В ночь с 19-го на 20-е

В ночь с 19-го на 20-е

Позади, на фоне заходящего солнца, четко обрисовывалась коническая высота Белая. На востоке розовели поля. Группы людей брели, поднимаясь по склону. Южнее, в направлении села Окоп, двигалась пешая колонна. Много тех, кто принимал участие в атаке, оставалось в районе разгромленной позиции 105-мм батареи.

Я опустился на сиденье мотоцикла. Кто-то открыл пачку трофейных сигарет. Все закурили. Куда девались танки? Никто не знал.

Все мои недавние подчиненные старше, чем я. Моя командирская миссия пришла к концу. Куда идти? Всех занимал вопрос.

— Где генерал, возглавивший атаку? — спросил капитан-артиллерист. — Он был направляющим. Нужно оглядеться.

— Немецкая пехота ретировалась, часть машин ушла на Загребелье... остальные повернули на юг... Но куда исчезли танки? В обход Городища они не могли двинуться... речка, значит, там, — указал на север другой капитан, пехотинец. — Поэтому нам следует идти на северо-восток... к реке Суде. На восточном берегу, говорят, наши...

По-видимому, все в одинаковом состоянии. Кроме немецких пехотинцев и факелов над орудийными стволами я, кажется, ничего не помню. Видел танки, стреляли левее стогов, пехоту, убегавшую в беспорядке... Разворачивались мотоциклы, машины набирали скорость. Три-четыре, охваченные пламенем, горят на гречневом поле.

105-миллиметровая батарея произвела не менее ста — ста пятидесяти выстрелов. Дым разрывов еще стелется у стогов, в поле, и тянется к речке, скрыв заросли и подножие высоты Белой — последнего КП 231-го КАП. Возвышалась только вершина.

— Пошли... пристроимся к другим... вместе вернее, — предложил старший политрук.

Опускались сумерки. Мы шагали лощиной. Хотелось пить.

— Вода! — воскликнул капитан впереди.

Все прибавили шаг. Упершись руками, капитан прильнул к узкому ручейку. Пили все разом. Пили долго.

Двинулись дальше. Пограничник и пехотинец возвратились назад к роднику.

— Слишком твердо под ногами, — проговорил капитан. — Кажется, след гусениц, — он стал ощупывать землю.

Подсветили. Да... отпечатки траков. Прошел танк и не один.

— А может, трактор, а? — усомнился кто-то.

Нет... у тягачей шире гусеница, колея — уже. След оставили немецкие танки.

— Они, — решил капитан, — убоялись наших пистолетов и последовали за пехотой... не наскочить... Внимание, слушай мои команды, разобраться по два!.. Дистанция... пятьдесят шагов... Сигналы... короткий свист... стой, частый... вперед, свист без интервала... противник; все прочее голосом, команды дублируют все... потренируемся.

Капитан стал подавать сигналы. Раз, другой, третий.

— Ну, вот... а теперь, вперед!

Жужжат комары. В темноте подавала голос птица. Позади квакали лягушки. Мы уже порядочно отошли от ручейка.

— Внимание, ложись всем... Комиссар, пойдем со мной, — распорядился капитан.

Через десять минут оба вернулись. Капитан объявил: следы гусениц за оврагом повернули, танки двинулись, по-видимому, на север. Капитан решил идти дальше по дороге.

В темноте вырисовывался силуэт строения. Залаяли собаки. В степи хаты — одна, другая. Капитан ушел, и спустя немного, послышался сигнал «Вперед!». У ворот — две женщины.

— Кто занимает село? — спросил капитан.

— Никто, вы занимайте, — ответила женщина.

— В доме есть посторонние люди?

— Нет.

— Как называется село?

— У нас нет села...

— Ну... ваше поселение.

— Хутор.

— Называется как?

— А никак не называется, — женщина не прочь поговорить.

— Не может быть, — усомнился капитан.

— Дальше есть хутор... Селюков... там, — женщина взмахнула рукой в темноту, — а у нас без названия.

— Что же мы стоим, — спохватилась другая женщина, — заходите в хату... поесть.

— Мы спешим, спасибо.

— Подождите, я скоро... — женщина ушла, за ной последовала другая.

— Правду... сказать... последний раз я ел дня три назад, — капитан опустился на скамейку у ворот, — присядем...

Женщины принесли хлеб, молоко и стали рассказывать о том, что происходило на их глазах перед заходом солнца.

— Много погибло наших и немцев... упокой бог их души, — перебивая одна другую, сокрушались женщины, — страх.

— В какую сторону река Суда? — капитан поднялся. — Далеко?

— Верст десять-одиннадцать...

— Как называются села на пути?

— Исковцы... Сенча...

— Дальше?

— Там река Сула, мост. Капитан подсветил фонариком часы.

— Спасибо за хлеб-соль, пора в путь.

— Куда вы... на ночь-то глядя, останьтесь ночевать... нам боязно... утром пойдете, — просили в один голос женщины.

Дорога вела на северо-восток. Капитан время от времени останавливался, вертел свой компас, вглядывался в звездное небо. Определить кратчайший путь на Сенчу, крупный населенный пункт на берегу реки Сулы.

Выглянула луна. Стало светлей. Сквозь одежду проникал холод. Все встревожены, в течение трех часов не встретился никто из тех, кто участвовал в атаке.

Брала свое усталость. Донимает дрожь. Нужно передохнуть. Капитан после некоторых колебаний уступил общему настоянию. Невдалеке в свете луны виднелись копны, дальше — стог.

— Нет... — капитан возражал против стога. — Куча соломы, в копне спокойней... Старший лейтенант, дневалить вам... Через полчаса поднимите пограничника... вы... лейтенанта, — он обратился к Демченко, — глядите в оба.

Зарывшись в солому, я пытался согреться.

— Поднимайтесь... ну же... — тормошил кто-то, — тревога... под стогом люди.

Капитан сердился. Пехотинец-караульный утверждал, что в его смену под стогом никого не было.

— Я обнаружил, как только заступил, — шепотом возражал пограничник.

Неизвестный вооружен. Среди ночи кто придет к стогу? Во всяком случае, не местный житель.

— Свои не станут прятаться... он глядит сюда, — капитан опустил сноп, из-за которого наблюдал. — Уходить поздно... нападем... по два... пехотинец и лейтенант... в обход слева, пограничник и другой лейтенант... прямо... Комиссар со мной. Движение начать, когда я поравняюсь с третьей копной, — распорядился капитан.

До стога не более трехсот шагов. Каждый тыкал под ремни снаряжения солому, обмотана голова. Готово!

Под стогом, завернувшись в палатку, лицом к дороге стоит человек.

— Немец, провались он сквозь землю... — пехотинец зубами зажал трофейный штыковой нож, пополз. Колючая стерня царапала лицо, руки.

Упор локтем, движение коленом, рывок, снова коленом. Перемещаясь, я шаг за шагом приближался к стогу. Слышно дыхание пехотинца и мягкий, едва уловимый шелест отсыревших стеблей.

Приподняв пучок соломы, я огляделся. Стог в 30–40 шагах. Где человек?

Пехотинец толкнул меня. Послышались ругательства, глухие удары. Я бросился вперед. Схватка закончилась. Капитан, тяжело дыша, поддерживал человека, тот пытался унять текущую из носа кровь. Я узнал лейтенанта Обушного, начальника связи. Он нес службу караульного в месте отдыха командиров 231-го КАП.

— Я заметил вас... мало ли кто... свои не станут таиться... Отполз, хотел проследить, наткнулся... — говорил Обушный.

— ...Луна спасла вас... напялил немецкую шинель, — капитан недовольно прервал Обушного.

К месту происшествия подошел капитан Значенко.

— Свой своего... чтобы чужой духу боялся, — примирительно проговорил, пожимая руку капитану. Они знали друг друга... — О, вижу в твоей команде своих... Вы, товарищ лейтенант, медлительны... Что случилось? Почему не явились с докладом?.. Где тот, другой, кажется, Свириденко?

Я стал отвечать, но капитан остановил.

— ...хорошо... и то, что встретились. Отдыхайте, выступаем через час.

Я натолкнулся на лейтенанта из 1-го дивизиона. Он сказал, что полк, вернее, остатки командного состава, участвовали в атаке танков.

В таком случае, лейтенант знает, наверное, куда они девались?

— Израсходовали боеприпасы и драпанули.

— Куда мы идем?

— В Сенчу. На восточном берегу наши войска.

— Где Варавин? Лейтенант не знал.

Атака дорого стоила полку. Подразделения, действовавшие в направлении танков, потеряли, по словам лейтенанта, половину своего состава. В поле осталось много раненых.

Я продрог и проснулся. Все строились. Было темно. В строю человек сорок. Майор Соловьев подал команду. Строй пришел в движение.

В копнах много других людей, они подтягивались к полевой дороге, вслед за полком.

Быстрая ходьба согрела. Становилось жарко, но командир полка не убавлял шаг.