Снаряды на исходе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Снаряды на исходе

Огневики встревожены больше, чем люди взвода управления. Введен лимит. За истекшие сутки артснабжение не доставило ни одного снаряда.

— Это... последние, — Васильев указал на ящики, которые таскали люди. — Я трижды звонил командиру батареи...

Варавин не говорил мне об этом. Сколько снарядов в наличии на данный момент?

— Около четырех сотен, — Васильев заглянул в свои записи.

До вечера хватит, а там подвезут.

— Едва ли... мы расходуем в два раза больше... приказано экономить.

Экономить... на закрытых ОП? Не наше дело. Огневые взводы могут экономить все, что угодно, только не снаряды.

Это компетенция стреляющего. Его место на НП. Сколько он требует, столько и расходуется.

— Ну да, — согласился Васильев.

Люди заняли свои места. Варавин провел одну, еще одну стрельбу. «Стой!»

В стороне Подгорного затишье. Грохот разрывов стал слышен на северо-востоке, доносился отдаленными раскатами, не затихая ни на минуту. На горизонте тучей поднимался дым. Одна за другой пролетают стаи «юнкерсов».

Я осмотрел ОП и вернулся к буссоли. С трубкой наготове ждал телефонист.

— Васильев говорил вам относительно снарядов? — осведомился Варавин. — Должны подвезти... установите наличие на данный момент... времени... десять минут. Все!

Командиры орудий закончили подсчеты. Я доложил на НП. Обычно НЗ не учитывался. Но Варавин хотел знать общее количество снарядов на позиции.

— Сколько всего?.. Четыреста сорок?.. Ну, товарищ лейтенант, не так уж бедно... в других батареях осталось по полсотни...

Вечерело. Оранжевой полосой на западе окрасило небосклон. Тревожно чертили небо ракеты.

Я забрался в палатку. Пришел Васильев.

— Воентехник Карасев увез ствол третьего орудия... Передавал привет. Говорит... нет снарядов нашего калибра.

А как у остальных?

— Для стодвадцатидвух — и стопятидесятидвухмиллиметровых орудий есть несколько боекомплектов.

Командир батареи обещал, что подвезут.

— Ждем со вчерашнего дня. По-видимому, боеприпасы на том берегу. Васильев не слушал:

— ...Надо принимать какие-то меры... Давайте исключим из расчетов по четыре-пять десятков на орудие.

Каким образом?

— ...Не прибережем... виноваты будем, — продолжал Васильев, — придется стрелять прямой наводкой, попомните мое слово.

Скрыть наличие боеприпасов на ОП? Что за разговор?.. Во-первых, командир батареи сам вел учет, приблизительный, во-вторых, мои доклады слышат все на позиции!

— ...Как хотите... — недовольно ответил Васильев. — Там, — он указал в сторону НП, — не то, что у орудий... немцы нажали, они отходят... А нам... куда денешься? Нужен запас снарядов... мы пустим их в дело, когда придет время...

Доводы Васильева не лишены оснований. Командир батареи предупреждал относительно самообороны. Он-то на НП. Огневым взводам нужно полагаться только на себя.

Конечно, некоторые неточности в подсчетах допустимы. Но когда приходит нужда, каждый снаряд на учете. Ошибки, даже незначительные, воспринимаются как действие умышленное. И за это нужно отвечать.

Неудача наступления парашютистов, последовавшие сегодня перемены в обстановке, «юнкерсы» и грохот, доносившийся с востока, вызвали на ОП общую тревогу. Усилия наших подразделений ликвидировать плацдарм оказались тщетными.

— Вас пугает ответственность? — продолжал Васильев. — А вверенные нам орудия вы не боитесь оставить беззащитными? Или думаете ограждать их штыками?

В полночь, возвращаясь к палатке, я встретил политрука Савченко.

— Что это... заговор? Не стыдно? Слушают люди! Как это вы «не покажете»? — начал политрук.

— Стреляющий далеко от ОП, — возразил Васильев.

• — ...Командир батареи... единоначальник... он отвечает за боеспособность батареи... если он считает необходимым вести огонь... никто не имеет права противиться... Вы, командиры, приверженцы буквы устава, забываете, кажется, об этом?

— Вы подслушивали, товарищ политрук? — возмутился Васильев. — Подпольщик... Выступать в такой роли вам...

— Извините, — обиделся Савченко, — я выступаю только в одной роли... не затыкать же уши?.. Если начнете упорствовать, доложу командиру батареи. Вам известно положение на переднем крае?

— Нет, не известно... Передний край для меня проходит там, где выгорела трава в задульных конусах, и он тревожит меня больше, чем все остальное, — сказал Варавин.

Савченко стал говорить о контратаке и прорванной обороне. Мои веки слипались, и, не дослушав, я уснул.

Наступило утро 4-го сентября. В 7.00 батарея открыла огонь. Савченко ходил между орудиями, кажется, считал ящики. Потом завернул к буссоли.

— Снаряды, братцы вы мои, не сухари... один на двоих не разделишь... У меня кое-что записано, можете не сомневаться. Вы доложили четыреста сорок, а на самом деле сколько?

— Столько, сколько названо в сообщении, переданном на наблюдательный пункт... Четыре сотни и четыре десятка.

— Нет... неправда! — возразил Савченко.

— Как... неправда? Старший на батарее пользуется данными, которые сообщают командиры орудий... И заниматься бухгалтерией не его дело. Орудие по уставу вверено сержанту. В порядке выполнения своих обязанностей командир орудия докладывает обо всем, что касается личного состава, материальной части, боеприпасов и прочего... он обязан говорить правду, а мы с вами... принимать его слова на веру... выворачивать солдатские вещмешки я не желаю и вам не позволю...

— Но командиры орудий... обманули... тут особый случай... и при чем... вещмешок? — возмутился Савченко.

— Так... значит, когда мир и благодать, есть кому считать снаряды, изобличать неправду, а когда строчат автоматчики, все это милостиво возлагается на совесть командира орудия... Поступай, как хочешь... Нет... бухгалтерские нравы на огневых позициях недопустимы, — поддержал меня Васильев.

— Товарищи лейтенанты, командир батареи... единоначальник... Он требует точную цифру!

Дискуссию оборвал возглас из ровика телефонистов:

— По местам!.. По колонне...

Закончилась первая, вторая стрельба. Варавин объявил перерыв.

— Можете считать, что сэкономили полсотни снарядов... Рассеяна колонна, конный обоз, подавлена стопятимиллиметровая батарея... только начала сниматься с позиции. Два орудия уничтожены, упряжки погибли.

— Как обстановка?

— Дела неважные... наша пехота отошла к огородам северной окраины Песков... Что-то притихли немцы... вместо того чтобы скрывать снаряды, потребуйте точнее наводить орудия...

Трубку взял замполит. Два ящика он обнаружил у Орлова. Варавин снова стал говорить со мною.

— Что это значит? Никаких личных запасов... По местам!

Командир батареи собрался стрелять по пехоте. Обрыв на линии.

В 8.30 связь наладилась, но ненадолго. В 8.45 телефонист сообщил, что в результате обстрела церковь загорелась. НП меняется, пехота отходит. Снова порыв.

Связь возобновилась только в 9.30. Новый НП находился уже южнее села.

Грохот разрывов со стороны Подгорного и с востока то усиливался, то затихал. К 10 часам бой возобновился, перестук пулеметов стал перемещаться в южном направлении. Позади ОП, за Десной, стоял тяжелый непрерывный гул орудийных выстрелов, разрывов.

Из района села Анисова батареи вели интенсивный огонь. Отрадно — не все в таком положении, как 6-я. Конечно, Карасев говорил только о снарядах 107-мм калибра.

Орудия умолкли снова. Около 10.30 телефонист передал, что село Подгорное оставлено. Пехота продолжала отходить на рубеж наблюдательных пунктов. Трубку взял лейтенант Смольков и начал кодировать. Он говорил о нитке, большой дороге и обмотках, которые разматывались в направлении Енькова, небольшого хуторка, лежавшего юго-западнее Подгорного. Значит, немцы вышли на дорогу Анисов — Подгорное и теснят пехоту на запад, к Десне.

Связь возобновилась только к полудню. Батарея открыла огонь. Что происходит впереди? Варавин совсем забыл об экономии. Поток команд. Телефонист никак не мог вклиниться и передать о том, что снаряды подходят к концу.

В 13.00 я вынужден был подать команду «Стой!» и попросил к телефону командира батареи. Он передал через командира взвода управления, что помнит о снарядах.

— Передают для вас... товарищ лейтенант... Огонь! — кричал охрипший телефонист.

— Огонь!

Выстрел, выстрел, выстрел. Улетела последняя очередь. Больше снарядов нет. Мой доклад наконец возымел надлежащее действие. Варавин взял трубку.

— В чем дело? Давайте НЗ!

107-миллиметровая корпусная пушка — так назывались наши орудия — имела передок, в лотках которого перевозилось 16 снарядов, составлявших так называемый неприкосновенный запас. Комплектовать его полагается различными выстрелами — осколочно-фугасными гранатами, шрапнелью и бронебойными снарядами. Шрапнель предназначена для пехоты, бронебойные — для танков.

Шрапнель, за исключением нескольких выстрелов с поврежденными гильзами, была израсходована еще на той стороне Десны, во время стрельбы в орешнике. Бронебойные снаряды в батарею не поступали, а те, что оставались с мирного времени, расстреляны в районе Ковеля еще в первые дни войны. Несколько штук, сохранившихся в передке 1-го орудия, израсходованы у Старой Гуты, когда я заехал в расположение немцев.

Лотки загружены осколочно-фугасными гранатами — универсальным снарядом, который применялся для стрельбы по различным целям — от пехоты до танков. Высокая начальная скорость и внушительная масса гранаты производили такое же действие при стрельбе по танку, как бронебойный снаряд, и мы никогда не замечали отсутствия этих последних.

Боевой Устав артиллерии предусматривает вполне определенные случаи, когда разрешается использовать НЗ. Он предназначен только для отражения нападения непосредственно на огневую позицию.

Огневые взводы всякий раз, когда прекращается связь, предоставлены сами себе. Так не пойдет. Я просил Варавина соблюдать уставные положения и не распоряжаться неотъемлемым ресурсом ОП в интересах задач, которые решает командир батареи, находясь на наблюдательном пункте.

Варавин молчал несколько мгновений, потом продул трубку:

— Прикажите выложить НЗ. По мостам!

Савченко и Васильев, присутствовавшие при разговоре, переглянулись.

— ...ничего не поделаешь... может, на наблюдательном пункте тоже нуждаются в самообороне... — сочувственно произнес Савченко.

— Не исключено, но НЗ все-таки предназначен для самообороны ОП, и ни для каких других целей, — возразил Васильев.

Стрельба возобновилась. Цель — пехота. Дальность — 5600 метров.

— Батареей... один снаряд... огонь! — передавал с НП телефонист, И снова: — Огонь!.. Огонь!..

У орудий осталось по 6 выстрелов, когда прервалась связь. Невдалеке, за косогором, по которому проходила дорога на Подгорное, слышался треск автоматов. В тылу рычали чьи-то тягачи.