19

19

Наступили чёрные дни для коллектива комбината и один из самых трудных этапов в моей трудовой жизни. Царила обстановка недоверия и подозрительности. Казавшийся сплочённый и дружный коллектив вдруг разобщился. В нём появились враждующие между собой группы из числа сторонников бывшего директора и его противников. Последними были «обиженные» Уткиным рабочие и служащие, которые привлекались к ответственности за хищение продукции, допущение брака, нерадивое отношение к работе, недисциплинированность. Их хоть и было немного, но вели они себя очень агрессивно и их следовало опасаться.

Комбинат подвергался непрерывным проверкам и ревизиям. Нас не покидало чувство тревоги и неуверенности. Если не стоило больших трудов так безжалостно расправиться с директором, то какая могла быть гарантия у каждого из нас, что с нами не поступят подобным образом.

Относительно спокойно в этой обстановке чувствовала себя Анечка. Ещё задолго до освобождения от должности директора Уткин назначил её заведующей химико-бактериологической лабораторией комбината, где над ней не висела материальная ответственность за продукцию и работа была менее напряжённой чем в цехе.

Особая опасность нависла надо мной в связи с близостью отношений с Уткиным. Положение усугубилось ещё моим выступлением на закрытом партийном собрании комбината, призванном одобрить решение горкома партии об исключении директора из партии. Вместо одобрения этого «мудрого» решения, как это сделали секретарь парторганизации Закревская, начальник отдела кадров Луганов и некоторые другие «принципиальные» коммунисты, я позволил себе взять под защиту Уткина, заявив, что считаю решение жестоким и несправедливым. Напомнив о заслугах Уткина перед партией и государством, о его ратных подвигах в войне с фашизмом, трудовых заслугах на предприятиях отрасли и особенно на Оршанском комбинате, я предложил ограничиться партийным взысканием.

Несколько руководителей цехов и отделов, выступивших после меня, поддержали это предложение и просили оставить Уткина в должности директора.

У присутствовавшего на собрании секретаря горкома Карпенко возникли серьёзные проблемы с «одобрением» решения. В своём выступлении он резко осудил «незрелых» и «беспринципных» коммунистов, выступивших против линии партии в работе с кадрами и обеспечении сохранности социалистической собственности. Больше всех досталось мне.

При голосовании половина присутствовавших на собрании отказались одобрить решение бюро горкома. Понадобилось ещё одного выступления Карпенко, чтобы при повторном голосовании собрать необходимый минимум голосов.

Можно было не сомневаться в том, что мою «незрелость» и «беспринципность» мне не забудут.