124

124

Это случилось шестого декабря 1978-го года (в день моего рождения). В этот день состоялся пленум ЦК КПБ, на котором, как обычно, делал доклад Машеров. Значительную часть своего выступления Первый секретарь уделил припискам и очковтирательству, которые в то время нашли широкое распространение в республике. Посредством искажения отчётных данных руководители многих предприятий, колхозов и совхозов, а нередко и целые отрасли народного хозяйства, создавали видимость выполнения планов, получали награды и премии.

С подачи Лагира, в качестве примера был приведен Могилёвский мясокомбинат, директор которого незаслуженно получил материальное вознаграждение в сумме 1711 рублей, а всего в виде премий работникам комбината было, якобы, незаконно выплачено 140 тысяч рублей.

Машеров подверг резкой критике министра Баврина, проявивешго непростительную беспринципность, в результате которой конъюнктурщик и ловкач Гимельфарб вскоре, после снятия его с должности директора, оказался в Минске и был устроен на ответственную работу в аппарат министерства.

У меня сохранились республиканские газеты тех дней, и эпитеты, которыми меня наделил руководитель Компартии Белоруссии здесь приведены дословно в их первозданном виде.

Когда с критикой любого руководителя выступал Первый секретарь ЦК, не принято было оправдываться и пытаться что-то доказывать. Любые обвинения, в том числе и надуманные, следовало только признавать, а оскорбления молча сносить. Так в этом случае поступил и Баврин. Ещё накануне Пленума, узнав от Лагира о предстоящем выступлении Машерова, министр предложил директору ПКБ Емельянову немедленно меня уволить под любым предлогом.

4-го декабря, за два дня до Пленума, Иван Леонтьевич, мой добрый старый приятель, пригласил меня на доверительный мужской разговор, откровенно изложил суть дела и предложил самому подобрать более приемлемую формулировку увольнения. Только в этом он мог предоставить мне выбор.

Конечно, по всем писанным законам, в том числе и действовавшему КЗОТу (кодекс законов о труде) я мог отстаивать своё право на труд. Не было никаких юридических оснований для моего увольнения, но что значили законы против диктата партийных вождей? Сопротивляться их произволу было бесполезно и я понял, что пришла пора прощаться и с полюбившейся работой, и с Минском.

Вспомнив неоднократные предложения Прищепчика о трудоустройстве в Могилёве, я прямо из кабинета Емельянова набрал приёмную обкома и попросил соединить меня с Первым секретарём. Виталию Викторовичу уже было известно содержание доклада Машерова на предстоящем Пленуме и он предложил мне должность заместителя директора недавно созданного в Могилёве отраслевого Проектно-Конструкторского технологического института механизации и автоматизации предприятий легкой промышленности. Он и раньше предлагал мне эту должность, но я не решался уходить из мясной промышленности, где проработал более тридцати лет. Сейчас выбора не было. Я поблагодарил Прищепчика и принял его предложение.

В тот же день я получил трудовую книжку с записью: “Уволен в связи с переводом в Могилёвский институт ПКТИАМ”, попрощался с Емельяновым и на попутной машине возвратился домой.

Доклад Машерова я прослушал по радиоприёмнику в своей могилёвской квартире в день своего пятидесятичетырёхлетия. Такой праздничный подарок преподнёс мне Первый секретарь ЦК.