Глава первая

В начале февраля месяца 1812 года пришел с таким нетерпением ожидавшийся приказ о призыве из отпусков. Теперь у нас было полно забот, но это было радостное время. Несколько дней отпуска я использовал для того, чтобы попрощаться с моей матерью, братьями и сестрами в Тутлингене.

Прекрасным весенним днем — это было 17 февраля 1812 года — мы покинули наши гарнизоны в Эхингене, Ридлингене и Блаубойрене, и выступили в поход в вюртембергскую низину{308}. Через бывший гарнизон в Цвифальтене марш шел через Штутгарт до Эглосхайма около Людвигсбурга, куда мы прибыли 20 февраля. Через день, в Людвигсбурге генерал-инспектор кавалерии генерал фон Диллен{309} проводил смотр, после этого был смотр короля{310}, но полковник{311}, не бывший в большом фаворе, не удостоился со своим полком особой милости ни в глазах первого, ни в глазах второго. 23-го мы снова выступили в поход и 24-го прибыли в местность около Хайльбронна.

Здесь был сборный пункт для вюртембергского армейского корпуса, а луг около Хайльбронна — место, на котором король в последний раз видел 14/15 своих прекрасных войск.

Здесь, в прекраснейшей части отечества, каждый по возможности еще наслаждался жизнью. После 15-дневного пребывания, в течение которого муштре и смотрам не было конца, армейский корпус под верховным командованием кронпринца выступил 4 колоннами — егерский герцога Луиса одним из последних — и через Хайльбронн, Нойштадт, Эринген и Кюнцельзау направился в Вайкерсхайм{312}. На марше через Вюртемберг никто не был избавлен от известного беспокойства перед представлявшимся все еще возможным возвращением в гарнизон, так как определенность войны не была подтверждена ни командующим генералом, ни непосредственно ему подчиненным генералом фон Шелером. Ни в одной газете также не упоминалось о грядущем начале войны. Уже когда пришел приказ о возврате из отпусков, мы ожидали войны с Россией, а направление нашего марша подтверждало это мнение, но мы все еще сомневались в определенности войны.

Однако когда мы пересекли границу отечества, сомнения отпали, никто уже больше не опасался возвращения, тяжесть свалилась с души, и солдаты пели: «Мы идем в Россию, братья». Были нетерпеливые ожидания: хотя мы и не ждали в России золотых гор, но полагали все же, что найдем в изобилии красивейших и лучших лошадей (самое горячее желание кавалериста) и пропитание.

Никто не думал о русской зиме, никто не мог составить себе о ней представление. Хотя некоторые [из нас] и говорили осмотрительно: Ну подождите!, они натыкались на глухую стену. Да и что толку, если бы у нас отняли ослеплявшие нас химеры? Не лучше ли, когда солдат радостно идет в бой, чем когда он в предвидении ужасных мук и лишений лишь нехотя следует своему ремеслу? Так, на подъеме, мы и шли, вполне довольные тем, что для отдыха был определен лишь каждый 6-й день. В Вюрцбургской земле мы нашли не столь хорошие квартиры, как в Вюртемберге, хотя эта местность превосходит последний по плодородию и зажиточности. Самой прекрасной части долины Майна мы не видели. Наш путь проходил, как это обыкновенно случается при больших передвижениях войск с легко вооруженными, не всегда по шоссе. По крайней мере, в Вюрцбурге и в саксонских герцогствах искусственно построенные дороги вообще есть лишь в небольшом количестве. В Хильдбургхаузене я имел честь докладывать герцогу{313} о проходе нашего полка. Там и в Шлойзингене мы уже могли найти подтверждение истинности пословицы о саксонских девушках{314}.

23 марта последняя колонна шла через Тюрингский лес. Мне очень понравились эти горы, и не случайно. Недалеко от Фрауэнвальде, самой высокой точки на этой дороге, есть пункт, откуда взгляду представляются в богатом разнообразии самые красивые части этой прекрасной гряды, устремленные к небесам лесистые горы с глубокими приветливыми долинами. Живописные руины знаменитых замков — Гляйхен- бург, Ильменбург, где обитал бравый Гаспер-а-Спада{315}, и другие — напоминают о золотом веке немецкого могущества. По ту сторону гор лежит милый городок Ильменау. Местность все еще остается гористой до Рудольштадта, куда нам посчастливилось идти по очень романтичной долине и по которой течет, а иногда бушует, Шварцах, мимо почтенного Шварцбурга. Лишь отсюда открывалась собственно Саксония. Практически обойдя красивую долину Заале, мы шли через несколько незначительных саксонских городков, таких как Рода, Айзенберг и Кроссен, и через более крупный Цайц. В последний день марта прибыли в окрестности Лейпцига, где нам дали некоторое время для отдыха.

Около Лейпцига мы в первый раз встретились с французами. Уже до того нам настоятельно рекомендовали избегать всяческих конфликтов с ними, но в первый же день человек 20 конскриптов, которые своим неподобающим поведением хотели, очевидно, проверить немецкое терпение, могли бы устроить серьезную сцену, если бы храбрый вахмистр Бек вел себя менее твердо.

До сих пор наши ожидания не только не были обмануты, но, наоборот, еще и подогреты. Уже в отечестве у нас были хорошие квартиры и в избытке изумительного вина одиннадцатого года (Eilferwein){316}. В Вюрцбургской земле квартиры с точки зрения еды были, правда, менее хороши, но за великолепным майнским о скудной пище быстро забывалось. В Тюрингии нас принимали уже по саксонскому обычаю, и чем ближе мы приближались к Лейпцигу, тем больше нам нравилось у наших хозяев. Прекрасная Саксония тогда по большей части отдохнула от тягот войны 1806 года{317}, а хорошие урожаи вновь принесли поселянину большее благосостояние.

Радушие и добросердечность, с которой саксонский бюргер повсюду снабжал нас тем, что давали коровы и телята, приводили нас в изумление; наоборот, саксонский дворянин не всегда мог похвастаться тем же. Последняя война, возможно, оставила у некоторых из них глубокие раны, но мне казалось, что там и сям семьи разорятся или уже разорились из-за чрезвычайно выросшей роскоши. Это, и резкий контраст между некоторыми помещичьими и коронными деревнями в сей благословенной стране говорили не в пользу саксонского дворянства, и легко можно было увидеть, что в своем сословии оно не было исключением из правил. Но все же отдельные исключения мне встретились, — например, граф фон Хоэнталь{318}, во дворце которого, Кнаутхайн под Лейпцигом, я провел несколько дней, и некоторые другие из высшего дворянства. В целом же и везде жалобы на притеснения помещиков очевидно относились только на счет мелких дворян. На всем протяжении похода до сих пор мы постоянно жили очень весело. Разные забавные случаи, которые приключались с тем или иным из нас на квартирах, рассказывались на остановках или за добрым завтраком собравшегося офицерского корпуса. Не проходило дня, чтобы не случилось чего-нибудь в этом роде, и если анекдоты, возможно, не всегда были правдивы до буквальности, зато занимательны. Особенно веселил добродушный бравый Х-н{319} со своими однодневными интрижками и наивными идеями. Приятного собеседника я, расквартированный обычно с полуэскадроном по деревням, нашел в лице лейтенанта К.{320}, который наряду с его научной образованностью был мне очень дорог и из-за своего певческого дарования.

На пути из Хайльбронна до окрестностей Лейпцига мы проходили через разные красивые местности, видели много милых городков и состоятельных деревень и стояли у разных хозяев. Одна из моих самых приятных квартир была у окружного писаря Гайссе в Мариенбургхаузене у Хасфурта. Прямота этого человека и заботливые хлопоты [его] жены очень расположили меня к этой семье. Обязан я благодарностью и некоторым другим хозяевам — в Фрёштокхайме в Вюрцбургской земле, в Мартинроде у Ильменау, в Кумбахе у Рудольштадта и в Унтер-Шведнице под Цайцем — за их заботу и внимание, оказанное нам как немцам. Во дворце графа Хоэнталя в Кнаутхайне меня приняли с замечательным гостеприимством, а в его хорошо подобранной библиотеке я нашел превосходное развлечение. По случаю смотра, устроенного нашим кронпринцем, я осмотрел город Лейпциг, Плейссенбург и прекрасный филиал магазина Мейсенского фарфора. Осмотреть и многие другие достопримечательности не позволил недостаток времени. Да и в Кнаутхайне мне было так хорошо, что я не хотел надолго отлучаться оттуда.

Но прекрасное время там длилось только с 1 по 6 апреля включительно. Приказ французского императора отзывал нас из великолепных окрестностей Лейпцига во Франкфурт-на-Одере. Мы догадывались, что нам еще долго теперь не будет так хорошо, потому что Саксония по ту сторону [Эльбы] не обещала столь же приятного времяпрепровождения, а от Бранденбурга мы ожидали еще меньше, потому что после 1806 и 1807 годов вюртембержцы были известны тамошним жителям не с лучшей стороны{321}.