Илона Ройс Смиткин

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Илона Ройс Смиткин — художница, нарисовавшая портрет мисс Рэнд и много лет дружившая с Айн Рэнд и Фрэнком O’Коннором. Она родилась в Польше и изучала живопись в берлинской Reimann-Schule, а также в Королевской академии искусств в Антверпене.

Даты интервью: 15 апреля 1998 года и 15 апреля 1999 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Илона Ройс Смиткин: Через Фрэнка O’Коннора, с которым познакомилась в Студенческой лиге искусств («Art Student’s League») в Нью-Йорке. В конце 1950-х я дала Фрэнку несколько уроков по части живописи маслом. Дело происходило на вечеринке в моем доме, и Фрэнк сказал: «На вашей вечеринке присутствуют люди, которые понравятся моей жене». Тогда я сказала: «Приводите ее с собой. Чем занимается ваша жена?» Он ответил: «Пишет романы». И я спросила: «Какие именно?» Он ответил: «Наверное, вы не знаете. Она — автор Источника». Тут я разволновалась, потому что как раз читала Источник, и сказала: «Как это я могу не знать ее! Буду рада познакомиться с ней».

Расскажите об уроках, которые вы давали мистеру О’Коннору.

Побывав в Студенческой лиге искусств, он заметил, как я рисую, подошел ко мне и сказал: «Мне хотелось бы ускорить свое обучение живописи. Не возьметесь ли вы поучить меня?» Мы сговорились и приступили к работе.

Какое первое впечатление произвела на вас Айн Рэнд?

Огромное. Я буквально пребывала в священном трепете, она казалось мне окутанной некоей мистикой. Она была абсолютно ни на кого не похожа. Одевалась она очень интересно и даже несколько драматически; как, впрочем, и Фрэнк. Действовала она решительно и уверенно. И я, в то время девушка, не уверенная в себе — не знавшая в точности, кто я такая и куда направляюсь, — была просто потрясена этой обретшей себя личностью, обладавшей такими глубокими познаниями и буквально испускавшей электрические лучи. Как личность Айн Рэнд, безусловно, отличалась от прочих людей.

Каким вы восприняли Фрэнка О’Коннора?

O, это был очень веселый человек, наделенный веселыми глазами и чувством юмора. С ним было легко. Обычно, когда наши занятия заканчивались, он говорил: «А теперь идем в „Русскую чайную“, выпьем и расслабимся». Там мы сидели часок-другой и говорили, говорили и говорили о всяких разностях. Это было просто великолепно, ибо он был очень обаятельным человеком. Он всегда говорил, что думает, однако делал это с умом. Он умел видеть забавную сторону жизни.

Он никогда не рассказывал, кто он такой и что собой представляет. Многие люди даже не знали, что Айн Рэнд является его женой. Что было совсем неплохо, по моему мнению, ибо в противном случае он растворился бы в ее тени. Но он и сам представлял собой личность. Он был высоким поджарым и элегантным человеком. Помню, что, когда еще никто не носил капюшоны, он носил кашемировый капюшон синего морского цвета. Кроме того, он уже тогда, раньше всех прочих, носил сумку, похожую на футляр фотоаппарата через плечо на ремне. Он всегда был одет очень элегантно, со вкусом, но не перехватывая через край.

Расскажите о том, как вы учили Фрэнка O’Коннора.

Думаю, что тогда он только начинал рисовать, и могу сказать, что он был очень талантлив. Он быстро схватывал предмет, хорошо ощущал композицию и цвет. Он всегда был готов к учебе и был очень открытым человеком.

Чему именно вы учили его?

Всем основам с самого начала. Рисунку, композиции — с пояснениями, почему это делается так, а не иначе. Я рассказывала, как можно получить тот или иной эффект — или исправить положение, если ты что-то испортил.

И как долго вы учили его?

Возможно, полгода, а может быть, и три четверти года, потому что ему не нужно было особой учебы. Я спросила его еще в самом начале: «Зачем вам это нужно? Вы и так хорошо рисуете». Он ответил: «Это так, но занятия ускорят процесс». Уроки происходили два-три раза в неделю. Моя студия располагалась поблизости от «Русской чайной», располагавшейся вблизи от Карнеги-холл на 57-й стрит, и он поднимался позаниматься ко мне.

Обратимся к живописи… Какого стиля придерживался мистер O’Коннор в то время?

Вы видели мебель, которая была у них в доме? Такую современную? Он рисовал в подобном стиле. Пренебрегал деталями и выписывал объемы.

Как относился мистер О’Коннор к живописи?

С большим энтузиазмом и жаждой знаний. Когда что-то не получалось, он воспринимал этот факт как вызов, но не позволял себе сердиться или раздражаться, как это делают другие люди. Он все воспринимал с огромным чувством юмора. Это было почти как игра.

А была ли у него собственная философия изобразительного искусства?

Нет, если уж заводить речь о философии, Фрэнк не обнаруживал желания погружаться в ее глубины. Иногда ему приходилось это делать, но только когда он получал удовольствие, ибо такова была его личная философия. Это было нечто доставлявшее ему кое-что, и он полагал, что если будет счастливым, когда придет домой, то и у Айн будут основания для радости. Он был не противоположностью Айн, но, во всяком случае, очень отличным от нее человеком. Если она глубоко вникала в каждое действие — почему ты так сделал, каким образом ты это сделал, и с какой целью — он никогда не оспаривал того, что приносило ему удовольствие: «Отличная вещь, займемся ею».

Что мисс Рэнд говорила о картинах мистера O’Коннора?

Они нравились ей; она никогда не критиковала их и всегда гордилась ими.

Что ей нравилось в его увлечении?

Поскольку он занимался созидательной деятельностью и рисовал, не имея образцов для подражания, то есть созидал.

Нравился ли ей какой-то единственный аспект, например, ощущение жизненности или стиль?

Нет, она принимала его целиком и полностью — таким, каким он был. Я редко встречала подобное увлечение партнером. Он не мог совершить ошибку. Она постоянно восхищалась его работами и поощряла его. Я никогда не слышала от нее критического замечания в его адрес.

В наших архивах хранятся сделанные вами наброски. На одном из них запечатлен мистер O’Коннор.

Он сделан сангиной, мелками Конте. Я написала его портрет до того, как взялась рисовать Айн. Помню, что мы с ним подружились и как-то разговорились, и он сказал: «А знаешь, было бы неплохо, если бы ты нарисовала меня. Что скажешь?» Я ответила: «Ну, конечно». Начинали мы несколько несерьезно, однако портрет его я закончила. По прошествии какого-то времени ко мне явилась Айн и сказала: «Мне нравится твой стиль, ты опускаешь половину подробностей, однако личность на портрете вполне узнаваема». После чего заказала мне свой портрет.

Что вам хотелось запечатлеть в портрете мистера O’Коннора?

Все, что мне нравилось в нем. Лицо его всегда было серьезным, однако на нем в любой момент могла появиться улыбка. Он всегда был ясен и приветлив. Фрэнк был одним из самых легких в общении людей на моей памяти.

Ваш портрет фокусирует внимание зрителя на одной половине его лица. Почему?

Потому что, создавая свои портреты, я привлекаю внимание зрителя к некоторым чертам, оставляя все остальное его воображению. Если связывать слишком сильно, изображение становится как бы склеенным, потому что никто не способен передать в рисунке больше чем одно мгновение. Когда ты разговариваешь с человеком, его черты, вся внешность постоянно движется, меняется целиком. Никто не остается постоянным, неизменным; и я хочу запечатлеть это движение, это является частью искусства; и вы запечатлеваете движение, предоставив изображению достаточно свободы.

Вы помните, как мистер O’Коннор отреагировал на свой портрет?

Он ему не просто понравился, он был очарован им. Он был заинтересован изобразительным искусством, эта тема глубоко занимала его. Портретов, подобных моему, ему не приходилось видеть. Я рисую совершенно особенным образом.

И как сложилось, что вы стали рисовать портрет мисс Рэнд?

Айн Рэнд уже видела мои работы. И они ей нравились. Однажды она позвонила мне и сказала: «Мне хотелось бы, чтобы ты нарисовала мой портрет, который я могла бы помещать на обложки книг, если он мне понравится. Используя минимум средств, ты умеешь сказать очень многое. Мне не нравятся все эти во всех подробностях выписанные рисунки, однако ты пользуешься ограниченным количеством линий, и это мне нравится. Именно этого я хочу. Я намереваюсь заказать тебе свой портрет». После этого мы назначили дату, и она явилась ко мне в студию.

Вы говорили, что пишете в стиле импрессионизма. Что вы хотели этим сказать?

Это не совсем точное определение. Я имею в виду создаваемое художником впечатление. Кроме того, я пишу прерывистой линией. Здесь нет совмещения красок; изображение становится ярче, потому что оно прерывистое.

Я сейчас смотрю на портрет мисс Рэнд вашей работы и не вижу в нем ничего импрессионистского. Все очень четко и ясно.

Позвольте мне кое-что объяснить. Когда вы пишете портрет — в моей импрессионистской манере — вы увидите, что многие из мазков, между прочим, сделанных маслом, выглядят как пастель. Вы увидите также, что для того, чтобы изобразить тень, используется много красок, а не одна. Это и есть импрессионизм.

Расскажите о том, как вы писали портрет.

Прежде чем я начала, она спросила: «Что будем делать, если ваш портрет мне не понравится?» Я ответила: «В таком случае, вы его не берете и не платите за него. Ну, а если он не понравится мне самой, я его уничтожу». Она согласилась: «Это справедливо».

Когда она начала позировать, то прежде чем мы начали, сказала мне: «В моей внешности есть определенные черты, которые мне нравятся и которые не нравятся». Она приступила к подробностям, но я остановила ее и сказала: «Прошу вас простить меня, однако автором первого портрета должна быть я сама. Я понимаю вашу озабоченность, однако в данный момент это несущественно. Я могу написать еще один после того, как вы выразите мне все свои замечания после знакомства с первым, однако этот первый должна написать абсолютно непредвзятым образом, так сказать, от всего сердца». Она согласилась: «Честная позиция». А потом сказала одну вещь, которая очень удивила меня: «Кстати говоря, ошибались многие, даже знаменитые люди, поэтому не расстраивайтесь, если что-то выйдет не так». Она хотела проявить ко мне снисходительность, и это меня задело. Я ответила: «Ладно, приступим к делу».

Сумели ли вы по-настоящему познакомиться с ней, прежде чем пытаться запечатлеть ее черты на холсте?

Я неоднократно встречалась и разговаривала с ней, мы даже в какой-то мере дружили. Однако это не оказывало на меня никакого воздействия. Мы, люди, смотрим на других людей, при этом даже не замечая, темные глаза у них или светлые — мы не замечаем подробностей, потому что это наши друзья. Мы думаем о том, что говорим, но не о внешности наших собеседников. Я не изучала ее лицо до начала сеанса. Когда я приступила к работе, она очень сосредоточилась. Мои портреты отражают не только внешность, но и личность: что думает человек, что чувствует — я ставлю себя на место моих моделей.

Должно быть, это очень трудно.

Именно поэтому портрет до сих пор производит такое воздействие — потому что в точности отражает создавшееся у меня когда-то впечатление. Она была очень сильной женщиной в своих утверждениях и отрицаниях. Если ей что-то не нравилось, ничто не могло заставить ее изменить свое мнение. Как и в том случае, когда ей что-то нравилось. Она была очень решительной и уверенной в себе, не склонной ни к малейшей половинчатости. Это была действительно удивительная личность. Мы закончили портрет за один сеанс.

Значит, вы не рисовали эскиз, а сразу взялись за краски?

Совершенно верно.

А что она делала, пока вы рисовали портрет?

Иногда мы переговаривались на какую-то тему, иногда она спрашивала меня о том, что я делаю. Я рассказывала, что ощущаю в ней прямоту и силу. Я выкладывала свои впечатления по мере их возникновения, не прерывая работы.

Как она отреагировала, когда впервые увидела портрет?

Когда я закончила, она встала, посмотрела и положила руку мне на плечо. Обняла меня и сказала: «Именно такой я воспринимаю себя».

Можно подробнее?

Да. Она сказала: «Мне нравятся глаза — такими они кажутся и мне самой». Маленький штришок: она сказала, что хочет, чтобы я поправила контур ее губ, потому что не любит сентиментальности, и без нее будет более похожа на себя. Итак, я чуть изменила выражение ее губ, она сказала: «Это именно то, чего я хотела».

Она говорила вам, что именно увидела в вашем портрете?

Ей понравилась заключенная в нем сила; а еще прямота и почти гипнотическая сила взгляда. При знакомстве с ней ты в первую очередь замечал эти глаза.

Что вы можете сказать о той технике, пользуясь которой вы писали ее портрет?

Техника в данном случае имела минимальное значение, главное заключалось в понимании личности, очень и очень значительной и сильной, имевшей собственную веру и верования, а также способной выразить их — в этом и заключается суть искусства. Важен не портрет как таковой, им может послужить и простая фотография. Портрет должен изображать личность представшего перед тобой человека. И это, на мой взгляд, удалось мне — даже теперь после всех прошедших лет, глядя на него, я ощущаю, что хорошо потрудилась.

Насколько я помню, когда портрет появился на книгах мисс Рэнд, возникла какая-то проблема?

Портрет появился на книге Добродетель эгоизма. Кроме того, он присутствовал на обложках Гимна и многих других книг. Однако издатели поместили портрет на одной из первых страниц обложки и забыли упомянуть мое авторство, так что я позвонила Айн и сказала: «Знаете, на портрете должна быть моя подпись». Она очень расстроилась по этому поводу и сказала: «О да, это просто нечестно» — и позвонила издателям. Они извинились и впоследствии перенесли его на последнюю страницу с подписью: «Портрет Айн Рэнд, Илона РС».

К сожалению, в то время я была очень молода и неопытна, потому что, конечно же, могла получить с издателей роялти, однако я предоставила Айн полное право поступать с портретом так, как ей угодно. Словом, через год она позвонила мне и сказала: «Как тебе, Илона, известно, ты от своих прав на портрет отказалась». Я согласилась. И она сказала: «Думаю, что с моей стороны будет справедливо выплатить тебе определенный процент, потому что я нашла фирму, готовую печатать репродукции портрета». И она прислала мне контракт на соответствующую долю, что было с ее стороны очень любезно.

Есть ли у вас книги с посвящениями мисс Рэнд?

Когда мой приятель узнал, что я написала портрет Айн Рэнд, он очень разволновался и спросил, нельзя ли подписать у нее несколько книг. Я ответила ему: «Конечно». И поэтому позвонила ей — меня поджимало время между двумя путешествиями — и спросила: «Можно ли мне прислать своего друга, чтобы подписать книгу?» Она ответила: «Нет, с радостью подпишу все, что ты мне принесешь, но сделай это сама». Она настояла на своем. A ставя подпись, сделала очень интересную вещь: окружила свою роспись солнечными лучиками. Я спросила о том, почему она так сделала. И услышала в ответ, что так ее подпись нельзя будет подделать.

Что еще вы можете сказать напоследок об Айн Рэнд или Фрэнке О’Конноре?

Он был очень внимательным, очаровательным человеком. Надо сказать, что, выбрав его в мужья, она проявила превосходный вкус. Они были чрезвычайно хорошей парой, внутри которой существовали, на мой взгляд, очень и очень хорошие, добрые взаимоотношения. Она была очень влюблена в мужа и предана ему. Они не были похожи друг на друга, хотя оба были личностями. При всей силе собственной личности она обращалась с ним как кошечка.