Херман Айви

Полковник Херман Айви, инструктор Военной академии Соединенных Штатов в Вест-Пойнте, 6 марта 1974 года устроил в академии лекцию Айн Рэнд.

Дата интервью: 15 марта 2000 года.

Скотт Макконнелл: Расскажите кратко о своей военной карьере.

Херман Айви: Я служил в бронетанковых войсках, учился пилотировать вертолеты. Воевал на геликоптере во Вьетнаме, командовал танковыми подразделениями в Германии; постепенно дослужился до старших чинов и стал занимать штабные должности.

Как вы попали в академию?

Во время службы в Вест-Пойнте — я два года пилотировал самолет начальника академии между двумя визитами во Вьетнам — я посещал вечерние курсы в Колумбийском университете и стал преддипломником по литературе. Потом я поступил в магистратуру и получил пару дипломов, после чего стал преподавать в Вест-Пойнте и удостоился встречи с мисс Рэнд.

Почему Айн Рэнд пригласили в Вест-Пойнт?

По правде сказать, идею эту предложил мне Келли Уимс, подчиненный мне офицер. Услышав это предложение, я сразу понял, почему это нам интересно: я читал ее книги и понимал, что она может сделать перед учащимися общий обзор философских течений, а кроме того, она была очень известной персоной, и ее появление у нас очень украсило бы мою программу, посему мы и пригласили ее.

Я достаточно много читал и хорошо знал жизнь, чтобы понять качество и ценность ее идей, и потому отправился к своему вышестоящему начальству, понимая, что такое предложение придется пробивать, так как многие из наших преподавателей по каким-то причинам не хотели даже слышать о ней. Мне ответили: какие могут быть вопросы, вези свою Айн Рэнд. Но так сказали не потому, что знали ее философию и соглашались с ней, но потому, что решили, что я не смогу уговорить ее приехать в Вест-Пойнт. Но она согласилась и тем самым посрамила их.

А какой курс философии вы читали?

Обзорный, для старшекурсников, рассчитанный на один семестр. Он требовал чтения большого количества небольших отрывков из источников в области философии, религии, искусства и науки. Курс был рассчитан на пробуждение интереса к философии, знакомство с основами философского дискурса, создавал базу для дискуссии, формировал в кадетах понимание основных жизненных требований. Конечно, ее лекция послужила основой для обсуждения на семинарах в сравнении с мнениями и идеями других философов. Это было очень важное для нас событие.

Какие из работ мисс Рэнд вы преподавали своим студентам?

Я не включал ее роман в курс, но в качестве условия своего приезда в Вест-Пойнт она предложила, чтобы как можно больше кадетов прочитали роман Атлант расправил плечи, безусловно являющийся базовым текстом для постижения ее философии.

Айн сказала мне: «Я приеду и прочту вам лекцию, но для этого пусть все они прочтут роман Атлант расправил плечи». И я подумал: «О боже мой, мы не сумеем выполнить это условие, потому что мы никак не могли предусмотреть его и оставить для него время в расписании. Вот если бы мы могли запланировать эту лекцию за год вперед, было бы другое дело». Тут и начались мои визиты к ней. Я позвонил ей и сказал: «Мне нужно повидаться с вами», после чего съездил к ней и сказал: «Вы нужны мне в Вест-Пойнте, и я не могу обязать кадетов читать Атлант расправил плечи, но могу предложить им сделать это по собственному желанию». Она сказала: «Ладно, пусть будет так».

Так получилось, что из примерно 250 студентов, слушавших курс, 80 человек согласились прочесть роман. После этого я был вынужден срочно раздобыть 80 экземпляров этого романа — практически за неделю. Я обзвонил крупные книжные магазины Нью-Йорка, мне ответили: «O нет, нам надо заказывать. У нас нет такого количества, у нас найдется только несколько штук». И тут меня осенило. Я прочел Атланта, потому что увидел этот роман в книжном киоске на автобусной станции, купил и начал читать. Я подумал: «Раз уж Айн Рэнд продают в Америке на автостанциях, наверняка можно объехать сетевиков и найти нужные мне восемь десятков экземпляров».

Я отправил одного из своих парней в реквизиционный поход, и через пару часов мы располагали восемью десятками экземпляров Атланта, просто объехав местные магазинчики, не обращаясь в большие книжные магазины Нью-Йорка. Это еще одна подробность к тому, что представляет собой Айн Рэнд и к кому она обращается.

Как выбирали тему выступления мисс Рэнд в Вест-Пойнте?

Вопрос этот, кажется, не возникал до тех пор, пока мне не пришлось заняться рекламой и сроками ее лекции в академии. Конечно, я сказал ей, что философия особым спросом в академии не пользуется; кадеты — люди, ориентированные на действия и оттого не склонные усматривать какую-то связь между философией и собственной жизнью. Мисс Рэнд учла мои пожелания и подобрала подходящую к ситуации тему.

Ее пригласили. Она согласилась; что было дальше?

Она пару раз приглашала меня в свою нью-йоркскую квартиру, думаю, для того, чтобы точнее и полнее понять, с чем имеет дело в моем лице. Так она готовилась к своему выступлению и, учитывая специфику аудитории, подготовилась очень хорошо, что и стало одной из причин, обеспечивших успех ее лекции.

Каким было ваше первое впечатление от знакомства с мисс Рэнд?

Очень любезный, корректный и приветливый человек. Она всегда относилась ко мне очень любезно и внимательно, и я считаю, что это следует подчеркнуть, потому что мысль ее настолько крута, что подчас кажется, что растолковать ее может только она сама. Она принадлежит к тем людям, книги которых требуют знакомства с автором.

О чем вы говорили во время ваших встреч?

В основном говорила она, а я слушал. Она задавала мне вопросы о том, каким образом мы используем работы известных философов в своем курсе. Например, мы изучали отрывки из Платона и Аристотеля; конечно же, к Аристотелю она отнеслась благосклонно, однако насчет Платона спросила: «Зачем вам Платон? Что вы с ним делаете?» Ну и так далее. И я ответил: «Аллегория пещеры полезна, поскольку представляет собой трамплин в искусство и литературу, к возникновению сомнений» — и это привело нас к эстетике, и разговор продолжался еще несколько часов. Она затевала пространные изъяснения не только собственных идей, но и взаимодействия их с воззрениями других философов.

Помните ли вы какие-нибудь из высказанных ею соображений?

O да. Иногда я готовил вопросы заранее. Ехал в Нью-Йорк и думал: так, хорошо, что же я сегодня спрошу у нее? После чего у меня сам собой возникал вопрос на основе того, что я недавно читал и о чем думал. И вот я спросил ее: что вы думаете по поводу того, что двусмысленность представляет собой сущность искусства… о том, что искусство питается двусмысленностью, не может существовать без двусмысленности? — «Это абсолютно неправильно! — сказала она. — Совершенно неправильно. Никакой двусмысленности быть не может. Существует объективное и правильное решение проблемы искусства, как и любой другой проблемы, так что двусмысленность можно выбросить за окно, из-за ее иррационального аспекта», после чего обратилась к рассуждениям насчет иррационального.

Я кое-что почерпнул из наших разговоров, о чем сказал позже, когда представлял ее перед лекцией: к какой бы части философии вы ни обратились, вы всегда обнаружите, что эта женщина уже побывала здесь раньше вас. Идеи этих философов, она посещала эти идеи.

Вы хотите сказать, что она знала и понимала идеи этих философов?

O да.

Почему она захотела читать лекцию в Вест-Пойнте?

Она сказала мне, что не так часто делает подробные вещи. Однако, мне кажется, одной из причин, побудивших ее потратить на меня столько времени, было то, что она увидела во мне человека, стоящего ее трудов, поскольку она познакомилась с содержанием курса, который я организовал и читал кадетам, и она понимала, что раз я сумел сделать это, то, наверно, со мной стоит и поговорить. Я был польщен — и почтен — тем, что провел в ее обществе за разговором так много времени, быть может, десять, пятнадцать или даже двадцать часов, удивительных для меня.

Мне кажется, что она испытывала аналогичные чувства в отношении кадетов и прочих сотрудников Вест-Пойнта. Она видела в своей лекции превосходную возможность лично представить свои идеи большой группе людей, к которым она относилась с очень большим уважением. Должен сказать, и она сама говорила мне, что высоко ставит профессиональных военных. Я не совсем понимаю, почему у нее сложилось подобное мнение, поскольку жизнь офицера во многом противоречит некоторым из ее принципов, — во всяком случае, с моей точки зрения. Но в любом случае, она радовалась нашему общению и усматривала в нем свой собственный интерес.

Что доставляло вам особое удовольствие в разговорах с ней?

Я получил возможность познакомиться с тем, как работает ум первоклассного мыслителя. Кроме того, я мог слышать, как она рассказывает, к примеру, о Канте, как она критикует его, и сравнивать ее мнение с собственным. Эта возможность казалась мне чрезвычайно интересной, и поэтому я не стремился много говорить, но старательно слушал. Не знаю, что извлекала она из наших бесед, однако я был в большом плюсе.

Вам запомнились какие-нибудь другие подробности ваших бесед или просто забавные ситуации?

Бог мой, конечно. Вот один из случаев, показавшийся мне интересным. Кажется, в Атланте есть такой эпизод, когда она описывает двоих беседующих в темноте людей, причем они курят сигареты и жестикулируют по ходу разговора, так что огоньки сигарет выписывают замысловатые траектории, образуя своеобразный аккомпанемент беседе. Я всегда считал эту сцену превосходной. И вот однажды вечером мы сидели в ее квартире, тени росли, становилось все темней и темнее, она сидела на диване спиной к окну, и я видел только ее силуэт и огонек сигареты, которой она размахивала во время разговора. То есть, по сути дела, я оказался участником той самой сценки, которую она описала в книге. Я оценил ситуацию: она решала вселенские проблемы, а я вовремя оказался рядом.

Встречались ли вы с ее мужем, Фрэнком О’Коннором?

Встречался. Мы втроем — она, я и Фрэнк O’Коннор — ужинали в ресторане «21». Я никогда не бывал в заведении подобного класса. То есть это было просто вау!..

Мы приехали, вышли из машины на тротуар, тут дверь растворяется, и мы слышим: «Добрый вечер, мисс Рэнд, как вам нравится сегодняшний вечер?» После чего нас проводят наверх к столикам, усаживают и подают весьма недурные блюда. К сожалению, застольный разговор выпал из моей памяти, однако я получил великолепную возможность, и он оказался очень интересным и обаятельным человеком, и его общество было приятным.

Я видел его произведения. Будучи в ее квартире, я попросил: «Расскажите мне об этой картине», и она ответила: «Это работа Фрэнка», и это была прекрасная картина: сочная палитра, яркие краски, зеленые, голубые, как в Средиземноморье, и четкие жесткие контуры. Она показалась мне очень красивой, запоминающейся и произвела на меня сильное впечатление.

Какие-нибудь ее слова или идеи изменили ваши представления о жизни или преподавательской работе?

Нет, я бы так не сказал, главным образом потому, что позиции наши по философским вопросам совпадали настолько, что ей не в чем было уговаривать меня. Для меня это было очень важно, потому что это я устраивал ее посещение нашей академии. В этой связи я должен сказать, что существовала еще одна важная для меня причина пригласить ее: я располагал средствами, позволявшими мне каждый семестр приглашать со стороны всего двоих лекторов. И я любил заниматься поисками. И найти для своих кадетов настоящего художника, настоящего ученого или подлинного философа, человека, действительно творившего такие вещи, о которых мы читаем в учебниках. Иными словами, пару Айн Рэнд в том семестре составлял Лорен Айзли[341], выдающийся палеонтолог, прекрасный поэт и прозаик… он заинтересовал меня тем, что соединял в себе искусство и науку. И вот Айн Рэнд. И одна из причин моего огромного интереса к ней заключалась в том, что она была настоящим философом и могла со знанием дела рассказать о философии многих присутствующих в словнике персоналий.

Давайте перейдем к ее прибытию в Вест-Пойнт. Как она приехала к вам?

Мы предлагали прислать за ней седан, но она отказалась: нет, вместе со мной собираются приехать еще несколько человек, так что доберемся сами. Она остановилась в отеле «Тайер»[342], располагающем военной бронью. Я встретил ее в отеле.

Мне кажется, что в Вест-Пойнте вместе с ней и еще несколькими спутниками побывали Леонард Пейкофф и его жена Сьюзен. Мы устроили Айн Рэнд экскурсию по академии, и я приставил к ней двоих работавших в моем подчинении офицеров, чтобы они провожали ее туда и сюда и пообщались с ней, особенно Келли Уимса, потому что это было особенно важно для него. Он восхищался ею, и я пригласил ее, в том числе и из-за него.

Ее визит к генералу Уильяму Нолтону, командовавшему Вест-Пойнтом, я до сих пор вспоминаю с улыбкой. Конечно, я был главным ее проводником в коридорах Вест-Пойнта, и посему мне приходилось придерживать ее коня во время знакомств с богатыми и сильными. Когда генерал Нолтон узнал о ее приезде, он немедленно затребовал аудиенцию и потому был включен в маршрут, и я провел ее в его кабинет. Я было решил остаться за дверью, но оба они сказали: нет-нет, вы тоже входите, — и потому я сидел и слушал их разговор. Генерал Нолтон являлся большим ее почитателем, он также присутствовал и на лекции. Он говорил с ней, а она с ним, их беседа протекала в духе взаимного восхищения, если таковое существует на нашей планете.

Я должен упомянуть и еще один момент. В своем передвижении по Вест-Пойнту в тот день мы были несколько ограничены, так как она страдала от простуды и с трудом дышала[343].

Когда ей приходилось пройти больше пятнадцати метров, она останавливалась, чтобы отдышаться. У нее не хватало дыхания, и я очень сочувствовал ей; жалко было смотреть, однако она была крутой девицей.

В каком смысле?

Она была волевым человеком. Я видел, что ей тяжело, однако она не признавала поражения. Она говорила: нет-нет, я могу это сделать, просто нам придется останавливаться по пути.

Можете ли вы рассказать мне о том, как происходил этот ее обход вашей территории, и что произошло перед ее вечерним выступлением?

Она пришла на факультет английского языка, где ее встречал начальник факультета полковник Сазерленд и его заместитель, полковник Кэппс, оба штатные профессора. Там она получила 100 долларов, гонорар за свое выступление. Кажется, полковник Кэппс тут же уговорил ее передать эти деньги на какое-то благотворительное мероприятие.

А что было после ее посещения факультета английского языка?

Как мне кажется, один из офицеров повез ее на автомобильную экскурсию по окрестностям. Она недолго гостила в Вест-Пойнте. Думаю, что она приехала после полудня в день лекции и на следующее утро уехала.

Вы устраивали для нее ланч?

Нет. Перед лекцией мы дали в ее честь обед. Мы привезли ее в клуб и там накормили ее и напоили вином. На обеде присутствовали многие, если не все офицеры английского факультета вместе с женами.

Перед обедом у нас был устроен час коктейля, на котором я имел возможность представить мисс Рэнд многим людям, явившимся специально для того, чтобы познакомиться с ней, и она была рада знакомствам. Потом мы сели и пообедали. Она сидела с полковником Сазерлендом, и все вокруг были счастливы. Затем после кофе и вполне уместной паузы наступило время направляться в лекционный зал, располагавшийся совсем рядом.

Значит, вход на лекцию был свободным, то есть лекция была прочитана не только для ваших кадетов?

Лекция предназначалась для моего курса, однако все подобные лекции были открыты для персонала и курсантов академии и внешней публики. Открытой была и эта лекция, объявления о ней публиковались в местной прессе и бюллетенях. Собралась огромная толпа. Уйма народа собралась и на выступление Лорена Айзли; люди приходили отовсюду, однако послушать мисс Рэнд пришло еще больше людей. Аудитория была битком набита, и если бы у нас был лекционный зал больших размеров, мы заполнили бы и его.

Расскажите о самой лекции.

Лекция записывалась. Я начал ее коротким введением, — коротким, потому что когда имеешь дело с человеком, не нуждающимся в представлениях, нет нужды юлить вокруг да около: аудитория хочет слушать Айн Рэнд, а не меня. Так что я сказал пару слов о широте ее философских интересов и о ее литературных произведениях, после чего передал слово ей самой. И она прочитала лекцию на тему «Философия: кому она нужна»[344]. Начала она с анекдота, с космического корабля, приземляющегося на неизвестной планете, ты выходишь из него и не знаешь, куда попал, не знаешь, куда идти, и тебе нужно это определить. И аналогия, метафора была такой: «Такова жизнь. Жизнь — это нечто такое, что нужно познать. И ты можешь ее познать, более того, ты обязан сделать это». Именно такую мысль я и хотел внушить профессиональным военным — или будущим потенциальным военным.

Как вела себя аудитория во время лекции?

Очень внимательно. Аудитория была забита битком. Заняты были даже проходы. Мы проводили лекцию в самой большой аудитории, которой располагали в то время, вмещавшей около полутора тысяч человек. И все равно еще около сотни людей осталось за дверями.

Что произошло после окончания самой лекции и вопросов?

Вопросы затянулись, а мы как всегда располагали определенным лимитом времени, поэтому вопросы пришлось прервать. Однако я сказал собравшимся, что мисс Рэнд переберется офицерский клуб, где продолжит отвечать на вопросы, и попросил, чтобы она в первую очередь отвечала на вопросы кадетов.

Так что мы перебрались в офицерский клуб и там поставили для нее кресло, чтобы она могла сидеть, расставили вокруг стулья для желающих, предусмотрели место для стоящих, сделали все необходимое, и публика повалила.

Помещение было набито молодыми людьми, стремившимися поговорить с ней. Причем многие говорили на философские темы. И это была далеко не праздная беседа. Я вообще не слышал, чтобы мисс Рэнд позволяла втянуть себя в праздный разговор. В комнате постоянно находились человек пятьдесят или сто… люди приходили и уходили.

Конечно, кадеты могли уделить разговору с ней считаные минуты, поэтому было очень приятно видеть, как они подходят к ней и тратят на разговор с нею время, отведенное им для самостоятельной работы, которого им будет так не хватать, когда они вернутся к себе в классы. То есть налицо явный успех.

Какого она была мнения о собственном выступлении и вопросах/ответах?

На следующее утро она выразила удовлетворение прошедшим вечером и сказала, что все произошло именно так, как она рассчитывала. Она была очень благодарна мне и сказала, что если в будущем она сумеет помочь мне каким-то образом, то охотно сделает это. Вау! Я решил, что это здорово. «Большое спасибо».

Какое впечатление оставила у вас ее лекция?

Это было великолепно. По сути дела она настолько соответствовала нашим целям, что я даже попросил у мисс Рэнд разрешения воспользоваться текстом ее лекции в качестве введения в курс следующего года. Она дала разрешение, и мы с большим удовольствием вставили его в нашу методичку на следующий год для прочтения перед кадетами во время распределения. Кроме того, текст лекции можно было использовать в ознакомительном курсе, так что она в этом отношении оказалась полезной.

О чем еще вам приходилось разговаривать с мисс Рэнд во время ее пребывания в Вест-Пойнте?

Я хотел бы отметить парочку пунктов в ее отношении. Мы стояли перед отелем «Тайер», ожидая машину, и беседовали, и один из ее спутников, прибывших вместе с ней из Нью-Йорка, высказался неуважительно по национальному вопросу в отношении моей национальности. Она немедленно поправила его и извинилась передо мной, что, по моему мнению, было весьма уместно. Поступок этот произвел на меня чрезвычайно выгодное впечатление, так как этот вопрос воистину определяет суть человека. И когда она так поступила, я понял, что: a) она сталкивается с теми же проблемами, что и многие из нас: мы привлекаем к себе людей, работающих на другой длине волны, и в то же время они являются нашими ценными и пылкими сторонниками; и что: б) в этом был нравственный урок. И мне было приятно видеть и слышать это, потому что у меня не было никаких оснований прийти к другому выводу после прочтения ее философских трудов. Впрочем, она умела быть и жесткой. Например, когда после лекции шла стадия вопросов и ответов, которую я открыл, напомнив аудитории о том, что в этот вечер мисс Рэнд уже расправилась с доброй дюжиной священных коров, с чем она согласилась, а присутствующие рассмеялись. Потом пошли вопросы от сочувствующих, то есть людей, разделявших ее точку зрения — но были и другие вопросы, от людей, пытавшихся затеять спор; в частности, один из кадетов спросил ее о том, как она увязывает выводы объективизма с историей нашей нации: например, с вытеснением с земли и уничтожением американских индейцев. Она ответила: «Что касается американских индейцев, когда технически более развитая культура встречается с культурой низшей по своему развитию, всегда побеждает культура более высокоразвитая»[345]. То есть вопрос уничтожения коренных американцев нашей культурой не смущал ее. Она просто отмечала, что «таков обычай нашего мира, это можно сделать мягким путем или жестко, но случается именно так». Словом, если сопоставить эту позицию, этот аргумент с ее отказом одобрять предвзятые мнения, то лучше понимаешь ее всестороннюю натуру.

А кто допустил этнический ляп?

Не Леонард Пейкофф. Это был другой человек.

Случалось ли вам, кроме этой лекции, преподавать произведения Айн Рэнд или использовать ее труды во время занятий?

Не сомневаюсь, что после этой лекции подобные факты случались. Более того, однажды ко мне явился один из наших инструкторов, кажется, это был Джек Берген, и сказал мне, что студенты потратили целое занятие на обсуждение ее лекции. Это был очень благоприятный знак. Но никак иначе мы ее не преподавали — кроме того, что было заложено в курсе.

У вас есть личное мнение об Айн Рэнд?

Я влюблен в нее как в человека. Она имеет склонность к отрицанию иррационального, но на мой взгляд, то, что она отрицает, просто представляет собой другую разновидность логики, и в этом мы с ней фундаментально расходились. Она исповедует унитарную логику, гласящую, что реальны психологические явления, но я вижу в биологии другую разновидность логики: то, что она называет «иррациональным», может на деле оказаться логикой биологии, а не логикой психики.

Но своей лекцией она оказала мне большую услугу, и я нашел в ней хорошего человека, которому был бы рад заплатить добром. И оставить какие-то воспоминания о знакомстве с ней. У меня осталась от нее самая хорошая память.

Пользуется ли Айн Рэнд влиянием в американской армии?

Я бы сказал, что да. Возьмем хотя бы это стихийное проявление интереса к ней во время ее визита в Вест-Пойнт. Конечно, нужно учитывать место — я и сам заканчивал Вест-Пойнт — однако, пока что-то не случилось в академии, это не может произойти в армии. Я своими глазами видел ту добровольную поддержку, которую встретил там ее визит, видел и тот энтузиазм, с которым, например, генерал [Уильям Э.] Нолтон — старший и успешный военачальник, исполнявший важные дела — поддерживал ее. Мне кажется, что когда я был в младших военных чинах, лейтенантом и капитаном, этика Айн Рэнд, ее объективизм, представляли собой отличный образец для следования. Она была и остается хорошим примером в активной жизни. Но я не уверен, что ее этика является настолько хорошим примером в жизни созерцательной.

Каким образом она является хорошим примером в жизни военного?

Потому что ты должен действовать. Должен решать. Должен принимать на себя ответственность за свое решение. Ты не должен говорить: «Мной владеет иррациональный порыв, заставляющий меня сделать то-то и то-то». Это крайне непрофессиональное утверждение. Оно неприемлемо в армии, оно не может быть принято в медицине, да и в любой профессии, которая может прийти в голову.

Повлияла ли Айн Рэнд на вас как на личность или преподавателя?

Первоначальное мое мнение о ней выглядело так: Айн Рэнд, Контр-Философ. Похоже было, что она разит своими рогами священных философских коров, и мне это нравилось. И нравилось молодежи, но то, что хорошо для нас, пугает признанных академических интеллектуалов. Они не хотят даже разговаривать об Айн Рэнд. Так и хочется спросить: «Чего вы боитесь? Образцовой и строгой логики?»