Синтия Пейкофф

Синтия Пейкофф (в девичестве Пастор) была секретарем и подругой мисс Рэнд с 1978 по 1982 год.

Дата интервью: 13 января 2000 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Синтия Пейкофф: В 1976 году Леонард Пейкофф читал в отеле «Статлер» в Нью-Йорке курс философии объективизма. Айн Рэнд принимала участие в части вопросов и ответов, и я пошла, чтобы посмотреть на нее и на него тоже.

Расскажите мне о вашей встрече с мисс Рэнд и о своих первых впечатлениях.

Я знала, что она будет присутствовать на лекции, и потому принесла с собой свой экземпляр Атланта. Я подошла к ней в перерыве, когда она говорила с другими людьми. С ней был и ее муж. Я спросила, не подпишет ли она мне свою книгу, она несколько удивилась, однако любезно согласилась и спросила, нет ли у меня ручки. Я сказала: «Нет». Она достала ручку из сумочки, и я попросила ее оставить автограф на последней странице, а не на первой. Она спросила: «Почему?» И я ответила: «Чтобы я видела вашу подпись всякий раз, когда заканчиваю перечитывать книгу. Мне это важно». И она написала так: «Синтии Пастор, надеюсь, вам было приятно читать эту книгу. Искренне ваша, Айн Рэнд». Это было замечательно. Она была очень любезной женщиной.

A как вы относились к ней до этого?

Я уже видела ее в Форд Холл Форуме, где составила свое первое впечатление. Она сидела на темной сцене. Вышла, села, положила рядом с собой сумочку. Я сразу же обратила внимание на блеск ее глаз и на то, как прямо она смотрит на мир. Я знаю, что в наше время популярно описывать окружающие людей ауры: «O, я могу видеть твою ауру и сказать по ней, каким человеком ты являешься». Однако она действительно обладала аурой — в том смысле, что ее как будто окутывало и венчало короной облако благоволения. Никогда более не видела ничего подобного.

Еще меня удивило то, что она прочла свою речь в манере не слишком эмоциональной, а скорее не то чтобы совсем повседневной, но деловитой. Потом меня потряс ее акцент. Когда читаешь ее книги, невозможно представить, что автор их говорит с таким жутким акцентом.

Как развивались ваши отношения с мисс Рэнд после знакомства на лекции Леонарда?

Когда мисс Рэнд заболела пневмонией и попала в госпиталь, мы с Леонардом уже встречались. Он хотел, чтобы я побывала у нее, и поэтому мы отправились в госпиталь вместе. Здороваясь с ней, я произнесла что-то вроде: «Я хотела приехать в Нью-Йорк для того, чтобы сделать две вещи — встретить мужчину, подобного Говарду Рорку, и познакомиться с вами, и вот я выполнила оба своих желания». Она самым очаровательным образом улыбнулась. Она всегда радовалась, когда ей говорили что-то хорошее о Леонарде.

Вы с ней общались в общественном плане или же стали ее секретарем?

Нет. Тогда я не была секретарем. И поэтому встречалась с ней в доме Леонарда. Однажды вечером он пригласил ее к себе на ужин. Помню, что я была на званом обеде в честь ее золотой свадьбы, состоявшемся в апреле 1979 года [15 апреля], так что я видела ее тогда, но едва ли разговаривала с ней.

Что вы помните об этой оказии?

Она сидела на кушетке и держала Фрэнка за руку. Он был уже очень слаб и не мог поддерживать разговор, но улыбался. Помню, что она тогда сияла счастьем.

Значит, после этого вы продолжали общаться с ней?

Да. Я приезжала к ним с Леонардом и разговаривала с ней или слушала их беседы. Ее ответы на тогдашнюю злобу дня — политические, этические вопросы, любые комментарии — всегда оказывались, на мой взгляд, неожиданно оригинальными. Если мы с Леонардом обсуждали вопросы подобного рода, его посещали блестящие озарения. Иногда мы задавали ей те же вопросы; и она обнаруживала более глубокий и сложный подход к рассмотрению проблемы. Это было восхитительно.

Можете ли вы описать какой-нибудь разговор между Леонардом и мисс Рэнд?

Оба они полусидели-полулежали на диване или в кресле. Она всегда находилась на диване. Он — в кресле. Меня всегда удивляли эти ленивые позы во время разговоров на философские темы. В ее книгах герои всегда философствовали с прямой спиной, но сама Айн и Леонард расслаблялись. Между ними происходил живой интеллектуальный разговор, в ходе которого он задавал вопросы, а она отвечала, или же они вместе обсуждали какую-то тему.

И как она вела себя во время этих разговоров, если не считать расслабленной позы?

Она всегда была заинтересована и сосредоточена. Никакой расслабленности в плане интеллекта. И не то чтобы проявляла терпение в отношении Леонарда, но относилась к нему с явной симпатией. Она звала его «дорогой мой». И всегда проявляла огромную приязнь к нему.

Как вы описали бы их взаимоотношения?

Как сложные. Она была ему интеллектуальным наставником и другом. Он был самым близким к ней во всей ее жизни человеком, в особенности после кончины Фрэнка. Подчас она сердилась на Леонарда, когда считала, что он чего-то не понимает; она не могла понять, как можно не понимать таких простых вещей; она решала, что он делает это сознательно, и потому раздражалась. Я знаю, что они с Леонардом разговаривали об этом. Но я скажу вам еще кое-что о ней. Леонард пытался втолковать ей, что предметы очевидные и совершенно ясные для нее не всегда столь же очевидны для окружающих. Она часто не понимала людей, потому что сказанные ими слова воспринимались ею как возмутительные и нечестные. Она не могла понять, что другие люди не видят того, что совершенно очевидно для нее. И поэтому сердилась.

Так что их разговоры всегда были интеллектуальными, более чем теплыми, но и на личные темы за прожитые годы они разговаривали много-много раз.

Мисс Рэнд давала советы на личные темы или разъясняла персональные вопросы?

Они разговаривали о жизни, и он обращался к ней, если у него возникала проблема. Так было со всеми ее знакомыми.

А вы вели с ней беседы на интеллектуальные темы?

Нет. Знаете, как бывает, когда разговариваешь с давним другом или старым родственником? И нет никакой необходимости разговаривать на сколько-нибудь глубокие темы? Случалось, мы разговаривали о чем-то серьезном или о том, как проходит моя учеба, потому что я вернулась в колледж Университета Колумбии. А иногда о модах, распродажах у Б. Альтмана[361] или кошках.

Как вы стали секретарем мисс Рэнд?

Ее секретарем долгое время была Барбара Вейсс. Я знала ее с тех пор, как Барбара вела лекционные курсы Леонарда. В какой-то момент она захотела пуститься в свободное плавание, сообщила об этом Айн, после чего той пришлось подыскивать нового секретаря. В то время я занималась на дневном отделении Колумбийского университета и на часть ставки исполняла обязанности секретаря другой фирмы. Леонард предложил мне навестить ее, поскольку она с большим внутренним сопротивлением занималась поисками секретаря. Ей было трудно сменить секретаря, ввести нового человека в собственную жизнь.

Прежние друзья неоднократно предавали Айн. И к тому времени, когда возник вопрос о моем поступлении к ней на работу, она утратила желание впускать новых людей в свою жизнь и потому уже несколько недель оставалась без секретаря. Наконец она все-таки решилась и взяла меня, a Барбара дала мне все необходимые инструкции. Например, передала мне изумительный блокнот с типовыми формами писем, после чего меня проинструктировала уже сама Айн. Понемногу я научилась работать с ней. Утром в субботу я приходила к ней в дом и приступала к работе: оплачивала счета, вскрывала письма поклонников. Я забирала письма из ее почтового ящика и часть из них приносила домой, чтобы вскрыть и рассортировать. Впоследствии она стала диктовать мне; потом я печатала письма, часть которых подписывала она, а часть я сама. Я помогала ей разобраться в контрактах, вести дела с адвокатами, общаться с прессой, часто приглашавшей ее присутствовать на каких-то мероприятиях или просившей дать интервью. И в качестве ее секретаря я имела удовольствие часами просиживать с ней за самым ненавистным ей занятием, заполнением счетов — она всегда слишком стремилась избавиться от них. Это было интересно и забавно.

A вот и забавная история: я попросила прибавку, так как мне прибавили денег на другой секретарской работе. Я просила у нее прибавку именем капитализма и свободного рынка, однако она отказала. Тогда я сказала: «Ах так, я не намереваюсь больше работать на вас за эти деньги. Я заслуживаю большего». И перестала работать. Она передумала.

Я отказалась работать не в качестве уловки или шантажа. Просто потому, что работа не стоила этих денег. Она была слишком тяжелой. С ней было трудно работать, потому что она ненавидела житейские мелочи. И это было утомительно.

Она что-нибудь сказала о причине, заставившей ее отказать вам в прибавке?

Она решила, что она и так платит мне слишком много. Айн была очень экономной.

И когда именно вы работали у нее?

Наверно, с 1980 по 1982 год. До самой ее смерти.

Опишите мне свой обычный рабочий день у мисс Рэнд.

Я приходила к ней не слишком рано утром в субботу. Она встречала меня у двери и отпирала оба замка, внешний и внутренний, причем не торопясь — она вообще была не слишком быстрой, во всяком случае, в старости. Она приветствовала меня, неспешно и любезно: «Здравствуйте, как поживаете?» После этого мы направлялись в столовую — к столу, за которым мы работали. Она предлагала мне какое-нибудь питье, обязательно на подносе. Кажется, мы всегда начинали со счетов, я выписывала ее чеки, a она подписывала их. Она сама вскрывала свои письма ножичком для бумаг, а потом передавала их мне. Она просматривала все свои чеки. Она любила, чтобы все чеки были выписаны одним, особенным образом, и мне приходилось следовать образцу.

Что было в нем особенного?

Скажем, вам надо заплатить сорок четыре доллара, и она требовала, чтобы вы приписали сзади два маленьких ноля, потом знак деления и «xx» под ним. Так надежнее. Она была очень осмотрительна в отношении денег. После того как мы заканчивали с ненавистными счетами, я подводила баланс ее чековой книжки. Потом мы переходили к письмам почитателей. Она всегда разделяла их на две стопки: те, которые были ей приятны, и те, которые приятными не были. Начинали мы с неприятных.

Почему вы начинали с неприятных?

Чтобы ответить.

Зачем же было отвечать?

Потому что письма эти требовали ответа. Авторы этих писем задавали ей вопросы или сообщали вещи неправильные, иррациональные или неточные. Или задавали ей такие философские вопросы, которые подразумевали, что они не знают, о чем говорят. Она должна была их поправить.

Но почему не сфокусировать свое внимание на тех, кто аплодировал ей или благодарил ее?

Я спрашивала ее об этом: «Почему вы так поступаете? Разве необходимо ответить хотя бы на одно из них?» Ведь это столь утомительно для нее. Я сказала ей: «Вы написали Атланта не для того, чтобы отвечать на письма читателей». Хорошие, добрые письма ей нравились. Иногда она бывала очарована теми простыми словами, которые писали ей люди. Иногда ей присылали совершенно чудесные письма, всякий раз, по сути дела, одно и то же, но вот на этот раз кто-то из Айовы, к примеру, сумел найти особенно выразительные слова.

И как она ответила на заданный ранее вами вопрос: «Зачем вы делаете это»?

Никак. Пожала плечами. Иногда письма приводили ее в негодование. Она рвала некоторые из этих писем в мелкие клочки, потому что у нее уже не было прежней энергии. Она ходила медленно, время от времени задыхалась. После работы над счетами она всегда откидывалась на спинку стула и говорила: «Как я устала». Она опускала руки вниз и говорила: «Я больше не могу. Я больше не вынесу этого». Тогда мы переходили обратно к плохим письмам. И тут невероятным образом эта невозможно слабая, не способная ни к чему более старушка превращаясь в вулкан, рвала на кусочки толстую бумагу. И что интересно, она всегда аккуратно складывала обрывки или аккуратно спускала их в мусорную корзину. Это всегда забавляло меня.

Не осталось ли в вашей памяти содержимого какого-нибудь из писем, положительного или негативного?

Помню только то, что как раз когда я начинала работать у Айн Рэнд, ей прислал письмо старый друг из Голливуда. Она передала мне его в качестве теста и спросила: «Что вы думаете об этом письме?» Я прочла его, и она сказала: «Как вы поступите? Покажете мне это письмо или ответите самостоятельно: мисс Рэнд благодарит вас, однако она не имеет возможности лично отвечать на все письма?» Это был знаменитый голливудский художник по костюмам, работавший в многих фильмах.

Случайно не Уолтер Планкетт?

Да. Это он. O, это было чудесное, дружеское письмо, и она была очень рада весточке от него.

В качестве основного художника по костюмам он работал над таким фильмом, как Унесенные ветром. Их знакомство началось в те дни, когда она работала костюмером в RKO в 1929–1932 годах.

Таким был этот тест. Она сказала: «Что бы вы сделали с этим письмом, если бы я не обратила на него ваше внимание?» Таким образом, она дала мне следующий урок: если пришло письмо от очень старого знакомого или человека, претендующего на былую дружбу с ней, нужно обязательно показать ей это письмо. Она реагировала на письмо совсем не так, как на основную массу писем. Глаза ее вновь озарились прежним теплом и красотой.

Рассказывала ли мисс Рэнд вам что-нибудь о том времени, когда она работала с мистером Планкеттом или в костюмерной?

Возможно, но уже этого не помню. Она не принадлежала к тем людям, которые станут распространяться о своих друзьях. Она не была хвастлива. И никогда не вдавалась в подробности относительно тех людей, с которыми была знакома, чтобы произвести на тебя впечатление. Сама она была человеком бесстрастным и не испытывала нужды производить впечатление на людей. Мне нравилось работать у нее в кое-каких отношениях, но в других, таких как заполнение счетов, это было весьма обременительно, потому что она терпеть не могла это занятие.

Вот одна из тех вещей, которые привлекали меня в ней: в докомпьютерные времена секретарю обыкновенно приходилось перепечатывать все письмо, если была допущена одна-единственная опечатка. И когда я начинала работать у нее, если я делала ошибку, она зачеркивала ее, исправляла собственной рукой и отсылала письмо. Я считала такие поступки верхом благородства. Ей не нужно было производить впечатление на кого бы то ни было. Это дало мне важный урок в отношении жизни и произведения впечатления на прочих людей. Когда я вижу людей, которым необходимо, чтобы все у них было идеально, дабы произвести впечатление на всю окрестность, чем бы они ни занимались, бизнесом или чем другим, я всегда вспоминаю об Айн Рэнд и о том, что это ничего не значит. Словом, мне было приятно подобное отношение, потому что я допускала массу опечаток.

И она никогда не ругала вас за это?

Никогда! Даже когда я печатала сценарий для мини-сериала по роману Атлант расправил плечи. Видели бы вы, сколько ошибок я сделала, и она не сказала мне ни слова. Я даже не знаю, правильно ли назвать ее в этой ситуации «доброй». Она просто не считала этот факт существенным. Но уверяю вас, в свои более молодые годы она обращала внимание на чистоту печати, потому что если взять ее рукописи и переписку, вы увидите, что они отпечатаны идеально.

Что еще вы можете сказать о ее методах работы?

Более медленного читателя я не встречала никогда. Свой экземпляр Нью-Йорк таймс она обрабатывала целый день, возвращалась к прочтенному и перечитывая его. Так она собирала материал для своих речей и политических статей. Она читала статьи, подчеркивала важные для нее идеи, выделяя их значимыми для нее способами, так чтобы можно было вернуться к ним и воспользоваться ими. Газеты она складывала стопкой на столе в столовой, так чтобы, ожидая, пока я закончу какое-то дело, она могла взять газету и посмотреть нужное ей место. Она продвигалась от слова к слову, от строчки к строчке. Самый глубокий мыслитель, равного которому мне уже не встретить в этой жизни, был самым медленным читателем из всех, кого мне пришлось встретить!

Она не поясняла ход своего психологического процесса? Может быть, она вчитывалась в каждую фразу, в каждое предложение и анализировала их?

Я никогда и ничего не говорила ей об этом. Например, если она изучала контракт, то разбирала его по каждому слову в точном его в данном контексте значении и ставила вопросительные знаки для адвоката. Она никогда не принимала контракт, не прочитав его слово за словом. В этом отношении она была чрезвычайно осторожна.

Чем еще вы занимались во время субботних рабочих сессий?

Уставая от деловой рутины, мы просматривали каталоги. Универмаг Альтмана располагался ближе всего к ее дому. Каталоги Lord & Taylor’s и Gump’s из Сан-Франциско. У фирмы Gump’s был необычный каталог. Мы любили рассматривать одежду. Я спрашивала ее: «А это вам нравится?» Мы могли смотреть домашние халаты или шлепанцы. Я показывала ей на то, что нравилось мне. Она говорила мне, что нравится ей. Я даже придумала себе игру: надо было выбрать любимую вещь на странице. Словом, мы листали каталоги и выбирали свои любимые вещи.

Как она относилась к такому занятию?

Всегда с охотой. И была за ним куда более приятной, чем за оплатой счетов или чтением негативных писем.

Как обстояло дело с запросами прессы?

Она была очень осторожна с ними. Помню, однажды ее захотела проинтервьюировать газета Крисчен сайенс монитор (Christian Science Monitor). Айн Рэнд захотела полностью контролировать текст, после чего там отказались от этой идеи.

Что еще вы можете сказать?

Незадолго до ее смерти появилась новая станция кабельного телевидения, интервьюировавшая знаменитостей для программы, носившей название «Биография». Там захотели проинтервьюировать ее. Мы работали над этим вопросом, когда она умерла. Она согласилась встретиться с ними. Интервью уже включили в программу, кажется, на март.

Случалось ли вам слышать от мисс Рэнд что-нибудь о ее прошлом?

Не помню такого. Она не говорила о своем прошлом. Мне кажется, что оно просто не интересовало ее.

Расскажите мне об интервью для Донахью.

Она сочла предложение лестным для себя. Продюсеры были очень любезны с ней, тем более что она намеревалась впервые выбраться в свет после смерти мужа. Выступить в «Шоу Фила Донахью» было приятно и волнующе. Она всегда внимательно относилась к необходимости рекламировать свои произведения, чтобы книги ее лучше продавались.

Что она думала об интервью?

Они ей нравились. Ей нравился Фил Донахью. Она называла его «очень хорошим человеком». Он обращался с ней с уважением и симпатией, брал ее за руку; казался теплым и искренним. Он понимал, что муж ее скончался недавно, и проявлял всяческое сочувствие, во всяком случае, на моих глазах перед шоу в Мэдисон-сквер-гарден.

Это то самое шоу, на котором случился конфликт: какая-то женщина поднялась и оскорбила мисс Рэнд?

Да.

Как мисс Рэнд впоследствии реагировала на этот факт?

Я была расстроена, поскольку Донахью не заступился за нее, хотя согласно контракту был обязан не допускать проявлений враждебности к ней. Не помню, чтобы потом из-за этого поднимался какой-нибудь шум. Меня удивило, что в результате всего происшедшего у нее осталось положительное впечатление о шоу. Я была рассержена, однако она, как мне кажется, нет.

Были ли какие-нибудь другие крупные интервью?

Ее интервьюировал Луис Рукейзер. Я присутствовала при этом интервью. Это случилось во время последнего в ее жизни путешествия — в Новый Орлеан на крупную бизнес-конференцию и выставку. Она была главным оратором. В один из вечеров Луис Рукейзер давал свое шоу из Нового Орлеана и пригласил ее принять участие. Он был очень хорошим, очень обходительным человеком, a кроме того, восхищался ею и уважал ее. Другого обхождения она, по совести говоря, не заслуживала, и все прошло очень хорошо.

А как насчет Тома Снайдера[362]?

O, мне кажется, что он ей понравился. Это было хорошее интервью. То, что я видела в последних интервью, отличалось от моих впечатлений о прежней части ее жизни в том, что интервьюеры не пытались достать ее, осмеять, спровоцировать или поставить на место. Посему интервьюер всегда оставлял хорошее впечатление о себе. Находясь возле экрана, можно было много узнать об Айн Рэнд. Ей более не было необходимости защищаться. Не думаю, чтобы ей хотелось снова это делать, и она требовала в контрактах исключить враждебные выпады против нее.

В это время мисс Рэнд посетила прием в честь Майка Уоллеса.

Да. Меня удивило, что она посетила его, и еще более удивило то, что он отнесся к ней с таким уважением. Думаю, что он очень чтил ее. И она тоже ему симпатизировала. Прием был дан в честь его карьеры. И он пригласил всех, кого интервьюировал для своей биографической серии в 1960-х годах.

Можете ли вы припомнить какие-нибудь другие занятные или забавные эпизоды, связанные с вашей секретарской работой?

Да, бывали такие. Она нередко диктовала мне ответы на неприятные письма. И спрашивала меня: «Как по-вашему — это не слишком сильное выражение?» или: «Не чересчур ли я рассердилась?» И я иногда отвечала: «Да, действительно даже я не хотела бы подписаться под таким письмом». Дело в том, что она отдавала мне на подпись самые неприятные письма. Такие, в которых она отвечала: «Мисс Рэнд не располагает временем, необходимым для ответа на ваши вопросы» или «Мисс Рэнд просила меня передать вам, что…» Бла, бла, бла. И она не хотела подписываться под такими письмами, так как это означало, что адресат будет располагать автографом Айн Рэнд, придающим письму некую ценность. Мне было забавно слышать, что Айн Рэнд спрашивает меня, не слишком ли она сердится на бумаге. И я отвечала: «Да, на мой взгляд, здесь можно сказать и полегче». И она соглашалась со мной.

На что был похож ее кабинет?

Он был весь заставлен мешками с оставшимися без ответа письмами. Поэтому мы там вообще не работали.

Насколько я понимаю, это вы разобрали архив и прочие бумаги мисс Рэнд после ее смерти.

Да, этим занимались мы с Леонардом.

Какие материалы хранятся в нем по поводу Бранденов?

Наиболее относится к теме толстый журнал, который она заполняла по дням, неделям и месяцам перед окончательным разрывом с ними, когда они поодиночке приходили в ее дом, чтобы обсудить с ней происходящее, объяснить ей свое поведение и непонятные для нее поступки. Они лгали неделю за неделей, неделю за неделей, и она не понимала, что они лгут. Когда они уходили, она садилась за письменный стол и исписывала страницу за страницей на голубой нелинованной бумаге, пытаясь понять то, что они ей наговорили. Она записывала весь разговор, а потом разбирала его, предложение за предложением: что на самом деле означают их слова, или что ей, возможно, следует учесть, или какой вопрос следует задать, потому что иначе вся история не имеет смысла. Она стремилась найти здравый смысл и порядок в их вымыслах.

Итак, она пыталась спасти отношения и понять их?

O да. Она хотела сохранить свои отношения с ними, однако это делалось все более и более невозможным из-за их поведения. Но в конце концов, приложив колоссальные интеллектуальные усилия, поняла, что они лгут ей.

Оба?

O да, но в большей степени Натан. С учетом всей серьезности, с которой она воспринимала все, что ей говорят — постоянная ложь с их стороны, изобретение все новых и новых вариантов для того, чтобы обмануть ее, чтобы присвоить себе те деньги, престиж и влияние, которые они приобрели благодаря дружбе с ней и ее благосклонности — в ее глазах это было преступлением невероятной величины. Направленным именно против нее лично. Она очень переживала. Могу только сказать, что человек, являющийся поклонником ее творчества и способный осознать глубину ее ума, силу ее мысли и чувства по отношению к людям, которым она симпатизировала, которых любила, которым доверяла, без труда поймет тяжесть перенесенного ею удара.

Надеюсь на то, что однажды ради правды и справедливости эти материалы станут известными и весь мир узнает, что Брандены всего лишь патологические лжецы.

Она когда-нибудь говорила с вами о Бранденах?

В 1981 году Барбара Бранден ни с того ни с сего прислала Айн дружественное письмо, в котором написала, что была бы рада увидеть ее после всех этих лет. Айн сказала мне: «Ну, хотелось бы понять, к чему все это. Думаю, придется встретиться с ней и узнать, что у нее на уме. Посмотрим, какой она стала». И она пригласила Барбару к себе. Насколько я понимаю, они остались вдвоем ради ланча и беседы, а потом Барбара ушла. Я приехала к Айн на следующий день, чтобы узнать, как прошла встреча. Айн ответила: «Так себе. Ничего особенно важного не было. Она не хотела ничего особенного». Могу ошибиться в словах, однако у меня осталось ощущение того, что Барбара разочаровала ее. Она оказалась пустым местом.

Через день или два я извлекла из почтового ящика Айн почту, где среди прочих писем оказалось письмо от Барбары, написанное аккуратным почерком и содержащее деловой вопрос. Она сообщала, что пишет биографию Айн, а прошлое осталось в прошлом. Не хочет ли Айн помочь ей? Еще Барбара сообщала, что в любом случае продолжит свой труд. Еще она выразилась в том плане, что ей было очень приятно встретиться в тот заранее назначенный день. Прочитав письмо, Айн посмотрела на меня и сказала: «Так вот в чем дело». В том случае, если ты пишешь о ком-то, существует старинная уловка: ты договариваешься о встрече с этим человеком, a потом пишешь в письме: «Рад, что мы встретились с тобой в такой-то и такой-то день». А потом в своей книге можешь написать, что действительно встречалась с этим человеком, и притом он был согласен на встречу с тобой. Это придает легитимности встрече и книге, создает впечатление, что встреча состоялась исключительно ради будущей книги.

Мисс Рэнд говорила что-нибудь еще по поводу ситуации?

Ситуация была ей отвратительна. Эта биография ничуть не заинтересовала Айн. Она просто пожала плечами. Хотите верьте, хотите нет, но вся история ненадолго задержалась в ее памяти. Когда книга Барбары Бранден вышла, я нашла в ее указателе ссылку на эту встречу, из которой следовало, что Бранден сочинила то, чего не было. Если сравнить ее сочинение с моим рассказом, станет видно, что они ни в чем не совпадают. Встречаясь с ней, Барбара не сказала Айн, что пишет ее биографию.

Как тогда обстояли дела с киносценарием по Атланту?

Предложение исходило от Яффе. Стирлинг Силлифант сделал адаптацию, однако она сочла ее неудовлетворительной — слишком натуралистичной и прозаичной в некоторых местах. Он был хорошим писателем — Айн восхищалась им. Она редактировала его текст, и в какой-то момент работа с компанией сорвалась. Так что весь проект уже опочил, когда она увидела на телеэкране актера, который, по ее мнению, прекрасно сыграл бы Франциско, после чего она решила, что сама напишет сценарий мини-сериала.

Расскажите мне о тех проблемах, которые при этом обнаруживались.

У нее не было никаких проблем. Уже много лет назад она набросала контуры сценария для восьмичасового мини-сериала. Кроме того, у нее были наброски четырехчасового двухсерийного художественного фильма и более короткого мини-сериала.

Расскажите мне, как она работала над телепостановкой.

Она взяла книжку Атланта, и эпизод за эпизодом подчеркнула все диалоги, которые, по ее мнению, следовало сохранить. А потом уселась за стол и собственноручно на привычной голубой бумаге принялась записывать их в нужном формате. Она сделала уже третью часть всей работы, и я печатала ее.

Вы обсуждали с ней телепостановку?

Мы немного говорили о том, как уменьшить число персонажей. Она объясняла, почему из двоих персонажей сделала одного и почему исключила Черил Таггарт из числа действующих лиц.

Каких персонажей она соединяла? Надеюсь, не главных?

O нет. Никогда. Все прочие оставались на своих местах, однако она намеревалась избавиться от Черрил Таггарт, и в одном из вариантов ликвидировала Сиделку. Приходилось ужиматься.

Сокращению подлежали побочные сюжетные линии, не связанные с темой книги, с развитием сюжета. Черрил не относилась к числу центральных персонажей; сюжет без нее не рассыпался, да и времени на нее не было. Меня увлекало то, как быстро она проделывает эту работу — благодаря тому, что давным-давно продумала сюжетные ходы и методы их реализации, о чем и свидетельствовал этот набросок.

Каких актеров мисс Рэнд хотела бы привлечь к съемкам мини-сериала по Атланту?

Я знаю, что в 1960-х годах она хотела видеть Ли Ремик[363] в роли Лилиан Риарден. На роль Дагни, на ее взгляд, идеально подходила молодая Катрин Денёв[364]. Вы должны понять, что у Айн была несокрушимая точка зрения в отношении, кого и чего она хотела. И если Гэри Купер не был способен сыграть так, как она того хотела, он все равно был нужен ей — из-за его внешности.

Случалось ли вам беседовать с мисс Рэнд о романе Мы живые?

Однажды, работая у нее, я перечитала Мы живые, но так и не смогла заставить себя прочитать последнюю часть, в которой умирает Кира. И сказала ей с легкой печалью: «Айн, ну зачем вам понадобилось убивать Киру? Горько читать». Она объяснила мне, что в условиях тогдашней тоталитарной диктатуры, самой жизни в тогдашней России, следуя теме и сюжету, Кира должна была умереть. Другого выхода для нее не было. Нетрудно вспомнить, что первоначально роман назывался Духота. И тогда я сказала ей: «Не могу больше читать эти печальные истории про Ромео и Джульетт, которых ждет смерть». Она совсем не была задета этими моими словами и осталась очень любезной.

Случалось ли вам задавать ей какие-нибудь другие вопросы относительно ее произведений?

Однажды я спросила ее: «Как у вас в голове складывается визуальное восприятие сцен?» Она ответила, что во время прогулок или вообще в любом месте видит эту сцену внутренним взором, описывает сама себе и сохраняет в памяти.

Вы когда-нибудь говорили с ней про любовь?

Да, был один такой разговор. Однажды вечером мы прощались и коснулись в разговоре темы любви и влюбленности. Я знаю, что она была влюблена в одного из героев Крысиного патруля[365]. И я сказала ей: «Понять этого не могу, но, начиная с шести лет, я постоянно была в кого-нибудь влюблена». И она ответила: «Ну, и я тоже». Я спросила: «В самом деле? То есть всю свою жизнь вы кого-то любили?» И она сказала: «Да».

Приходилось ли вам разговаривать с ней о женственности?

Нет, о женственности мне с ней разговаривать не приходилось, но о феминизме мы с ней говорили. Однажды я спросила ее о том, было ли в ее время или вообще в прежние времена женщинам сложнее устроиться на работу… Она решила, что я — феминистка, и набросилась на меня. Закатила целую тираду. Когда она выговорилась, я поправила ее и сказала, что не являюсь феминисткой, а просто задала вопрос. Таким вот образом я предоставила ей единственную возможность перепрыгнуть к выводам и заподозрить меня в самых низменных убеждениях.

Айн Рэнд заметно изменилась за годы вашего знакомства?

Да. Она очень грустила после смерти Фрэнка и также покорилась усталости. Сердце отказывало ей. У нее была застойная сердечная недостаточность и прежние силы начали оставлять ее. Ей стало не до приемов и вечеринок.

Чем еще в это время она занимала себя?

Читала Агату Кристи — книгу за книгой.

Уже после кончины мистера О’Коннора?

Да. Кажется, так.

Почему именно Агату Кристи?

Она любила сюжеты Агаты Кристи. Кстати говоря, ко мне перешли некоторые из принадлежавших ей томиков Агаты Кристи. Она ставила чернилами свои инициалы на первой странице книги в знак того, что читала ее. А потом ставила над ними метку карандашом, если перечитывала эту книгу.

Она угадывала развязки?

Да, в частности в Убийстве Роджера Экройда. Но самым любимым ее романом был Таинственный мистер Кин[366].

Какие книги она читала, кроме Агаты Кристи?

Знаменитые писатели дарили ей свои книги, такие как Джеймс Клавелл, Ричард Бах. Она получала уйму подписанных авторами книг.

Они присылали ей свои произведения, или она встречалась с ними? Вы что-нибудь знаете об этом?

Я знаю, что Клавелл был у нее в гостях вместе с дочерью. Он хотел встретиться с Айн, так как был большим ее поклонником. Хотите, я перескажу вам надпись, которую он оставил на своей книге Благородный дом? «Айн Рэнд, одной из подлинных талантов, — последние слова он дважды подчеркнул, — на этой земле с многими и многими благодарностями».

Книги ей подписывали многие другие популярные авторы. Ричард Бах, автор Чайки Джонатана Ливингстона, написал: «Айн Рэнд! С величайшей благодарностью за созданных ее фантазией достойных людей и за возвращение в язык слова „согласие“».

Чем еще она занимала свое время?

Она работала вместе с Леонардом над его книгой Опасные параллели (The Ominous Parallels). Он приносил ей каждую новую главу, и они сидели над ней. Когда я познакомилась с ним, он находился на конечной стадии редактуры, проходил главу за главой, и она была в восторге от его работы. Помню, как она писала введение к его книге: «Если вы любите мои произведения, то полюбите и эту книгу». Она никогда не писала введений к чужим книгам, за исключением Виктора Гюго.

Вы играли в скрабл с мисс Рэнд?

Кажется, да.

Вам случалось ее побеждать?

Пожалуйста, поймите: она была полностью лишена соревновательного духа и потому помогала партнеру. Такая была она. Она не ощущала никакой потребности победить. Ей очень нравился скрабл, и играла она без спешки. Она думала долго и была щедрой. Если у тебя была возможность составить слово на пятьдесят очков, она хотела, чтобы ты хорошенько подумала, но нашла его.

Чем еще занималась мисс Рэнд?

К ней приходили люди, с которыми она разговаривала на высокие темы. Она разрешила нам пригласить к ней нашего друга Стива Жоливетта, изучавшего историю и желавшего задать ей вопросы. Она согласилась, однажды вечером он пришел вместе с нами, сел и стал задавать ей вопросы на исторические темы. Помню, она сказала: «Я не слишком хорошо разбираюсь в истории и не знаю, что смогу сказать вам».

Его интересовало ее мнение о Французской революции, и я уже забыла, о чем еще. Однако она изучала историю в колледже. И если Айн говорила, что не очень хорошо разбирается в каком-то предмете, то это совсем не означало, что она вообще не разбирается в нем. Она непринужденно владела исторической перспективой.

Расскажите мне об отношениях Элоис Хаггинс с мисс Рэнд и мистером O’Коннором.

Сперва Элоис больше симпатизировала Фрэнку, чем Айн. Она сблизилась с Айн после того, как та перенесла операцию на легких. Она покупала для них продукты, готовила, следила за домом. Элоис была очень добросовестным человеком. Ей не нравилось, как домработница убирала в доме, и поэтому кое-какие мелочи она делала сама. Она накрывала стол к ужину и, наверно, приходя на следующее утро, мыла посуду.

Как мисс Рэнд относилась к проповедям Элоис, уговаривавшую ее вернуться в лоно христианской церкви?

O, она не обращала на эту проповедь никакого внимания. Однако они долго рассуждали на эту тему, так как Элоис не проявляла никаких наклонностей к объективизму. Однако Элоис обладала тонким умом. Она родилась в Британской Гвиане, где отец ее был директором колониальной школы, дававшей прекрасное образование. Элоис воспитывал собственный отец, заставлявший своих детей после достижения ими восьми лет каждый день читать газеты и сообщать свои впечатления. То есть мы говорим о прекрасно образованной женщине, а не о кухарке. После прихода социалистов к власти в Гвиане семья бежала на Барбадос, и наконец она эмигрировала в Нью-Йорк, где ей пришлось сделаться домашней прислугой. Однако Элоис на самом деле хотела стать медсестрой, но она очень симпатизировала Фрэнку и потому осталась у O’Конноров кухаркой. Но как мне кажется, после смерти Айн она пожалела об этом — о том, что не стала медсестрой.

Вы говорите так, будто очень хорошо знали ее.

Да. Мы с Элоис дружили. А подружились мы потому, что работали у Айн. И познакомились потому, что работали у нее. И в таком качестве я чувствовала себя ровней с Элоис. Она была женщиной практичной, и мы могли непринужденно говорить о том, что видели, и о том, что происходило.

Как вы охарактеризовали бы ее отношения с мисс Рэнд?

Перед смертью Айн назвала Элоис своей сестрой. Когда Элоис однажды пришла к ней в госпиталь, Айн сказала ей: ты мне как сестра, а я умираю. О том, что она умирает, Айн больше никому не говорила. Понимаете ли, Айн особым образом относилась к Элоис. Она была ей как родственница, настолько они были близки. Это была какая-то безусловная связь, не такая, как если бы Элоис была объективисткой, и ее мнение было чрезвычайно важным для Айн. Она принимала Элоис, какой та была, со всеми различиями между ними.

Какие же были эти различия?

У них было много общего. И та, и другая были непосредственными свидетелями захвата их стран коммунистами. Обе были интеллектуальными и честолюбивыми по воспитанию. Обе любили одного и того же мужчину. Элоис была влюблена в Фрэнка. Обе они заботились о Фрэнке, беспокоились о нем. Они стали подругами. Различия возникали, когда речь заходила о религии. Другое различие заключалось в том, что у Элоис были дети. У Айн их не было.

Какое мнение осталось у Элоис о мисс Рэнд в общем итоге?

Она была глубоко опечалена ее смертью и даже потрясена тем, что Айн не оставила ей никаких денег в своем завещании.

Почему?

После всех прожитых ими вместе лет нетрудно было подумать, что Айн подобает оставить ей в своем завещании небольшую сумму. Я была шокирована. Но вы должны понять Айн Рэнд. Она была очень озабочена своей собственностью, и своим авторским правом, и использованием его тем человеком, к которому оно отойдет после ее смерти. На мой взгляд, она не хотела, чтобы после ее смерти возникли какие-то вопросы к ее завещанию. Она хотела, чтобы все отошло к Леонарду, потому что доверяла ему. Узнав о том, что она забыла про Элоис, мы с Элоис расстроились. Помню, как мы шли по улице, и я рассказывала ей о том, что произошло. Она прямо остановилась на месте. Подобное небрежение воистину стало для нее источником обиды, однако со временем я обговорила этот вопрос с Леонардом, и он решил выделить ей в качестве дара 10 000 долларов, вполне заслуженных ею.

Она осталась и помогла мне частично разобрать квартиру. Мы работали вместе и подчас затевали долгие разговоры об Айн, Фрэнке и Леонарде, о том, что ей довелось видеть в отношении Бранденов и окружавших Айн людей, о ее мнении о них. Она сказала: сборище пустозвонов. Симпатизировала она только одному Леонарду.

Можете ли вы рассказать какие-нибудь кошачьи истории, связанные с мисс Рэнд или мистером О’Коннором?

У нее были простыни со львами и драгоценности с кошками. Она вырезала фото с кошками из телепрограммы. Ей нравились рекламные ролики с котом Моррисом на ТВ. К моменту смерти у нее собралась не одна стопа изображений кошек. Она вырезала понравившиеся ей картинки. А нравились ей в этой жизни многие вещи… она собирала камни, марки, картинки с кошками. Она вырезала марки из писем. У нее был замечательный кот. И однажды в ветлечебнице она взяла еще одного бесприютного кота, которого назвала Томми, серого, уличного, очень пушистого и ласкового. Это был ее последний кот.

Мы ей говорили: «И как ты сумеешь ужиться с ними?» Потому что она решила держать в одной квартире двух котов. Она ответила: «Буду держать закрытой дверь между двумя частями квартиры». И исполнила свое намерение. Это были два крупных чрезвычайно ласковых кота. Я попыталась уговорить ее открыть дверь, ну, подумаешь, что случится, если они подерутся. Но она не намеревалась рисковать. Коты так и не встретились.

С кем еще встречалась мисс Рэнд после смерти Фрэнка?

Она встречалась, в частности, со своим врачом, доктором [Крэнстоном] Холманом, видным хирургом и коллегой в области собирания марок. Он забирал Айн, и они вместе посещали марочные мероприятия. После смерти Фрэнка я однажды сказала ей: почему бы вам не назначить свидание доктору Холману? Перспектива встреч с другим мужчиной привела ее в ужас. Поиски новой любви не укладывались в ее жизненную схему. Но она симпатизировала ему. Он обращался с ней подчеркнуто вежливо и почтительно. Такой старомодный… мужчина ее типа. Время от времени она встречалась с матерью Леонарда и звонила ей по телефону. A также Сурсам.

Кому еще?

Мими Саттон, племяннице Фрэнка, жившей в Чикаго. Насколько я знаю, они много лет поддерживали отношения. На каждое Рождество Айн посылала ей деньги и небольшую теплую записку. Они изредка переписывались.

Обсуждали ли вы с мисс Рэнд свой интерес к психологии?

Да. Я возвращалась к учебе и намеревалась получить диплом бакалавра гуманитарных наук по психологии, a она все никак не могла понять, зачем мне понадобилось тратить свою жизнь на чужие проблемы.

Разговаривали ли вы с ней о своих занятиях, обучении, факультете, профессорах, трудностях и тому подобном?

Нет. Нам обеим нравился французский язык, поэтому я углубленно изучала его, и это доставляло мне удовольствие. Иногда мы пытались разговаривать по-французски. У нее было жуткое, совершенно фальшивое французское произношение.

Что еще вы можете сказать о ее реакции на смерть Фрэнка О’Коннора?

Я знаю, что доктор сказал: «Она ухаживала за ним лучше, чем, по его опыту, обыкновенно ухаживают за подобными больными». Я спросила ее о том, плакала ли она. И она ответила: «Нет, какой в слезах толк?»

Какие фильмы ей нравились, и какие она ругала?

Они с Элоис ходили в кино, чтобы посмотреть современный боевик с участием Ганса Гудегаста из Крысиного патруля. Фильм, с ее точки зрения, оказался ужасным.

Расскажите мне о том, как мисс Рэнд умирала.

Она ездила поездом на деловую конференцию в Новом Орлеане и на обратном пути заболела воспалением легких. Поправиться она не сумела, так как у нее почти не оставалось сил. В конце концов, нам пришлось положить ее в госпиталь. У Леонарда был грипп, и она не хотела, чтобы он появлялся в ее доме, так как у нее уже не было практически никакого иммунитета. Поэтому я вызвала «скорую помощь» и отвезла ее в госпиталь.

Ей было плохо, и она не запомнила этот эпизод. Она бредила и провела в госпитале четыре или пять недель, пока врачи проводили исследования. Она то теряла сознание, то приходила в себя.

Почки и печень то отказывали ей, то начинали снова работать. Доктор просто не мог понять, что с ней происходит.

Как его звали? Это был доктор Шарер?

Он самый. Конечно, за ней приглядывал и доктор Холман. Она лежала в Нью-Йоркском госпитале[367] в отдельной палате с телевизором. Наконец она несколько поправилась, лихорадка оставила ее, она полностью пришла в сознание, что сулило надежды на выздоровление, однако была настолько измождена болезнью и слаба, что едва могла говорить. Она сказала доктору, что хочет вернуться домой и умереть. Он ответил: «О’кей, я отпущу вас домой, только обещайте мне есть». И она обещала. Наша подруга Сандра Шварц, будучи кухаркой, немедленно взялась за дело, приготовила свежий куриный бульон и отвезла его в квартиру Айн, которая пыталась пить его, как обещала врачу.

Силы в ту неделю постепенно оставляли ее. В среду я приехала проведать ее. Она лежала в постели и с трудом села. За ней ухаживали круглосуточные сиделки, а днем приходила Элоис. Леонард бывал у нее каждый день. Он должен был представить ей на одобрение суперобложку ее новой, готовившейся к выходу книги Философия: кому она нужна. Она села, прочла и одобрила.

Потом я принесла ей Томми, она прикоснулась к нему и как будто бы даже погладила. А потом посмотрела на меня и молча пожала плечами, как бы пытаясь сказать «что поделаешь» — она понимала, что умирает. Пятница прошла спокойно, Леонард был у нее, a в субботу утром нам позвонила сиделка и сказала, что у Айн сердечный приступ и Леонарду лучше поспешить. Он бежал всю дорогу, однако застал ее уже мертвой. Сиделка сказала, что Айн попросила подержать ее за руку и умерла.

Умерла, держа сиделку за руку?

Не могу вам сказать, так ли это было, потому что сиделка сразу же бросилась звонить Леонарду, знаю только то, что Айн попросила взять ее за руку.

Ваши итоговые комментарии?

Могу сказать только то, что меня соединяли с ней совершенно особые отношения, иные, чем с другими людьми. Я знакомилась с ней в качестве наемной работницы, что означало, что она не обязательно видела во мне потенциальную объективистку. С другой стороны, между нами образовалась подлинная, основанная на взаимной симпатии дружба. Ее смерть была для меня утратой. Я бы сказала, что, зная Айн Рэнд лично, я всегда чувствовала себя в этом мире надежно, потому что она умела придать ему смысл.