничего хорошего для нас, он начал допрос с меня. Вопросы сыпались один за другим и требовали чётких ответов.

Из командирской планшетки он вынул блокнот и карандаш, которым делал какие-то записи по ходу нашего собеседования.

Фамилия, имя, отчество, год, месяц и место рождения, национальность, образование, партийность, спортивный разряд и сдача норм ГТО, здоровье, место нахождения родителей, братьев, сестёр... На все эти и другие вопросы ответы не заставили себя ждать. За исключением возраста и состояния здоровья они были правдивыми. Не точным был мой ответ о возрасте, ибо ещё в немировском военкомате я прибавил себе полгода, без чего не попал бы в колонну допризывников и совсем неверным был ответ о здоровьи и перенесенных болезнях. Не мог же я сказать майору, что до самой войны страдал бронхиальной астмой, приступы которой сваливали меня в постель чуть ли не при каждом похолодании или резком изменении погоды.

По испытующе-недоверчивому взгляду командира полка мне показалось, что он почувствовал неправду в этих моих ответах, но держался я уверенно и он начал допрашивать Мишу Гольдштейна, внешний вид которого тоже вызывал сомнения в возрасте. Когда наступил черед вопросу о годе и месяце рождения, майор строго предупредил Мишу говорить только правду, на что тот невозмутимо вынул из бумажника свидетельство о рождении, где значился июль 1924-го года.

Таким же образом подтвердили свой возраст Наум и Рома, а Иосифу, Боре и Жене это не понадобилось делать, ибо по виду майора было ясно, что они произвели на него хорошее впечатление и не вызвали никаких сомнений.

В итоге, командир полка заявил нам, что согласен взять только четверых, а мне, Науму и Мише посоветовал обратиться в райвоенкомат для отправки в военное училище.

Боря заявил майору, что не бросит своих друзей на произвол судьбы и что у нас нет выбора. Либо он примет нас всех в полк и дает возможность с оружием в руках сражаться с врагом, либо немцы уничтожат нас, как только придут сюда.

Командир полка оставил нас в кабинете одних и вскоре вернулся с комиссаром - седым уже мужиком невысокого роста, в очках, с одной шпалой в петлицах, который чем-то напомнил мне любимого школьного учителя Мура. Майор коротко изложил ситуацию и спросил комиссара какого он мнения по этому поводу. Нам же он сказал:

Как решит комиссар, так и будет.

Пусть воюют, коль душа того просит, - решил комиссар.

По его интонации можно было догадаться о сго еврейском происхождении.

Майор похвалил нас за смелость, настойчивость и дружбу и заявил, что направит нас в пулемётный взвод, который недавно понёс большие потери при отходе из Николаева.

Дежурный сопроводил нас на окраину села, где в здании совхозного гаража располагалось «хозяйство лейтенанта Скибы».

Командир пулемётного взвода, лейтенант Иван Скиба, недавний выпускник пехотного училиша, был по возрасту чуть постарше нас, но всем своим видом и поведением старался подчеркнуть своё руководящее положение. Он принял нас в своём кабинете - небольшой комнатке, ещё недавно служившей кладовой для дефицитных автозапчастей и провёл с нами «вводный инструктаж» о порядке службы в «хозяйстве».

Из его рассказа мы поняли, что прибыл он в полк в первые дни войны и пришлось ему начинать практически с нуля. Взвод образовался из немолодых уже людей, мобилизованных в июне военкоматами Одесской области. Знающих пулемётное дело специалистов во взводе почти не было и ему пришлось обучать бывших колхозников этому ремеслу буквально на ходу, в ходе отступления полка на восток. Наука эта далась неопытным красноармейцам нелегко и стоила немалых жертв. В ходе первых же стычек с противником взвод понёс большие потери. При этом погибли или были отправлены в госпиталя почему-то наиболее толковые бойцы. Сейчас во взводе меньше половины полагающейся численности и ему очень нужны молодые и способные ребята. Он не скрывал своего удовлетворения от полученного пополнения и обещал лично заняться нашим обучением материальной части и практике ведения современного боя.

В ходе беседы лейтенант постоянно подчёркивал своё положение командира не только по званию, но и по опыту и знаниям. Он предупредил нас о строгом соблюдении воинской дисциплины и порядка во взводе. Говорил он с нами по военному строго, но добродушная улыбка не сходила с его лица на протяжении всего инструктажа.

Лично мне лейтенант очень понравился. Его молодость как бы сглаживала возрастной барьер между нами и остальными, довольно пожилыми, бойцами. Импонировал его довольно приятный внешний вид и манера поведения. Мы с удовлетворением отметили, что наш командир образованный специалист и уже набрался кое-какого опыта жизни на войне и практике ведения боя.

Как потом выяснилось, Иван Скиба пришёлся по душе всем нашим ребятам буквально с первой встречи.

Старшина Мороз, плотный мужичок среднего роста, с четырьмя треугольниками в петлицах, долго возился с нашим вещевым довольствием. Если на Борю, Женю, Иосифа и Рому не составило особого труда подобрать солдатское обмундирование, то со мной, Мишей и Наумом ему пришлось повозиться довольно долго, но какого- нибудь существенного успеха так и не удалось добиться.

Даже самые малые по размеру гимнастёрки и брюки висели на нас мешком. Особые проблемы были с подбором ботинок. Нужных нам размеров, конечно, не оказалось и единственное, что мог сделать старшина, это дать нам ещё по одной паре портянок, чтобы ботинки не падали с ног и не натёрли мозолей. Нам выдали обмотки и показали, как ими следует обвёртывать ноги от ботинок до колен. Из всего перечня полагающегося нам обмундирования, по размеру нам подобрали только пилотки.

Когда мы осмотрели друг друга в этом обмундировании, то отметили, что Боря и Женя имели довольно бравый вид, Иосиф и Роман выглядели сносно, а мне с Мишей и Наумом впору было только клоунами где-то в цирке выступать.

Старшина успокаивал нас тем, что не это главное на войне и пообещал заказать для нас троих обмундирование малого размера на дивизионном складе вещевого довольствия. И ещё он высказал уверенность, что мы вскоре подрастём и тогда все проблемы снимутся.

Выдали нам и по сапёрной лопатке, противогазу, баклажке, котелку и ложке с вилкой.

Отведали мы в этот день свой первый солдатский обед. Щей налили в котелок, а перловую кашу с салом кинули на его крышку. Щи показались вкусными, а жир в каше был осалившимся от долгого хранения.

После обеда лейтенант Скиба провёл занятия по материальной части станкового пулемёта, демонстрируя поименованные части на реальном образце этого оружия, которое все любовно называли «Максимом». Затем слушатели должны были продемонстрировать, как они владеют сборкой и разборкой, заправкой в магазин пулемётных лент, стрельбой, подготовкой пулемёта к маршу, переноской его на марше.

Всё это было для нас новым. Слушали внимательно, стремясь не пропустить ни одного слова или движения лейтенанта. Мы понимали, что это пригодится в бою.

Вспомнилось, как когда-то в школе, в мирное время, слушали инструктора на занятиях по военному делу. Другое дело здесь, на войне. Всё хочется лучше понять и быстрее освоить.

Командир взвода отметил наше усердие и не удержался от похвалы в наш адрес.

Первый день нашей армейской жизни подходил к концу. Хоть он и не потребовал от нас большой физической нагрузки, как это было на рытье противотанковых рвов или на недавних ежедневных 45 километровых маршах на восток, мы всё же к вечеру почувствовали усталость. Её причиной была, наверное, большая психологическая нагрузка, волнения, вызванные уходом со стройки и сомнениями относительно приёма нас в действующую армию.

Только когда мы улеглись на деревянных нарах солдатской казармы и вдохнули ароматный запах свежего сена, служившего нам постелью, мы поняли, что достигли, наконец, поставленной цели. В тот день мы начали отсчёт суток солдатской жизни в этой великой и самой ужасной войне, которую когда-нибудь знало человечество.