Последние защитники

Последние защитники

И все же место старшего на батарее в огневых взводах. Нужно возвращаться, прошло столько времени. Что ждет меня на ОП?

Солнце касалось горизонта. Широкая тень бугра закрыла тропу, тянулась к болоту. Прохладно, не стесняет дыхание удушливо-горячий дым разрывов.

Позади выли и рвались снаряды. Похоже, немецкая артиллерия усилила обстрел хутора. Снялась ли 122-мм батарея?.. Не из нашего ли, 2-го дивизиона?

Тропа под обрывом вела в глубь болотных зарослей. Я повернул в поле. Молотилка... Дым горящего танка полз к хатам. Где же второй подбитый танк?

— Товарищ лейтенант... там... глядите, — химинструктор замедлил шаг.

В гуще толпы, которая бежала мимо хат, рвались снаряды. В огородах пусто, я не видел на ОП 2-го орудия. Просвистела в вышине пуля. Навстречу со стороны молотилки бежали люди, пять, семь, десять... Оборачиваются, стреляют. А этот машет... неужели Васильев?.. Дорошенко, орудийные номера...

Что это значит? Люди бегут... а орудия? Под обрывом столб дыма.

— Все кончено, — Васильев возбужден до крайности, в одной руке пистолет, в другой — обойма.

Лейтенант Васильев имел скверную привычку — говорить иногда загадками. Еще хуже то, что случалось это в самые неподходящие моменты. Васильев ушел с позиции? Кто разрешил? А орудия?

Васильев продолжал твердить: «Все кончено». Маловразумительный этот язык вывел меня из терпения. Что произошло? Я вынужден был призвать Васильева к порядку. Он обязан отвечать, как полагается!

— ...атаковали танки... шрапнель израсходована... тягачи горят... убитые, раненые... Я отвел людей... Орлов остался позади.

Меня охватило отчаяние, не хотелось верить. Как же теперь? Обратно! Первый день войны... вначале горели танки... потом — тягачи. Непостижима судьба!

Со стороны Пирятина летят, рикошетируя, нервущиеся бронебойные снаряды. Васильев стал собирать людей. 12 человек... И это все?

— Нет... — Васильев ткнул пистолетом в сторону болота. — Девять раненых... и там не знаю, сколько уцелело...

Васильев повернул людей, и под прикрытием бугра все двинулись на Запорожскую Кручу. Тропа за поворотом вы-шла из зоны мертвого пространства. Стала видна молотилка. Поодаль танк стрелял вдоль обрыва. Позади бежали три-пять человек.

Поле, стог соломы. Показались крыши хуторских домов. Со стороны Пирятина летят танковые снаряды, с противоположной стороны — мины, пулеметные очереди.

Огневые взводы пришли в замешательство, залегли. Два человека ранены. Часть людей бросилась назад к обрыву.

Танки уже вышли на окраину хутора Запорожская Круча. Оборонявшиеся оттеснены к востоку. Они держались в северной части хутора и в поле, где продолжали гореть подбитые танки.

Васильев стал возвращать людей. Со мной находился Смолин, три-четыре орудийных номера, подоспел Дорошенко.

Налетели «мессершмитты». Две пары. Те, кто оборонялся у горевших танков, начали отходить. Среди хуторских хат, в огородах, рвались мины. Перебегали люди. Кажется, фигура полковника.

Огневым взводам осталось преодолеть три сотни метров. Навстречу пулеметные очереди, двигаться невозможно.

— Товарищ лейтенант, немцы! — крикнул Дорошенко.

С запада к хутору приближаются немецкие пехотинцы. «Огонь!» Орудийные номера начали стрелять. Послышался лязг гусениц. Во дворе танк. Расстояние не более трехсот шагов. Если не отсечь пехотинцев, они пробьются к танку.

— Туда! — указал полковник. — К болоту всем! Быстрее!

Взвыли снаряды. Строение, стоявшее во дворе, всколыхнулось и рухнуло. Грохотали разрывы. Позади я увидел Васильева. Следом бежали шесть человек.

— Отходить!

Собралось 8–10 человек... А остальные?

— Еще не подошли.

Снаряды рвались на всем пространстве от хутора до болота. За хатами урчали танки. Все, кто был поблизости, стреляли вдоль улицы.

Большая группа — около ста человек — поспешно отходила к зарослям, кажется, те, кто оборонял хутор Запорожская Круча.

Под изгородью Дорошенко, Смолин, два-три орудийные номера продолжали стрелять. Васильев удалялся. Когда подойдут остальные? Еще немного, и путь будет отрезав. Нужно возвращаться назад.

Я бежал вдоль обрыва. Двести, триста, пятьсот шагов. Встретил Орлова. «Живее, всем бегом!» Пять раненых совершенно не могли двигаться. Их тащили на плащ-палатках. Кричат истошно, требуют пить, видно, не сознавали, что происходит на белом свете, и почему их, терзаемых болью, безжалостно волокут куда-то.

— ...Что делать? — остановился Орлов. — Может, в хатах, там, в конце... жители...

Когда я шел с капитаном, видел строения, обнесенные изгородью. Заняли их немцы? Подходящее место для раненых. Жители, несомненно, оказали бы им помощь.

Незатихавшая стрельба и стоны подстегивали орудийных номеров, и они, не переводя дух, тащили к сараям своих неспособных двигаться товарищей. Тропа вела дальше к сараям на отшибе. Орлов взмахнул рукой — путь свободен — и побежал, не оглядываясь. В конце тропы он убавил шаг, опустился и пополз. На бугре поспешно отходили люди, вытесненные из хутора. В огородах три танка развернулись, уступом один за другим вели огонь.

Раненые, будто предчувствуя перемену, притихли. Еще не всех перенесли. Орлов привел старушку. Следом подошли три женщины и стали, опустив руки. Подвинулись ближе, с плачем и причитаниями начали укладывать раненых.

Всего девять человек. Два скончались по пути к сараям. Три или четыре не приходили в сознание. Горестные минуты!

Выжил ли кто-нибудь из них? Живы ли женщины, пришедшие по зову Орлова? Не знаю... В сердцах крестьянок, и в самозабвенном стремлении отдать доброту своих душ страждущему воину и заключается вся исцеляющая сила медицины на поле боя.

Наши раненые товарищи избавились от мучительной смерти, которая неминуемо ожидала их всех, оставленных в поле. Участь раненых удручающе действовала на орудийных номеров.

В хуторе слышались автоматные очереди. Танки — их осталось шесть или семь — продолжали стрелять с места. А в поле, которое отделяло сараи от спасительных зарослей, рвались мины, свистели пули. На этом пути огневые взводы потеряли еще два человека. Один ранен в начале, другой погиб перед обрывом.

Внизу густые заросли. Со стороны молотилки пролетали танковые снаряды. На болоте рвались мины.

До обрыва три сотни шагов. Нужно принять в сторону, потому что справа отходили последние защитники хутор» Запорожская Круча. Их беспрерывно обстреливали танки.