О выгодах спорта и споров
О выгодах спорта и споров
Но, тем не менее, о новых пополнениях спиртного думать было нужно, что мы все свободное время и делали. Помог, как обычно, случай. Как-то заказал Серафиму починить свой будильник начальник конструкторского бюро отделения ЦНИИС Федор Иванович Зайцев — фигура колоритная. Участник войны, 1909 года рождения, с орденами и медалями, он имел высокий рост и еще более высокий вес — явно выше центнера. Ходил он гордо выпятив грудь, имея на это все основания — начальник КБ, фронтовик и самый сильный человек нашего институтского городка. 52 года — расцвет мужской силы, он был завидным женихом, но таким и остался, потому, что хоть и любил женщин, но жениться и терять свободу не хотел.
Меня заинтересовало, почему он считался самым сильным человеком в городке. На это Серафим пояснил, что у него дома есть тяжелая штанга, и он ее, к ужасу соседей (квартира у него была коммунальная), иногда поднимает. Ужасало соседей не то, что он ее поднимал, а то, что она иногда падала, сотрясая весь дом до фундамента. Узнав про штангу, я потерял покой и упросил Серафима «свести» меня с Зайцевым, желательно у него дома. Случай такой представился — Серафим договорился занести готовый будильник Зайцеву прямо на дом.
Пошли втроем — Серафим, Володя Ломов и я. Зайцев был явно недоволен большим количеством гостей. Так бутылку — плату за будильник — распили бы вдвоем, а так — волей-неволей приходилось делиться. Серафим познакомил меня с Зайцевым, я рассказал ему, чем занимаюсь в ЦНИИСе. Зайцев слышал про «чудо-скрепер», и сразу зауважал меня, как изобретателя.
Но душа моя рвалась к штанге и я, наконец, увидел ее. В углу комнаты лежал самодельный спортивный снаряд, достаточно профессионально изготовленный. Федор Иванович, заметив мой интерес, рассказал, что сконструировал штангу сам, изготовили ее на Опытном заводе, и весит она до 105 килограммов.
Но поднимаю я килограммов пятьдесят-шестьдесят, — пояснил Зайцев, — а больше боюсь: упадет. Соседи загрызут!
По дороге я намекнул Серафиму, что хочу «сразиться» по штанге с Зайцевым на бутылку. Серафим не одобрил моего намерения — он не знал про мое спортивное прошлое, а фигура Зайцева внушала ему уважение. Но ради бутылки (безразлично с чьей она будет стороны!) он решил подыграть мне.
Я подошел к штанге — там было килограммов пятьдесят, неумело подобрал ее с пола. Сказал, что она легкая, и ее поднять — раз плюнуть. Зайцев подошел к штанге, важно поднял ее на грудь и выжал. Я понял, что больше шестидесяти ему не поднять, и стал рваться в бой.
— Молодой человек, вы можете получить грыжу, ведь вы никогда не поднимали штанги, — убеждал меня Зайцев, — да и по фигуре вы худенький, субтильный …
— Это я-то «субтильный»? — рассвирепел я и предложил Зайцеву обидный спор на бутылку — кто больше выжмет. При этом вытащил из кармана трехрублевку и выложил ее на стол. Зайцев покачал головой и осудил меня за такую безрассудность — спорить на жим, с ним, с самим Зайцевым — самым сильным человеком городка? Недальновидно! Но вызов принял. Немалую роль сыграл здесь Серафим, подзадоривший Зайцева, что какой-то «субтильный» мальчишка смеет спорить с ним, самим Зайцевым …
Он выжал пятьдесят пять килограммов, затем взял на грудь шестьдесят, но выжать не смог. Он мял себе мышцы на руках, сетовал, что «пошел на вес» без разминки, что дал втянуть себя в авантюру. Он даже не ожидал, что я подойду к шестидесяти килограммам и пытался не позволить мне это сделать. Бедный Федор Иванович боялся, что вес меня «сломает». Серафим и Володя взялись меня страховать, и Зайцев уступил.
Я, призвав всю свою фантазию, как можно только непрофессиональнее взвалил штангу себе на грудь, и, боясь рассмеяться, с колоссальным трудом выжал ее. Зайцев был поражен. Этого он никак не ожидал.
— Чем вы берете вес? — Зайцев недоуменно пожимал плечами, — ведь у вас же нет мышц! И он попытался пощупать мои бицепсы, но я уклонился, опасаясь разоблачения.
— Не люблю, когда мужики лапают, не принято у нас на Кавказе! — соврал я. Что принято на Кавказе, я уже хорошо знал!
Зайцев выложил свой трояк, Володя побежал в магазин, прихватив и мою бумажку. Протесты не помогли — «за подыгрывание и страховку» — шепнул Володя, и через несколько минут уже прибежал обратно с двумя бутылками «Старки». Двадцать четыре копейки он добавил от себя! Невероятная щедрость!
Трех бутылок — одной — за будильник, другой — выигранной, и третьей — за «страховку», вполне хватило для дружеского застолья. Федор Иванович любил закуски, и они у него всегда водились — сыр, колбаса, икра баклажанная, «Лечо» — все это для нас было лакомством.
— Чем вы берете такой вес? — повторял Зайцев мне свой вопрос, и я отвечал ему:
— Головой надо работать, головой! — отвечал я и постукивал себя по лбу. Все смеялись.
Подвыпив, Зайцев обещал потренироваться и взять у меня реванш. Он сказал, что не уступит свое звание «самого сильного человека городка» субтильному, хоть и умному юноше. Я понял, что еще несколько бутылок, причем с хорошей закуской — наши!
Замечательная русская черта — отыгрываться. Как говорится в пословице: «Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался». Так вот, многоопытный Зайцев несколько раз присылал мне вызовы на поединок, и я всегда выигрывал с минимальным перевесом, выжимал решающий вес с таким трудом, с такими мучениями, что под конец не выдержал. Когда количество побед перевалило за пять, мне стало стыдно, и, невзирая на протесты Серафима и Володи, я набрал на штангу полный вес 105 килограммов, взял на грудь и с легким толчком сделал «швунг». Неспециалист не отличит его от жима, и «самый сильный человек городка» был повержен — физически, а главное — морально.
Он никак не мог представить себе, что я — мастер спорта по штанге, почти кандидат на мировой рекорд в жиме. Да я и не рекламировал себя ни ему, ни Серафиму. Пусть думают, что я «головой работаю», применяю какую-то неведомую теорию для поднятия тяжестей.
Больше Зайцева побеждать было нельзя, но я снял эскизы с его штанги и, пользуясь связями Серафима, Зайцева и своими, изготовил на Опытном заводе еще одну штангу. Для наших целей — оздоровления пьющего мужского населения «Пожарки».
Штангу поставили в нашей комнате, и пошли соревнования с мужским населением общежития. Никто в мою силу не верил, шли сплошные отыгрывания и реванши. Слесарь Жора отыгрывался аж семь раз, но так ничего и не понял. Я просто отказался больше с ним соревноваться — посоветовал тренироваться. Раскрыть свои возможности перед всем обманутым общежитием было бы слишком опасно — побьют ведь!
Скоро весь «бюджет надувательства» в общежитии закончился и мы принялись искать «внешнюю клиентуру». Ее, в основном, поставлял Серафим. Где-то по своим старым каналам связи, он выискивал слегка подвыпивших, здоровых телом мужиков и затаскивал их под тем или иным предлогом в «Пожарку». А там — штанга, якобы оставшаяся от четвертого жильца в комнате. Серафим имитировал страстное желание поднять хоть какой-то вес, но у него не получалось. «Здоровые телом» мужики авторитетно показывали ему, как это надо делать, а я, обычно лежа на своей койке, оценивал силовые возможности мужиков. После чего вставал и, якобы с подпития, предлагал поднять одной рукой столько же, сколько поднимет «здоровый телом» мужик — двумя. Предложение, надо сказать, обидное, особенно от «субтильного» юноши. Меня пытались отговорить, советовали лучше поиграть в шахматы, но я распалялся все больше. Серафим и Лукьяныч подыгрывали мне, и спор завязывался.
Я и «здоровый телом» выкладывали по трояку. Серафим накрывал деньги шляпой, и начинались силовые упражнения. Мужики обычно поднимали пятьдесят, от силы шестьдесят килограммов, а я знал, что могу свободно вытолкнуть правой рукой 65–70 килограммов. И это — немного, рекорды в моем же полулегком весе доходили до 100 килограммов. Правда, это движение уже не входило в троеборье; раньше существовало «пятиборье» — с рывком и толчком одной рукой, но его в 50-х годах отменили.
Так или иначе, я побеждал в споре, причем «рекордный» вес поднимал с имитацией невероятного труда и напряжения. Ошарашенный «здоровый телом» мужик проигрывал, но делал все возможное, чтобы, во-первых, отыграться, а во-вторых — вовлечь в спор других своих знакомых. Знакомые здоровяки, по идее проигравшего, могли или выиграть, или проиграть мне, а «доза» от поставленной водки все равно доставалась «посреднику». Выигрывал, конечно же, я, потому что профессионалов среди приглашенных не бывало.
А если бы такой вдруг появился, я бы его сразу же «вычислил» и не стал бы спорить, сославшись, например, на болезнь. Но постепенно иссякли и эти «клиенты», ведь городок наш был так мал. Я вел учет выигранным бутылкам, «чиркая» острым напильником по грифу штанги после каждого выигрыша. «Зарубок» на грифе оказалось 173!
Надо было подумывать о других способах изымания выпивки с населения. И новое решение было найдено.
Тогда в начале 60-х годов магнитофоны были еще в новинку, особенно среди не шибко «современного» населения нашего общежития и городка в целом. Я купил недорого в комиссионном магазине магнитофон «Днепр» и быстро приспособил его для изымания бутылок с населения.
Магнитофон был спрятан в тумбочке, а микрофон закамуфлирован в настольной лампе. Одновременно с включением этой лампы, включался и магнитофон, настроенный на запись. Когда приходил очередной солидный «клиент» к Серафиму на выпивку, я ввязывался в разговор и предлагал очередной анекдот про Хрущева (тогда эти анекдоты ходили сотнями). Например, что купил Хрущев на базаре поросенка и несет домой, завернув в детское одеяльце, чтобы скрыть покупку. Встречается знакомая, спрашивает, что в руках. А Хрущев отвечает: «Это сынок родился, несу с роддома домой!». Знакомая откидывает край одеяльца и говорит: «Весь в папу!» Ха-ха-ха!
«Клиент» тоже вспоминает анекдот про Хрущева, например, что на обеде у индийского премьер-министра Неру, Хрущев украл серебряную ложку и спрятал в карман. А Булганин (с которым Хрущев первое время всегда ездил вместе), заметив это, говорит: «Господа, я покажу вам русский фокус. Вот я беру со стола и кладу себе в карман серебряную ложку, фокус-покус, и достаю ее из кармана Никиты Сергеевича!» Ха-ха-ха!
Но перед анекдотом «клиента» я успеваю включить лампу на тумбочке, и весь текст записывался на ленте магнитофона. Отогнав ленту обратно, я даю «клиенту» возможность выслушать его анекдот. «Клиент» сереет лицом и просит: «Сотри!». Серафим смотрит на часы и деловито предлагает: «до закрытия магазина осталось больше часа. Давай, беги за бутылкой, а потом сотрем вместе». «Клиент» сорвавшись с места, убегал и вскоре прибегал обратно с бутылкой, а нередко и с другим «клиентом-анекдотистом». Если сам «вляпался», то почему бы и не подставить другого. Выпивать-то все равно вместе! Сейчас трудно представить себе, что за подобный анекдот можно было запросто «вылететь» с работы, а коммунисту — из партии тоже.
Но постепенно стала исчезать и эта клиентура. К нам в комнату стали опасаться заходить. Но мы не «потерялись» и на этот раз. Прихватив бутылку, мы с Серафимом заходили куда-нибудь в чужую компанию, «на огонек». Послушаем у дверей, если в комнате громкие полупьяные разговоры, мы стучим в дверь — просим спички там, или соли. Хозяева наливают, мы вынимаем свою бутылку и пошло-поехало. А потом я начинаю показывать фокусы. Например, разворачиваю платок и прошу положить на его середину сложенную в несколько раз трехрублевку. Засучив рукава, я под пристальными взглядами компании, сворачиваю платок «котомкой», на дне которого лежит денежка, и предлагаю пощупать, там ли она. Все щупают, засовывая руку в «котомку», и подтверждают, что, дескать, денежка там. Последним, засовывает руку Серафим, долго копается, придирчиво ищет бумажку, сперва не находит ее, но потом вынужденно соглашается, что она там. При этом, конечно же, незаметно забирает ее себе в кулак.
Фокус-покус! — и я, встряхивая платком, показываю, что он пуст. Пьяная компания взволнована, она просит повторить фокус. Они следят за моими руками, чуть ли ни придерживая их своими. Больше всех обвиняет меня в шулерстве Серафим — он долго копается, никак не может найти бумажку в платке, гневно сердится на меня, но чуть ли ни с посторонней помощью, находит ее и, конечно же, забирает. «Фокус-покус!» — и платок снова пуст. Мне проверяют карманы, залезают, чуть ли ни в трусы, но трешки-то у меня нет!
Или еще один, более интеллектуальный фокус. Вроде, я могу по отпечатку пальцев тут же найти «хозяина» этих отпечатков. Но тоже за трояк.
Делалось это так. На небольшое зеркальце клалась трехрублевка, и кто-нибудь из присутствующих должен был взять ее, оставив на зеркальце отпечаток любого пальца. Меня, конечно, на это время выводили из комнаты и следили, чтобы я не подглядывал. Когда дело было сделано, меня вызывали, я быстро глядел на отпечаток и тут же стирал его платком. Потом каждому из присутствующих предлагал оставить свой отпечаток, но так, чтобы он не налезал на чужой. Потом рассматривал эти отпечатки «оптом» и указывал на того, кто взял трояк. Однажды в такой компании случайно присутствовал следователь-криминалист, так он чуть с ума не сошел. Говорил, что я — уникум, что меня надо брать в МУР и платить бешеные деньги за такое мастерство.
Но скромно признаюсь, что в дактилоскопии я был совершенным профаном, просто Серафим, оставляя свой отпечаток на зеркале, указывал пальцем на того, кто взял трояк …