Летняя смена Тамар

Летняя смена Тамар

1982 начался однообразно — наука, новые изобретения, статьи, издание книги «Инерция» и написание автобиографической книги «В поисках энергетической капсулы». Несколько хоздоговоров, постоянные процентовки, отчеты, испытания. Лекции, курсовые и дипломные проекты. Научная работа со студентами — Сашей Серхом, Володей Сергуниным, Юрой Рямовым, Сашей Емелиным. Организовали при институте «Клуб изобретателей», председателем которого назначили меня. Где время бралось — ума не приложу!

Вечерами, а в среду, субботу и воскресенье — и днями — мои любимые дамы. Всем — забота, внимание, любовь. «Всю неделю вкалывал и вот сегодня вырвался, наконец, и к тебе!», — этой фразе они почему-то верили. Кроме Оли, которой уже стал надоедать постоянный состав «сводных сестер», и которая советовала мне обновить его. Я же им был очень доволен, и все бегал по заветному кругу.

Когда я впервые посмотрел фильм Эльдара Рязанова «Осенний марафон», я частично узнал в его герое себя. Но — мне бы его заботы! У него и баб-то было в три с половиной раза меньше, и хоздоговоров не было, и научную работу он вел хилую, да и то — сроки срывал! Мою «двужильность» я объяснял спортивным прошлым, а также умением все делать быстро. «Бис дат, кви цито дат!» (латынь — «вдвойне делает тот, кто делает быстро!»).

Статья занимала у меня не больше дня; изобретение — тоже, оформлением занимался Саша, заявки подавал я, в основном, с ним. Книгу «Инерция» я писал около месяца, но много времени ушло на работу с редактором и художником. Отчеты по хоздоговорам — все оптом писал примерно недели две. А остальное — это каждодневная жизнь и текущие заботы, победы и поражения. И не знаю, выдержал бы я такую моральную нагрузку, если бы ни сильнейшая релаксация с моими любимыми дамами! Будь она одной, хоть Мэрилин Монро, надоела бы тут же! Даже с моей любимой Витольдовной, которая скучать не давала, месяца не выдерживал, что в отпуске, что дома.

Случилось в этом году так, что муж Маши должен был приехать в конце мая, и быть в Москве аж до конца августа (он брал отпуск обычно на лето). Тамара-маленькая отправилась в пионерлагерь, расположенный в селе Ивановское, что возле известной теперь своими водами и водками Черноголовки. Лику муж забрал в санаторий в начале июня. Оля в это же время отправлялась отдыхать с тетей и ее семьей. Тамара Ивановна, как обычно — на Чегет, и осталась в Москве у меня только мисс Витольдовна. Кстати, дочку она тоже отправляла в конце мая в пионерлагерь.

А к тому времени почему-то моей мисс приспичило стать мисисс — «Уж, замуж, невтерпеж — пишутся через — ж без мягкого знака» — как написано в учебнике по грамматике русского языка. Да и я стал подумывать — не жениться ли мне в очередной раз. Женщина она красивая, умная и хозяйственная, правда, стервозная немного, но это, решил я, с замужеством пройдет. Поэтому, получив от дам тайм-аут как минимум на месяц, а как максимум — на три, я решил предложить Витольдовне вариант. Поживем, дескать, вместе июнь, а в начале июля поедем в Сухуми, где я познакомлю ее с мамой и детьми, как мою невесту. Я даже письмо об этом маме написал и показал Витольдовне. Она подумала, согласилась, и я переехал жить к ней.

Что такое переехал? Забрал пару рубашек, всякую мелочь, рукописи — как раз портфель и набрался. Стали жить-поживать, но добра не наживать, ну почти, как муж с женой. Правда, иногда я видел кошмарный сон, и просыпался весь в поту от ужаса. Меня патологически пугал вариант, где я путаю дни недели и дам, «приписанных» к этим дням. Но потом привык. А вот Тамара, так и не смогла привыкнуть спать вместе. Стоило мне во сне повернуться, или не дай Бог, всхрапнуть (вообще, мне никто об этом не говорил, кроме Витольдовны), как Тамара просыпалась и пыталась перейти в детскую комнату.

Но это полбеды. А сама беда состояла в том, что я привык к определенному режиму сексуальной жизни, и этим замучил бедную Витольдовну. Как пелось в частушке времен кампучийской революции и коммунистического зверя-диктатора Пол Пота: «Загребу, замучаю, как Пол Пот Кампучию!».

Она сперва держалась из последних сил, а потом взмолилась.

— Не могу столько! И как ты только раньше всю неделю воздерживался?

Я объяснял непонятливой мисс, что я держался потому, что спал в постели один, а теперь, с такой красивой женщиной спать раздельно — преступление! Мы что, для того пожениться хотим, чтобы спать врозь? — задавал я Витольдовне провокационный вопрос.

Раньше на отдыхе тоже возникла подобная проблема, но там Тамара целый день отдыхала, а вечером выпивала со мной, и была, в общем, на взводе. А тут

— работа, да и выпивать каждый день она отказалась. У меня, конечно, был маленький резиновый баллончик, вместо кружки Эсмарха, на всякий «пожарный» случай. Но Тамара стала буквально спаивать меня, чтобы я заснул и не требовал отдачи супружеского долга. Она плохо представляла себе режим жизни закаленного в питье и сексе хлыща, и чахла с каждым днем. Я оказался для нее, действительно, вроде Пол Пота для Кампучии.

— Послушай, мисс, может, пойдешь еще раз на компромисс? — шутливо уговаривал я мою «сожительницу» на очередное грехопадение.

— Знаешь, если мисс часто идет на компромисс, то он превращается у нее в компромиссис! — съязвила мне она моей же любимой присказкой.

— Думаю, что это тебе не угрожает! — философски заметил я ей на это.

— Что ты имеешь в виду? — взвинтилась Витольдовна.

— Успокойся, совсем не то, о чем ты подумала! — парировал я, — ты же не идешь на компромисс, вот тебе ничего и не угрожает! — лицемерно успокоил я разволновавшуюся мисс.

Когда я решил брать билеты для поездки на отдых в Сухуми, которые заказал заранее на начало июля, она мне позвонила на работу и сказала, неестественно скрипучим голосом:

— Дождь идет, плохое настроение, ты знаешь, я тут подумала, и решила (это было ее любимым выражением), не поеду я с тобой в Сухуми. Приходи вечером, забери свои вещи!

Я, конечно же, ожидал эти слова расставания, но только после отдыха в Сухуми. Однако лучше разобраться сейчас, чтобы не портить лета на ругань и упреки. Тем более — в Сухуми, при всех. Что ж, пришел вечером, и сложил вещички.

— Может, ляжем на прощание? — предложил я.

Тамара возмущенно указала мне на дверь. Пожав плечами, я вышел.

Дело в том, что, уезжая в Ивановское, Тамара-маленькая пригласила меня приехать к ней, уверяла, что там можно хорошо отдохнуть, и квартира на съем есть. Оставила «маршрутку» — как доехать и дала телефон директора пионерлагеря, по которому можно до нее дозвониться. Вечером же, придя домой я дозвонился до Тамары-маленькой и сообщил, что хочу приехать. Она искренне обрадовалась и сказала, что завтра же «забронирует» квартиру, вернее маленький частный домик.

А утром, часов в восемь, раздался телефонный звонок. Звонила Витольдовна, просила срочно встретиться у метро «Кунцевская»! Я был свободен, и через полтора часа уже стоял в назначенном месте. Тамара пришла нарядно одетая, хорошо причесанная, «причепуренная» и надушенная моей любимой «Красной Москвой», где, как говорят, содержится мускус.

Увидев ее, почувствовав этот знакомый запах, я так непреодолимо захотел с ней «у койку», что все сжалось внутри, аж дыханье сперло. «Спокойно, спокойно, джигит, — сказал я себе, — не давай себя оседлать! Ты сделал выбор, и не мельтеши теперь, как цанцар!» (цанцар или цанцари — грузинское слово, означающее человека малодушного, слабовольного, необязательного, у которого «семь пятниц на неделе», «перекати поле» и тому подобное. Не могу даже подобрать точного русского синонима!).

— Нур, сердце разорвалось на десять частей! — целуя меня, сладким, манящим голосом заговорила соблазнительница-Витольдовна. — Зря я тебя обидела, каюсь и беру свои слова назад! Давай сейчас пойдем домой, а потом поедем вместе в Сухуми!

У меня так засосало внутри, что в глазах потемнело от желанья. «Вот она, сирена Одиссева, губительница мужиков!» — Твердил я самому себе. «Улисс выдержал, а ты, мастер спорта, силовик, и подашься! А Тамара-маленькая, бесхитростная и простодушная, зря будет ждать тебя! Обещал ведь, а еще мнишь себя европейцем!».

— Тамара, у тебя семь пятниц на неделе, а у меня — только одна! Я уже обещал другой женщине провести с ней лето. Конечно, после того, как ты мне указала на дверь. Не я нарушил слово, а ты. И тебя я не подвел, не подведу и другую женщину, которой обещал!

— Ах, ах, у тебя есть и другая женщина! — запричитала Тамара, — а я-то тебе верила!

— Ни ты мне девственницей не досталась, ни я тебе нецелованным! — жестко сказал я Тамаре. Будем хоть честны и верны слову. Я обещал поехать с тобой и поехал бы, но ты отказалась. Тогда я дал слово другой и теперь сдержу его, если теперь она сама не пойдет на попятную. Такова уж наша мужицкая доля!

— А как же мое лето, мой отдых? Куда я поеду, ведь я уже вышла в отпуск! — проговорилась Тамара: она облегчила мне расставание.

— Надо было думать, когда указывала мне на дверь! Чао, какао! — я «сделал ручкой» и зашел в метро. — Господи, спасибо тебе, что не дал мне смалодушничать!

Этим же днем я прибыл в Ивановское через Черноголовку. Это сейчас мы знаем Черноголовку, как мощного производителя водки и газводы; а тогда тоже знали, но как поселок весьма серьезных физиков. Что-то они опасное для человечества производили, а что — не было дано знать простому народу.

Мы встретились в детском саду, и Тамара пошла показывать мне наш домик. Домик принадлежал местному жителю — Витьке-горбуну, доброму, но сильно пьющему парню. Сдал он этот домик нам дешево, а сам жил у какого-то приятеля. Комната в домике была одна, с койкой у печки, которую не топить было почему-то нельзя. Так что мы ночами просто плавали в поту от жары. Иногда Витька, уже сильно пьяный, приводил в домик своих друзей, и когда они допивались до положения риз, то оставались и на ночь. А нам приходилось перешагивать через валяющиеся на полу тела.

Туалет был во дворе, и туда нужно было проходить мимо собачьей будки, где на цепи сидела большая и свирепая с виду собака. Ее пасть, при натянутой как струна цепи, находилась в миллиметре от тела человека, проходящего в туалет. И именно этого миллиметра не хватало разъяренному чудовищу, чтобы задрать насмерть страждущего. Поэтому иногда человек так до туалета и не доходил — страх делал свое дело раньше.

Но, несмотря на все эти страсти, все было путем и весело. Сексуальный режим Тамару-маленькую в отличие от Тамары-грозной вполне устраивал. Не мешала даже жаркая печь, пьяные тела на полу и свирепая собака. Тамара-маленькая все воспринимала спокойно и как «подарок от Бога» — «Айнэ гутэнэ гебратэнэ ганц ист айнэ гутэнэ габэ фон Готт» — как любят говорить евреи на своем идиш.

Я привез с собой фотоаппарат с автоспуском; мы наводили его на нашу койку, закрепляли и фотографировались во фривольных позах. Они подчас были настолько новы и оригинальны, что я таких не встречал даже в спецжурналах. Приятно сейчас бывает взглянуть на эти фотографии и вспомнить молодость. Телосложение у обоих партнеров было тогда на зависть — будь это сейчас, наши «фотки» можно было бы продавать любителям «клубнички».

Купались мы в озере, вода в котором была хоть и прозрачной, но с рыжим оттенком. Наверное, присутствовали соли железа или что-нибудь подобное. Тамара совсем не умела плавать, и я научил ее этому искусству, именно в этом озере.

— Плыву, неужели я плыву? — удивленно кричала Тамара, делая круги по озеру. Плавала она «по-собачьи», но очень быстро, почти как ильфопетровский Скумбриевич.

Я взял с собой в Ивановское томик Зощенко, и мы на полянке у озера читали книгу вслух, оглашая окрестности заразительным хохотом. Читаем так однажды, смеемся и чувствуем, что потемнело как-то вокруг. Поднимаем взгляд

— о, ужас! Над нами одни любопытные коровьи головы. Огромные, как «мичуринские» сливы, глаза коров, вернее, молодых телок, с наивным любопытством уставились в книгу Зощенко — задние животные теснят передних, и рога «ближних» коров уже начинают тыкать нам в бока. Слюна из их ртов капала прямо на страницы нашей книги.

Тут я вскочил, схватил коврик, на котором мы лежали, и стал стегать им коров по любопытным мордам. Те же стали испуганно пятиться назад и мы, освободившись из коровьего плена, быстро ретировались.

Оказывается, мимо проходило стадо; коровы — животные любопытные, они заинтересовались, что там такого смешного нашли эти хитрые люди, и решили сами проверить. После этого случая мы в самых интересных местах книги тревожно поднимали головы, оглядываясь — нет ли вокруг любопытных рогатых тварей?

На этой же полянке, мы иногда выпивали, приглашая в компанию подругу Тамары — Нину. Эта Нина, высокоинтеллектуальная худенькая женщина, была прирожденной спорщицей.

Пасущиеся рядом коровы и их пастухи слушали обрывки наших с Ниной фраз: «Монотеизм», «нравственная парадигма», «демиург», «теософия»… И другие, столь же непонятные, сколь совершенно бесполезные для коров и их пастухов, выражения. К общему знаменателю мы с Ниной никогда не приходили.

И чему только могли научиться пионеры и пионерки, многие из которых были уже великовозрастными, от такой вожатой? Им лучше бы послушать про гигиену секса, а то все кусты вокруг были увешаны использованными презервативами. А тут, видите ли, «нравственная парадигма»! Но вопросы секса для Нины были закрытой темой.

Вот так отдохнули мы с Тамарой-маленькой, почти что до самого сентября. С ней было в меру весело, в меру сексуально и в меру спокойно. Никаких коллизий, сцен, скандалов упреков, запретов, нравоучений и других атрибутов сосуществования полов. Я «подумал и решил» (прямо цитата из мисс Витольдовны!), что для жизни это не так уж плохо. Витольдовне бы поучиться такой толерантности!