Кэтрин Эйкхофф

Кэтрин Эйкхофф была подругой и финансовой советницей Айн Рэнд. Она двадцать два года работала на консалтинговую компанию Таунсенд-Гринспен & Co., Inc., а в настоящее время состоит экономическим консультантом в собственной фирме, Эйкхофф Экономикс, Inc. Она замужем за Джимом Смитом (интервью с Джимом Смитом см. далее).

Дата интервью: 29 ноября 1999 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд и Фрэнком О’Коннором?

Кэтрин Эйкхофф: В 1962 году меня представил ей мой друг Алан Гринспен после одной из лекций в NBI об основах объективизма.

Расскажите мне об этих лекциях и в особенности о том, как мисс Рэнд отвечала на вопросы.

Она отвечала на них очень убедительно и ясно. Если кто-то задавал вопрос по неведению, все было отлично. Но если вопрос задавал кто-то явно не читавший Атланта, она отвечала уже с резкой ноткой, потому что было очевидно, что всяк присутствующий на лекции обязан прочитать эту книгу.

Общались ли вы с О’Коннорами после лекций?

Брандены, O’Конноры, я и Алан Гринспен, когда он присутствовал, регулярно отправлялись пить кофе. Иногда к нам присоединялись Блюментали. Мы вели себя так, как полагается группе собравшихся за кофе друзей: разговаривали о своей работе и связанных с ней предметах.

Как вы еще общались с O’Коннорами в это время?

Мы ездили в какое-то место, кажется, в Хартсдейл, Нью-Йорк, где находился ресторан, обладавший хорошей кухней, танцевальной площадкой и раздвижной крышей, которая могла откатываться назад, так что в хорошую погоду можно было видеть небо. Помню, что мы с Аланом ездили туда, и O’Конноры были с нами. Там случались и такие оказии, когда обедающие собирались группами в разных отделениях, разговора ради.

Опишите эти группы.

Это началось примерно в 1963 году. Обыкновенно мисс Рэнд очень ласково принимала самого нового знакомого. Или того человека, который еще недостаточно хорошо был знаком с ней. Она обыкновенно усаживала такого человека рядом с собой. Помню, как она расспрашивала меня о себе, о своих книгах, о том, как я познакомилась с ними и что мне в них понравилось. Она очень обаятельно расспрашивала о том, чем ты занимаешься и чем интересуешься. На одной из самых первых вечеринок присутствовал Людвиг фон Мизес, и она много разговаривала с ним. Насколько я помню, до этого вечера они не встречались, хотя его книги принадлежали к числу рекомендуемых в то время NBI, и некоторые из учащихся посещали его лекции в Нью-Йоркском университете. Айн и фон Мизес превосходно понимали друг друга.

Как обыкновенно проходили эти вечера?

За беседой.

С мисс Рэнд?

Нет, чаще завязывался общий разговор. С мисс Рэнд, одной или на пару с Фрэнком, никаких проблем не возникало. Но когда собиралась большая группа, беседой часто овладевал Натан. Разговор шел на философские или политические темы, или обсуждались свежие события.

Какова была тональность этих вечеринок?

Несерьезная. Царила такая родственная атмосфера. Собирались люди, разделявшие общие ценности, наслаждавшиеся обществом друг друга и регулярно встречавшиеся.

Что еще интересное вы можете сказать об этих вечеринках?

Айн постоянно была недовольна собственными волосами, a я как раз обнаружила новую разновидность бигуди, очень простых в употреблении. Я сказала ей о них, однако она ответила, что не имеет времени на подобные штуки. Больше эту тему я не поднимала.

Кажется, примерно в это время начали ходить слухи о том, что она собирается написать новую книгу, и о ее сюжете. Сама она говорила, что это будет детектив, однако главной героиней будет девушка-чечеточница. На это я заявила, что это должна быть очень веселая и легкая книга, потому что, танцуя чечетку, невозможно грустить и унывать. Она сочла, что это очень хорошее замечание.

На некоторых из вечеринок, особенно после того, как Брандены и О’Конноры переехали в один и тот же многоквартирный дом на 34-й стрит, мы скатывали ковры и танцевали бальные танцы. На самом деле мы слушали много музыки. Мисс Рэнд, конечно же, музыку знала и очень любила.

А как насчет праздников?

Однажды мы с Джимом — впоследствии я вышла за него замуж — решили устроить для Айн праздник Рождества. И в соответствующий день позвонили, чтобы узнать, дома ли она. Я спросила, можем ли мы приехать. Конечно, ответила она.

Поэтому мы упаковали то, что оставалось у нас от собственной рождественской вечеринки — пунш, эгг-ног[204] и всякие разности, которые у нас были, а также кое-какие маленькие подарки для нее — и поехали к ней. Она радовалась как ребенок. Подарки она опять-таки не приняла, однако я помню, как она сидела на диване, вынимала вещицы из мешка и с полным удовольствием разворачивала их. В конечном итоге она так обрадовалась Рождеству, что оставила себе подарки.

Мисс Рэнд считала Рождество удивительным праздником, поскольку оно стало насквозь коммерциализированным и полностью утратило свой религиозный смысл. Так радостно делать подарки приятным тебе людям и видеть вокруг украшенные к празднику дома. Однако Новый год был для O’Конноров куда более значимым праздником. И каждый год они отмечали его в разных домах.

И что же О’Конноры и их друзья делали по случаю Нового года?

Канун Нового года всегда бывал великолепно обставлен, и те, кто принимал гостей, должны были обеспечивать угощение и музыку, если помещение было пригодно для танцев.

А как насчет полуночи?

Его встречали полагающимся по случаю весельем и пением Auld Lang Syne[205] и новогодними поцелуями.

Вы бывали у O’Конноров по другим оказиям?

Иногда, вместе с Аланом. Я приступила к работе в его фирме в ноябре 1962 года, но встречаться с ним начала еще в сентябре того же года. Мы встречались два или три года, однако я проработала у него еще двадцать три года.

Я многому научилась из лекций Натана в плане того, как надо говорить и, в частности, отвечать на вопросы. Мисс Рэнд также способствовала этому, повторяя вопрос, что давало тебе время продумать, что именно ты хотела бы сказать в ответ на вопрос, а не бросаться сразу давать ответ. Я старалась поступать именно таким образом, когда выступала с речью по поводу объявленной Джонсоном войны с бедностью, это была моя первая речь после окончания школы.

Это происходило перед политической группой в Квинсе. В программе также выступал мэр Нью-Йорка [Джон] Линдсей. Выступление имело успех, и когда все закончилось, Алан спросил, что я хочу, чтобы отметить праздник. Я ответила: а знаешь, я действительно хочу рассказать своим двум героям об этом успехе. Он спросил: кому же именно? И я ответила: Фрэнку и Айн.

Я позвонила им по телефону, чтобы узнать, можно ли прийти, и мы приехали к ним домой. Я рассказала им о том, что произносила речь, и передала мисс Рэнд ее текст. Она задала мне много вопросов по теме речи. Мои ответы, как всегда бывало у нее, влекли за собой новые вопросы. Она всегда, насколько это было возможно, прослеживала логическую цепочку. Словом, мы задержались у них допоздна, разговаривая о выдвинутом Джонсоном лозунге и о тех проблемах, которые он был способен вызывать. Так в конечном итоге и произошло. Мы уже тогда говорили, что его реализация приведет к сложностям для людей с фиксированными доходами, вызовет инфляцию, а также обойдется казне много дороже, чем это предполагалось. Это была жуткая программа.

Вы звали ее «Айн» с самого начала?

Благодаря ее взаимоотношениям с Аланом наше общение очень скоро перешло на «Айн». Меня и знакомили с ней не как с «мисс Рэнд», но как с «Айн Рэнд». Так что «Айн и Фрэнк» были с самого начала. Однажды, уже после того как мы с Аланом разорвали отношения, я была в ее доме и, выбрав котенка, назвала ее «мисс Рэнд». Она сказала: «Вот что, Кэтрин, не надо называть меня так. Меня зовут Айн, мы остаемся друзьями». После этого я возвратилась к «Айн», хотя старалась не забывать называть «мисс Рэнд» в обществе людей, не являвшихся ее личными друзьями.

Когда я перестала встречаться с Аланом, Брандены восприняли это так, будто я перестала существовать, что меня очень расстроило, потому что предыдущие два с половиной года я встречалась с ними по два-три раза каждую неделю. Но с Фрэнком и Айн мои отношения нисколько не переменились. Она с самого начала дала мне понять, что будет встречаться и разговаривать со мной на общественных мероприятиях или на лекциях. Но при этом пояснила, что я вправе рассчитывать на ее личное время, представлявшее собой огромную ценность. И я поняла это.

В какой манере она общалась и обращалась с вами?

Она всегда обращалась со мной очень любезно и дружелюбно. Никаких неприятных сюрпризов не было. Она всегда была очень добра. И учитывая все про все, щедро делилась со мной своим временем.

Как в то время складывались взаимоотношения мисс Рэнд и мистера Гринспена?

Мистер Гринспен проделал существенный объем работ в части сбора информации о сталелитейной промышленности для романа Атлант расправил плечи. Экономическая специализация Алана началась со сталелитейной промышленности, когда работал в National Industrial Conference Board[206], и продолжилась после того, как он основал фирму Таунсенд-Гринспен.

Какого мнения она придерживалась о нем?

Она с самого начала ожидала от него очень многого. С моей точки зрения, наилучшей формулировкой ее отношения к нему служит посвящение, которое она сделала, даря ему экземпляр Атланта в твердом переплете: «Моему Спящему Гиганту». Они много лет поддерживали хорошие взаимоотношения. Он мог пригласить их с Фрэнком на обед в любое время. Однако он много путешествовал и не всегда был доступен для общения.

Когда Алан перешел в Вашингтон, первоначально в администрацию Никсона, естественным путем превратившуюся в администрацию Форда, она очень волновалась за него. И считала, что он жертвует собой. Однако вполне определенным образом утверждала, что если этот поступок не является жертвой с его стороны, то обеими руки поддерживает его. И это можно сказать обо всем том времени, которое он находился в администрации.

Примерно те же самые слова я услышала, когда в 1981 году меня пригласили в Вашингтон. Она посоветовала мне быть осторожной и постараться не попасть в такое положение, когда мне придется идти на компромисс и жертвовать своими принципами. Во всем прочем она была готова на любую помощь. Она всегда придерживалась очень патриотической позиции и воспринимала работу в Вашингтоне с этой точки зрения. Однако сама не могла пойти на сотрудничество с правительством, так как взгляды ее вошли бы в полный конфликт со всеми остальными. Алан находился в несколько иной ситуации, ну а я — в совершенно иной. Экономика оказалась несколько отстраненной от насущных проблем, хотя это и можно было оспаривать. В обоих наших случаях мы имели возможность добиваться ослабления регулирования и уменьшения перераспределения дохода. Впрочем, существуют три вопроса к людям, претендующим на высокие посты в Вашингтоне. Хотите ли вы, чтобы рухнула вся система, или готовы попытаться заставить ее работать настолько плавно, насколько это возможно, до тех пор, пока вы не сумеете исправить положение дел? Если вы ответите «нет» на первый вопрос, и «да» на второй, как, безусловно, сделала бы мисс Рэнд, то не жертвуете ли своими ценностями ради компромисса в битве, в которой невозможно одержать победу? Я никогда не задавала ей этот вопрос и потому не представляю, как она ответила бы на него. Она поддерживала мое намерение снизойти до уровня правительства, но делать это очень осторожно, так, чтобы ничего не принести в жертву, но если дойдет до этого, вернуться домой.

Какое влияние мисс Рэнд оказала на мистера Гринспена?

Очень глубокое. Конечно, к тому времени, когда я познакомилась с ним, он уже несколько лет был убежденным объективистом, однако я думаю, что ее воззрения стали тем фундаментом, который лег в основу его взглядов на экономику и позволил расширить их, дав им философскую подоплеку там, где они ее не имели. Ну а объективизм позволил ему, с моей точки зрения, лучше понять людей и мотивы их действий. А заодно наделил методологией мыслительного процесса. На самом деле можно считать установленным тот факт, что именно мы с Джимом извлекли максимальную личную выгоду из объективизма: он предоставляет тебе возможность рассмотрения проблемы под несколько другим углом, чем другие философские течения.

Айн была в восторге, когда Алан попросил ее присутствовать на его присяге, познакомиться с президентом Фордом и посетить Овальный кабинет.

Помните ли вы какие-нибудь ее слова по этому поводу?

Нет, знаю только, что ей было очень приятно. Опять-таки ее отношение к Алану всегда напоминало мне родительскую гордость.

А как он относился к ней?

Соответствующим образом.

Как гордый сын?

Да. И это отношение не изменилось после смерти Айн. Думаю, мисс Рэнд была бы очень довольна тем, что он сделал и совершил для Соединенных Штатов[207].

Как мистер Гринспен и мистер O’Коннор относились друг к другу?

Дружелюбно. Не знаю, однако, поддерживали ли они какие-то отдельные отношения между собой. Я была ближе знакома с Фрэнком, потому что мы проводили вместе много времени на лекциях. Он водил меня в свою студию, показывал, что нарисовал и над чем работает, так что у нас сложились более близкие взаимоотношения.

Расскажите мне о своих посещениях его студии.

Тогда она находилась на 28-й стрит, между Парк-авеню и Лексингтон-авеню. В то время он работал над картиной Уменьшающиеся возвращения, на втором холсте его автопортрет размещался в цветных кругах. Кроме того, он показывал мне написанные им или находившиеся в работе городские пейзажи.

Расскажите мне об O’Коннорах и их кошке Сандерберд.

Вот как эта кошка досталась O’Коннорам. После одной из лекций двое студентов NBI принесли этого котенка в шапке и предложили в подарок мисс Рэнд. Та, согласно своему обычаю, немедленно заявила: «О нет». Подарков она, как правило, не принимала, однако исключения случались, и через несколько минут она сдалась, и они с Фрэнком унесли киску домой.

По прошествии скольких-то там месяцев я была с визитом у O’Конноров, и Айн распространялась о том, как прекрасно ладят между собой Фриско и Тандерберд и что, к счастью, Фриско уже слишком стар, чтобы иметь от него котят. Услышав от нее потом подобный же комментарий, Алан посмотрел на Тандерберд и сказал: «Думаю, ты ошибаешься в отношении Фриско. Примерно через неделю у Тандерберд будут котята». Так и случилось: она принесла четверых. Один был похож на Фриско, трое других на Тандерберд. Алан спросил у них, нельзя ли мне забрать себе одного из котят, и они сказали: «Конечно». Так я получила своего и назвала его в честь героини Источника, однако впоследствии моя Доминик оказалась котом Домиником, хотя меня уверяли в обратном. Айн стала называть себя «бабушкой Доминика», и я регулярно рассказывала ей о том, как он поживает.

Они оставили себе Фриско-младшего. Старый Фриско скоро умер, и квартиру с O’Коннорами разделяли Фриско-младший и Тандерберд.

Какие еще кошачьи истории вы можете рассказать?

Она никогда не обрезала когти своим кошкам и не кастрировала котов.

Почему же?

Благодаря ее отношению к сексу. Секс является очень важным и приятным аспектом человеческой жизни, и мисс Рэнд считала, что он доставляет такое же удовольствие кошкам. И кастрировать их — все равно что кастрировать человека, так что она никогда не делала этого.

Вы дарили мисс Рэнд марки?

У нас был приятель-объективист, который по роду деловой деятельности получал много писем из-за рубежа. Он сохранял все красивые марки и передавал их Джиму и мне, а мы в свой черед относили их мисс Рэнд во время нашего следующего визита. Подарков она не принимала, но от марок не отказывалась.

А как мисс Рэнд относилась к бородам?

Она их не любила. Она считала, что бородатые мужчины всегда пытаются что-то скрыть. В начале семидесятых Джим носил бороду, и мисс Рэнд всегда говорила, что ни за что не поцеловала бы бородатого мужчину. Однако Джима, несмотря на это, целовала.

И это ее как-то смущало?

Нет. Она говорила что-то вроде того: «Как вам известно, я не целуюсь с бородатыми мужчинами». Только что поцеловавшись с Джимом. Это было забавно.

Вы встречались с мисс Рэнд после ее операции по поводу рака легких в 1975 году?

Мы пытались уговорить ее делать больше физических упражнений и принимать больше витаминов, чтобы вернуть себе силы, но не сумели этого сделать. Она сказала, что не может делать упражнения, потому что у нее больше нет на это энергии. Мы попытались убедить ее в том, что энергии у нее нет, потому что она не делает упражнений, но если начнет их делать, то энергия у нее появится. Витамины же она принимать не хотела, потому что надо было сперва определить, какой витамин что делает и в какие витамины можно верить, а в какие нет. Она доверяла только одному доктору, и если он не рекомендовал чего-то делать, то всегда выполняла его рекомендации.

Рассказывала ли она вам о своих проектах?

Она рассказывала мне по телефону о планах съемки фильма по мотивам Атланта и была в восторге от соглашения, которого сумела достичь с продюсером. Но планы эти так и не реализовались.

Потом она сама собиралась взяться за сценарий, и мы с Джимом спросили ее: «Сможем ли мы вложиться в съемки фильма?» Она была резко настроена против этого, потому что считала, что мы делаем это по дружбе с ней, а не ради выгодного вложения. Но мы возразили: «Нет, мы так не считаем». И тогда она согласилась.

А у вас никогда не случалось такого девичьего разговора с Айн Рэнд? О прическах, косметике, покупках и все такое?

Не сказала бы, чтобы нам случалось говорить на женские темы, за исключением проблем, связанных с ее небольшим ростом и необходимостью носить очень высокие каблуки, чтобы прибавить себе роста. Однако она не могла далеко ходить на высоких каблуках, и это всегда раздражало ее. Иногда наши разговоры носили конфиденциальный характер.

Можете ли вы рассказать мне что-нибудь об одном из подобных разговоров?

В последние годы ее жизни я стала ее финансовым консультантом, так что мы разговаривали о состоянии ее финансов. Она была очень довольна и горда нажитым ею состоянием, и мы разговаривали с ней о роялти, о том, что она получила за Атланта и о том, что еще поступало за Источник и другие книги. Я спросила ее о том, как она распорядилась своими деньгами, как вложила их. Оказалось, что она держит их на противоположной стороне улицы — в сберегательном банке. Должно быть, предельный ужас ситуации был написан на моем лице. Она всегда придерживалась той точки зрения, что не хочет покупать правительственных бондов[208], потому что они правительственные. Тогда я сказала: «Знаешь ли, сберегательные банки удерживает на плаву только правительство. Должно быть, это самое рискованное место для вложения денег свыше той суммы, которую гарантирует FSLIC[209], потому что берут быстро, а отдают долго». После этого разговора мы стали изменять схему ее капиталовложений.

Я познакомила ее с Чаком Бруни из «Оппенхаймер Кэпитал» [инвестиционный банк]. Чак был объективистом и большим поклонником мисс Рэнд. Помню, как я привезла его к ней на квартиру, и она спросила: «Каким образом я смогу компенсировать вам беспокойство?» И он ответил: «Что вы, мисс Рэнд, вы уже более чем компенсировали. Этой малостью я едва ли смогу уравнять то, что вы дали мне за прошедшие годы». Она была очень довольна подобным проявлением восхищения и уважения. Приняв на себя управление, он вложил ее деньги в очень надежные ценные бумаги. Насколько я помню, денежный рынок давал тот же доход, что и правительственные облигации. Одновременно она сказала, что не хочет вкладываться в обыкновенные акции, потому что в таком случае ей придется сначала все разузнать об этой компании и об управляющих ею людях, выяснить, пользуются ли они правительственными субсидиями и так далее. А времени на это у нее не было.

Она не хотела также вкладываться в фондовую биржу. По моему мнению, это было нечто вроде нежелания принимать витамины, не выяснив сперва их подноготную: слишком много сведений следовало собрать, чтобы сделать это без ущерба для себя. Не сомневаюсь в том, что Чак также учел это при выборе места и способа вложений. Я не стала выяснять, куда именно он определил ее средства. Купили мы только «цветочные» бонды. Это была особенная серия правительственных бумаг, продававшихся со скидкой из-за высокого процента по ним, в случае смерти обладателя их можно было использовать по номинальному значению для уплаты налогов на недвижимость, и приобретать их можно было даже после смерти.

За все те годы, что я знала ее, она всегда была добра со мной и не жалела своего времени ради нас с Джимом. Не думаю, чтобы мы с ним представляли интерес для нее в качестве интеллектуальных компаньонов. Вполне возможно, что мы не стоили ее раздражения, однако я не помню, чтобы она проявляла какое-нибудь недовольство Аланом или нами.

Чем болел мистер О’Коннор?

Я разговаривала с ним о проблемах, которые он испытывал со своими руками, которые усыхали, мышцы их сокращались, и о хирургических операциях, которые он проводил на них. После этих операций ему пришлось разрабатывать кисть с небольшим мячиком. Помню, как он объяснял мне, что ему приходится проделывать эти упражнения снова и снова в течение всего дня, чтобы укрепить свои пальцы и заново овладеть ими. Болезнь очень угнетала Фрэнка, так как она означала, что он больше не может держать кисть в руках. Я привезла им подушки, чтобы он мог удобнее поместить свою руку, и устроила для них ужин с мясом в горшочках. Похоже, что из всех знаков внимания более всего понравился им ужин. У меня создалось впечатление, что в то время они по вечерам в основном ужинали визуально — наблюдая за кулинарной телепрограммой.

У Фрэнка также случился сердечный приступ, и он какое-то время провел в больнице. Айн по этому поводу сказала, что впервые в жизни ночует без Фрэнка. И до тех пор, пока Фрэнка не выписали из госпиталя, с ней жила Мэри Энн Сурс.

За двадцать лет вашего знакомства изменились ли характер или личность мисс Рэнд, или ее отношение к жизни?

Я такого не замечала, особенно в том случае, если вы имеете в виду какой-нибудь негатив. Если что, могу сказать, что с возрастом она стала лучше. Во всяком случае, с моей точки зрения… Мне становилось все проще и проще разговаривать с ней. Отчасти это можно объяснить тем, что мы становились все более близкими друг другу, или же, возможно, я становилась все более уверенной в себе.