Микки Спиллейн

Микки Спиллейн — автор бестселлеров-детективов, один из любимых писателей Айн Рэнд. Они подружились с мисс Рэнд в 1960-х годах. Мистер Спиллейн скончался в 2006 году.

Дата интервью: 8 марта 2002 года.

Скотт Макконнелл: Что приходит вам в голову, когда я упоминаю имя Айн Рэнд?

Микки Спиллейн: Мы с ней дружили. Возможно, вам сложно это представить, но мы дружили. Я не просто одобрял то, над чем она работала, я симпатизировал ей лично. Однако меня удивило то, что инициатива нашего знакомства исходила от нее, потому что мне и в голову не могло прийти, что она любит тот жанр, в котором я работал. И тем не менее… Еще она говорила, что любит произведения Микки Спиллейна за то, что они никогда не были серыми. Только черными или белыми.

Словом, она захотела отобедать со мной, и наш издатель [New American Library] в сентябре 1961 года устроил нам обед в шикарном бельгийском ресторане нью-йоркского Сити. Он был настолько роскошным, что открывался всего на пару часов в день, обслуживали клиентов там отборные, интеллектуальные официанты. Ланч, за которым мы познакомились, начинался в одиннадцать, и еще до того, как мы закончили обедать, ресторан оказался битком набит репортерами и досужей публикой. В итоге мы выбрались оттуда только в семь вечера. К этому времени все официанты и прочая публика сели вокруг нас кружком и внимательно слушали. O, это было здорово.

О чем же вы говорили?

Обо всем на свете. Мы разговаривали о людях и о том, как сочиняем, потому лишь, что именно это интересно писателям. Учтите: я не автор, я писатель. Существует огромная разница между автором и писателем. Эйзенхауэр и Черчилль были авторами. Они могли рассказать одну-единственную историю. И это было все. Они не делали постоянное литературное творчество источником собственного дохода. Поэтому я действующий писатель. Это мое ремесло. Я пишу.

Так какие же аспекты писательского дела вы обсуждали?

Мы обсуждали вопрос темы, способы сочинения повествования. Она всегда подчеркивала тот факт, что люди читают книгу не для того, чтобы закончить чтение на середине. Они читают для того, чтобы узнать, чем все закончилось, и надеются, что финал окажется настолько занимательным, что оправдает все время, потраченное на чтение. Читатель должен добраться до конца книги и сказать: «Вау, вот самая лучшая часть книги!» Словом, мы беседовали примерно на такие темы.

Ей нравился мой роман Я сам вершу суд [I, the Jury (1947)] и самый конец его, потому что все заканчивалось вполне определенным образом. То есть: «Я победил». Бабах! И она сама тоже была такой. Она была великой писательницей. Я отказываюсь считать ее автором. Я всегда считал ее скорее писателем, чем автором.

Ей нравилась такая позиция. И ей нравилась Ночь одиночества [One Lonely Night (1951)]. Эта книга потрясла ее.

Мы с ней были на ты. Дело не в том, что мы были собратьями по ремеслу. Мы были друзьями по самой сути. Мы много смеялись вместе, и нам было интересно разговаривать о всяких вещах. На самом деле в наших разговорах не было никаких глубин. Мы не обсуждали мировые проблемы. Я знал, что она замечательный экономист и ценил этот факт. Я знаю, что люди до сих пор спрашивают друг друга: «А кто такой Джон Голт?»

Словом, нам было приятно общество друг друга. Иногда находятся такие люди, способные подружиться, и остается только удивляться тому, что им удалось это сделать. Но такими были мы с ней, и нам было хорошо вместе. Нам было приятно беседовать. У нас никогда не было разногласий. Я никогда не интересовался политикой. Она интересовалась политикой. Но в разных аспектах.

Мы прекрасно ладили. Нас можно было считать ровесниками, и нас соединяло в той или иной степени общее прошлое. Мы не принадлежали к богатым. Мы пережили годы Великой депрессии. И могли обсуждать связанные со всем этим темы. В годы Второй мировой войны я был пилотом истребителя, и могли говорить об этом. Мы помнили это время. И могли обсуждать такие вещи, которые обыкновенно обсуждают только с друзьями. Не думаю, чтобы у нее было много добрых друзей, с которыми она могла откровенничать так, как откровенничала со мной.

Вы подписывали свои письма ей «С любовью, Микки», и мисс Рэнд подписывала свои «С любовью, Айн».

Да. Я помню. Мы были очень хорошими друзьями. Трудно объяснить дружбу.

Диапазон наших бесед менялся от возвышенного до смешного. Мы любили поговорить об издательской тупости. Помню, однажды я рассказал ей об издателе, который уверял меня, что заметит любую ошибку в моей книге. Даже в том случае, если я сделаю ее преднамеренно, чтобы подколоть его. Я сказал ему: «Не заметишь», и мы заключили пари на тысячу долларов. Вернувшись домой, я сел писать книгу. Потом он прочел ее, пришел ко мне и сказал: «Так ты не сделал здесь никаких ошибок». Я ответил: «Ошибаешься». Этот парень жил в Нью-Йорке, однако книга настолько увлекла его, что он пропустил ошибку. Я поместил пункт оплаты проезда не в том конце моста Джорджа Вашингтона.

А знаете, что было действительно забавно? Ее заинтересовали книжки моих комиксов. Это была, так сказать, литература второго сорта, однако она неплохо оплачивалась, и я занимался этим делом перед войной, писал для нью-йоркского издательства Funnies, Inc. Она хотела узнать все об этой форме писательского мастерства, ей было интересно с экономической точки зрения. И это тоже литература. Нравится вам это или нет, однако многие молодые люди научились читать на комиксах. Я среди прочих работал на Classic Comics.

Позвольте мне рассказать забавную историю, связанную с книгой для Classic Comics. Я однажды рассказал ее Айн Рэнд — и она решила, что это великолепно. Я был в семье единственным ребенком и научился писать и читать еще до того, как пошел в школу. Я читал с жадностью и прочитывал все, что попадалось мне в руки. Наверно, я был в пятом классе, когда однажды учительница достала толстую книгу и сказала: «Когда-нибудь, дети, вы научитесь читать подобные книги». Она держала в руках Моби Дика Мелвилла, и я сказал: «Мисс Фишер, мне нравится эта книга». Она посмотрела на меня и сказала: «Ты никак не мог прочесть эту книгу». И я сказал: «Зовите меня Измаил».

Что именно интересовало мисс Рэнд в деле писания комиксов?

Сама литературная форма, которой до тех пор мало кто занимался. Она носила изобразительный характер, и ее заинтересовало то, что мы писали первоклассные тексты, предназначенные для широкой аудитории. А широкой аудиторией располагает только хороший писатель. Айн была и в самом деле хороша. У нее осталось еще много ненаписанных книг.

Читали ли вы книги мисс Рэнд до знакомства с ней?

Я прочел все ее произведения, имевшиеся в продаже, однако любимой моей книгой был Атлант расправил плечи. Со мной случилась странная история. Я споткнулся о проволоку и растянул лодыжку и поэтому угодил на пару недель в кресло. Я прочел за это время все книги, которые подвернулись под руку, а среди них оказался пухлый томик под названием Атлант расправил плечи. Я сказал себе тогда: «Ого, придется прочесть». И приступил к делу, но оказалось, что просто не могу выпустить эту книгу из рук.

Почему?

Настолько она была хороша. Мне она нравится целиком. Все, что написано о Риардене, о его стали и обо всем прочем. Кроме того, вся книга была превосходно написана. Читать ее всегда интересно. Я скажу вам сейчас кое-что забавное. В New American Library мне рассказали, что было такое время, когда люди крали книги Атлант расправил плечи. Снимали с нее суперобложку, а книгу крали. Эта книга привлекла к Айн внимание общества.

А какого мнения вы придерживаетесь в отношении философской идеи, положенной в основание этой книги?

В то время наши философии во многом совпадали. Мы любили героев. И не любили бродяг.

Знаете, что по-настоящему зацепило меня? Айн надписала для меня экземпляр Атланта, и когда разразился ураган Хьюго [в сентябре 1989 года], книга погибла. Погибла вся моя библиотека. У меня была единственная библиотека в Маррелл-инлет… Это была крошечная рыбацкая деревенька, когда я поселился в ней. В моей новой библиотеке книг от пола до потолка, и в ней нет книг Айн Рэнд. А ведь были абсолютно все до этого урагана. Я потерял все. Потерял дом. Все пластинки. Все картины. У меня осталось немногое из вещей. Что ж, потерял старое барахло, значит, иди и покупай новое.

А вы помните написанное ею посвящение?

O нет, конечно, теперь я его забыл. Такое теплое, длиной в целую страницу. Очень личное, из тех, которые читаешь и, перечитывая, вспоминаешь каждое слово.

Должно быть, вы слышали о ее… о ее так называемых учениках.

Когда я бывал в ее доме — а я никогда не бывал у нее так, чтобы никого из них не было вообще, однако всей толпы там никогда не собиралось. Они просто сидели на полу и прислушивались к нашим с Айн разговорам. По прошествии времени мы переставали говорить на важные темы, однако они все равно вслушивались в каждое слово. Сначала я игнорировал их внимание просто потому, что так устроен. Возможно, она также не замечала их. Мы разговаривали друг с другом, и каждый раз, когда кто-то из нас говорил, все головы поворачивались в сторону говорящего, и когда заговаривал второй, головы поворачивались в обратную сторону. Было даже забавно. Прежде мне не приходилось бывать в подобной ситуации. Однако мы с Айн оставались друзьями. Иногда мы уходили от учеников.

Некоторые из ваших ранних романов носили антикоммунистический характер… говорили ли вы на эту тему с мисс Рэнд?

O, она одобряла занятую мной позицию.

И какова была эта позиция?

Я никогда не одобрял коммунизма. Эта глупость мне не по вкусу. Однако не возводил свое отношение в принцип, поскольку являюсь человеком аполитичным. Теперь я принадлежу к числу «Свидетелей Иеговы». Но политика никогда не интересовала меня. Я не пускаю ее в свою жизнь. Я существую параллельно с ней. Я соблюдаю законы, плачу налоги. Но не более того.

Доводилось ли вам обсуждать реакцию критиков на ваши с мисс Рэнд произведения?

Я никогда не обращаю внимания на критиков. Они за бесплатно получили свою книгу, так что пусть заткнутся. Меня они никогда не смущали. Подчас я получал от них худшие отзывы из тех, что можно составить на произведение. Знаете, как бывает, чтобы заинтересовать публику, они говорят: «Вы глупы, если читаете книги такого-то и такой-то». Ну и сами себя бьют по голове. Люди покупают книгу, потому что хотят прочесть ее. Именно поэтому Форд продает так много автомобилей. Никто не обращает на них внимания. И чем больше они твердят «не читайте книги Айн Рэнд или Микки Спиллейна», тем лучше они продаются. Так что пусть болтают, что им угодно. Наших продаж они никогда не ухудшали.

Что вы можете рассказать относительно ваших разговоров о критиках? Ей они также досаждали?

O, я знаю об этом. И мы одинаково относились к критикам. Я их не люблю. Она их тоже не любила. Они всегда цеплялись к ней, потому что ее книги пользовались успехом. Они никогда не цепляются к бедолаге, который не в состоянии заработать никель (5 центов). Их внимание обращено к тем, на кого смотрят прожектора.

В 1960 году вам принадлежало семь позиций в списке десяти лучших бестселлеров ХХ века в Соединенных Штатах, и вы были самым популярным писателем Америки.

В то время в мире я продал больше двух сотен миллионов книг. Забавно было, что все мои книги переводились. По мировой популярности я находился на пятой позиции. Меня опережали Ленин, Толстой, Горький, Жюль Верн. Следует напомнить, что все четверо уже были мертвы. Подобные подробности ее развлекали, она находила их забавными.

Итак. Вот вы самый популярный из живущих писателей, вам досаждают критики, и известная писательница Айн Рэнд выступает с публичными заявлениями, поддерживающими вашу популярность как великого писателя.

O, критики были убиты. Они даже не знали, что сказать. Это было очень забавно. Я всегда восхищался подобными ситуациями. Единственным исключением среди критиков оказался мой друг Хай Гарднер, знакомый с этой кухней. Однажды он составил мне компанию при встрече с Айн Рэнд. Встреча удалась.

Как вы отреагировали на оказанную вам Айн Рэнд публичную поддержку?[191]

Это было очень мило с ее стороны, и особенно приятно, потому что я всегда считал ее великой писательницей. Под писательницей я в данном случае подразумеваю романистку, и считаю, что в таковом качестве она далеко опередила меня. В столь престижном жанре она стояла много выше меня.

Что вы можете сказать о своих тогдашних впечатлениях от прочтения Источника?

Источник не был моей любимой книгой. Я предпочитал ему Атланта. Мне всегда нравилось и само название. «Что бы ты сделал, если бы был Атлантом?» — «Я расправил бы плечи».

И вы расправили их?

Нет. Нам с Айн Рэнд не было нужды расправлять плечи. Мы были способны нести собственное бремя.

Вы читали что-либо из нехудожественной прозы мисс Рэнд?

Я прочел уйму ее сочинений, однако не помню их заглавий.

Особенно относящееся к вам называется Романтическим манифестом.

Да. Я помню это. Более того, у меня был экземпляр этого произведения, но погиб со всем остальным. Оно мне нравилось.

В своей главе «Основные принципы литературы» она анализирует отрывок, начинающийся с «Никто и никогда не шел по мосту…»

…в подобную ночь.

Да. «Пелена дождя казалась настолько мелкой, что превращалась в туман». Фраза из вашего романа Ночь одиночества.

Ну да. «Едва ли кто-то». Знаете ли, из-за окончания меня обвинили в плохом владении английским языком. Там было сказано: «Никто и никогда не шел по мосту в подобную ночь». A в конце говорится: «Едва ли кто-то». Ну, окончание книги совпадает с началом, потому что герой возвращается к тому месту, откуда все началось. Он говорит: «Никто и никогда не шел по мосту в подобную ночь. Впрочем, едва ли никто». Игра слов. A идиот редактор говорит мне: «Так не говорят: „Едва ли никто“. Надо говорить: „Едва ли кто-то“». Ну, я и сказал им, чтобы они заткнулись и оставили мой текст в покое.

Кстати, об этом отрывке. Вы обсуждали с мисс Рэнд тот факт, что она анализировала его в своем литературном классе, а затем опубликовала ход обсуждения в Романтическом манифесте?

Да, она говорила мне об этом. И я сказал: «Ну как такое можно делать? Я же писатель, а не автор. Я не пишу великие тексты. Но мне случалось создавать великие вещи, как, например, сцена в конце романа Я сам вершу суд, где убийца говорит: „Как ты мог?“ И Майк Хаммер отвечает: „Это было легко“. Понимаете ли, финал — это существенная часть повествования. Она это понимала. Мы с ней часто обсуждали подобные мелочи. Это было по-настоящему интересно».

А вы обсуждали с мисс Рэнд концепцию идеального мужчины?

Ну, у нее был Джон Голт. А у меня Майк Хаммер.

Мисс Рэнд дважды писала отзывы на ваши книги. В первый раз она писала об Охоте на девушку [1962] и выражалась при этом весьма красноречиво[192]. Например, что «Микки Спиллейн обладает блестящим литературным дарованием. Немногие современные писатели могут приблизиться к нему».

Это неудивительно, потому что я всегда считал ее великой писательницей и выдающимся мыслителем, понимая, что сам далеко не таков, как она. Однако она извлекала из моих книг нечто такое, чего я осознанно в них не помещал. И всегда удивлялся, когда она обнаруживала в моих произведениях это самое нечто. Я никогда не думал такого. Она говорит мне: «Ты утверждаешь то-то и то то», и я удивляюсь: «Разве я об этом писал?»

А как насчет Дня пистолетов? Помню, она была не в восторге.

Ну, это не серия про Майка Хаммера. Тут герой совсем другой, Тайгер Манн.

Вы помните, как закончились ваши отношения с мисс Рэнд?

Нет, они никак не закончились — просто она умерла. И все.

Мисс Рэнд оказала какое-нибудь влияние на вас?

Нет. Я начал писать задолго до того, как познакомился с Айн Рэнд. К этому времени я уже прочно стоял на ногах. Я стал профессиональным литератором в 1935 году, сразу как только закончил среднюю школу.

Вы все еще пишете?

Сейчас работаю над последним романом о Майке Хаммере.

Что вы можете сказать мне в заключение об Айн Рэнд?

Мы были друзьями. Сложно сказать о человеке нечто большее.

Значит, дружба важна в ваших глазах?

О да, конечно. Она нравилась мне. Мы проводили вместе хорошее время. И мне жаль, что она умерла. Мне хотелось бы продолжать нашу дружбу.