«Абриебшь аспорт абстазара»

Так как это утверждение давало существенный выигрыш в зарплате, я должен был «поставить баню» в своем клубе и «обмыть» аттестат профессора.

Мы собрались как-то вечерком в своем постоянном составе. Меня заставляли окунать открытку с утверждение в напитки, которые я поставил, и с нее потекли чернила. Баня прошла весело. Вася сделал мне массаж и уже не душил, как раньше. Более того, он тихо поблагодарил меня за то, что я «оставил в покое» Томочку, и даже за то, что я «сохранил ее честь» перед поездкой в Киев.

— Вот сучка, все Васе рассказала! Ну и бабы пошли! — философски подумал я про себя.

Сам я действительно «оставил в покое» не только Томочку, но и других дам, с которыми периодически нет, нет, да и встречался, но даже «заморозил» свои отношения с мамонтовской Тамарой. Она искала меня всюду, но я просто прятался от нее. Та все поняла, и временно отошла на все 100 % к Бусе, чему тот был, безусловно, рад.

Под конец в бане остались только я и инструктор Обкома Партии по имени Володя — остальные разошлись по домам. «Что это, всех партийных начальников, начиная с Ленина, Володями зовут?» — подумал я. Инструктор, примерно мой ровесник, жаловался мне, что его против желания направили на работу в Курск из Москвы, где он родился и счастливо жил. На почве любви к Москве мы с Володей почувствовали себя родными; пили на брудершафт и целовались. Затем он заспешил:

— Давай зайдем сейчас в ресторан «Октябрьский», он недалеко! Хочу пропить взятку, которую мне всучили сегодня. Понимаешь, надеваю пальто, а в кармане — пачка денег! Кто положил, за что — ума не приложу! А чтобы жене не досталось, давай все пропьем вместе!

Сказано — сделано. Мы вышли на улицу Троцкого, пардон, Дзержинского и Володя, не глядя по сторонам, стал посреди дороги, подняв руку. С визгом тормозов остановилась какая-то служебная черная «Волга». Водитель, разглядев лицо инструктора, живо открыл двери и пригласил нас сесть. Он что-то лакейски плел инструктору, а тот только важно произнес: «Ресторан «Октябрьский»!».

Минут через пять подъехали, выскочивший водитель резво отворил нам двери, и мы вошли в ресторан. Зал был почти пуст, время — позднее. Молоденькая вялая официантка неохотно подошла к нам и подала меню.

— Шампанского — десять бутылок! — приказал Володя, не глядя в меню.

— Шампанского нет! — устало произнесла официантка.

Володя внимательно посмотрел на нее и, тоном, не терпящим возражений, приказал:

— Девочка, позови кого-нибудь из старших, мэтра, кого-нибудь посерьезнее, в общем!

А к столу уже неслась, переваливаясь, как утка, толстая женщина-директор ресторана.

— Какими судьбами, Владимир Никитич, а мы уже решили, что вы забыли нас! — гостеприимно улыбалась толстуха, — что кушать будете? — спросила она.

— Шампанского — десять бутылок! — повторил свой приказ Володя.

— Шампанского — быстрее! — бросила директор, стоявшей поодаль официантке с раскрытым от удивления ртом, и та умчалась.

Вскоре она принесла первые пять бутылок. Я с грустью рассказал Володе, как в прошлое посещение «Октябрьского» я случайно разбил витраж на потолке пробкой от шампанского. И что нас всех чуть ни выгнали из ресторана как хулиганов.

Володя, выслушав меня, взвинтился.

— Гады, жулики! Бей им витражи, открывай бутылки и бей — я отвечаю! — возбужденно кричал Володя, и сам открывал бутылки, направлял их пробкой в витражи. И я старался тоже, но у нас ничего не получалось. То пробки попадали в переплет витража, то не долетали, то хлопались в стекло недостаточно сильно. Потом я понял, что нам подавали охлажденное шампанское для начальства, а пробки из такого «стреляют» не так сильно, как из теплого

— которое для «народа».

Все десять бутылок бесполезно были открыты. Посетители с интересом наблюдали за нами; официантка же безразлично смотрела на происходящее.

— Не везет! — констатировал Володя, и, вспомнив поговорку: «Не повезет

— и на родной сестре триппер схватишь!» — захохотал.

Мы с трудом выпили «из горла» по бутылке шампанского и, шатаясь, вышли не расплачиваясь. Володя остановил какую-то машину, водитель которой, сняв шапку, поклоном приветствовал Володю.

— Отвезешь его домой! — приказал инструктор, — а если что, поможешь дойти до дверей квартиры.

Я стал прощаться с Володей. Целуясь со мной, он внимательно посмотрел мне в лицо и спросил:

— Слушай, я тебя часто вижу по утрам в Обкоме Партии на первом этаже. Ты что там делаешь?

— Сказать честно? — спросил я.

— Как на духу! — серьезно приказал Володя.

— В доме, где я живу с моей бабой, нет удобств, и мне приходится ходить «на двор» в буквальном смысле слова — там находится сортир с выгребной ямой. Но сейчас зима, и там над очком от большого числа посетителей выросла такая ледяная гора, что без альпинистского снаряжения забраться наверх невозможно. Беременные женщины и дети очень недовольны! А я, помня о заботе Партии, бегаю «на двор» в ее Обком. Там очень чистенько, да он и от дома не дальше, чем наш сортир.

— Это что, правда? — спросил изумленный Володя.

— Век сортира не видать, — укусив ноготь, поклялся я, — но, конечно же, сортира приличного, к примеру, как у тебя!

Мы еще раз чмокнулись, я сел в машину, и повезли меня как барина домой. Водитель слышал наш разговор, и всю дорогу повторял с непонятной улыбкой:

— Вход в сортир только для альпинистов! Юмор!

Водитель, исполняя приказ Володи, решил все-таки проводить меня до двери квартиры. Было очень скользко, и он боялся, что я упаду. Путь шел мимо нашего «альпийского» сортира. Водитель глянул на ледяную, вернее, дерьмовую гору над очком, которая не позволяла даже прикрыть дверь и ужаснулся.

— Юмор! — только и произнес он.

Видя, что я остановился не у двери, а у окна в полуподвал, водитель, уже не удивляясь ничему, спокойно спросил:

— В окно, чай, будешь лезть?

— В окно, милый, в окно! Такова моя спортивная жизнь! Ты знаешь, как будет по-абхазски «такова спортивная жизнь»?

— Нет, — простодушно признался водитель.

— Запомни: «Абриебшь аспорт абстазара!»

— «Абриебшь!» — как во сне повторил водитель и, проснувшись, добавил свое неизменное, — юмор!