В районе штаба фронта
В районе штаба фронта
16 часов. На подходе к Городищу начался очередной налет. Васильев укрылся за столбом шлагбаума.
— Теперь можно не сомневаться, штаб здесь, — произнес он, — уже третья бомбежка.
Городище — небольшое село, раскинулось по лугу. Две-три улицы. Слева — лес, возвышалась конусообразная высота с крутыми склонами. Местное название «Белая». Село пересекала дорога. Дома большей частью разрушены.
Пронзительно выли сирены. «Юнкерсы» пикировали, сбрасывали бомбы, строчили из пулеметов. Бомбежка продолжается более четверти часа.
— Сколько это будет тянуться? — спросил Васильев. — Пойдем вдоль кювета... и хаты недалеко.
Стоят ли ждать, когда разорвется последняя бомба, рядом штаб фронта, ему наверняка известно, где наш полк.
— Я уверен, здесь найдем наших людей, — Васильев залег, — дальше Городища они не ушли.
В кювете, наполовину залитом водой, укрылись женщины — сестры, врачи с зелеными петлицами медицинской службы. На противоположной стороне дороги — хаты. Во дворе счетверенные пулеметы на автомобилях.
— Зенитчики... почему не стреляете? — спросил Васильев. Лейтенант с папиросой в зубах водил пулеметными стволами вслед за самолетом.
— Идите ближе... кто вы? — потребовал лейтенант. — Приказано проверять... документы!
— Я ищу своих людей... огневые взводы шестой батареи двести тридцать первого КАП, — Васильев передал зенитчику удостоверение личности.
— Во время бомбежки все спешат укрыться и не думают о поисках... вы бродите... подозрительно. Сегодня поймали диверсантов, — зенитчик разглядывал документы. — Здесь много всяких частей, возможно, есть и ваши.
Васильев делился своими надеждами.
— ...Не знаю, — продолжал лейтенант, — движение прекратилось... немцы разбомбили мост, и все прибывающие скапливаются... в селе...
— Здесь штаб фронта?
— Вам это зачем? — насторожился зенитчик.
— Так... Слышал на сборном пункте в селе Постав-Мука... на дороге все толкуют об этом.
— Да... — подтвердил зенитчик. — Мы несем охрану Военного совета... Людей собралось много, а вот оружия нет, кроме наших пулеметов, да того, что в кобурах.
Зенитчик сказал, что на противоположном берегу реки Многи в лесу — автоматчики, позиции минометов. Они произвели по деревне с десяток выстрелов.
— ...в Городище штаб фронта? — говорил Васильев. — Что будет дальше?
— ...штаб фронта, штабы армий... тысячи человек, командиры, начальники. Сидеть под прицелом минометов, сложа руки, никто не станет, — лейтенант разговорился. — Все направляются на сборный пункт, в другом конце села. Идите в вы.
Во дворе сборного пункта находилось человек 15–20 командиров. Старший, подполковник-артиллерист, к которому я обратился, никаких сведений о 231-м КАП не имел. Поиски продолжались.
Во всяком месте, пригодном сколько-нибудь для укрытий, сидели и лежали люди — командный и начальствующий состав разных рангов, всех родов войск. Особенно много скопилось людей за огородами, где находились длинные и глубокие рвы, обвалованные насыпью. Бугрилась земля, поросшая густым бурьяном.
В двух-трех сотнях шагов лежал низкий заболоченный луг. Дальше — речка Многа. На другом берегу, в том месте, где течение делает поворот — роща, она тянется на север и на восток к подножию холма.
— За речкой кто... немцы? — спросил Васильев у рядовых, которые укрывались в бурьяне.
— Да, — утвердительно ответил один. Другой добавил: — Но, товарищ лейтенант, они какие-то... дурные... выйдет, поглядит в бинокль и скроется в деревьях... утром кинул с десяток мин... Глядите, вот воронки...
Мы прошли Городище из конца в конец, расспрашивали, прислушивались к разговорам. Снова вернулись ко рвам. Обращала на себя внимание разница в настроениях. Здесь преобладающее число людей держится бодро и на происходящее смотрит с каким-то снисхождением.
Далеко не все хладнокровно переживали неудачу, которая постигла наши войска и каждого из нас в отдельности! С утратой чувства локтя слабые теряли вид, с нескрываемым ужасом ожидали неминуемой гибели.
Но в общем моральное состояние людей характеризовалось духом дисциплины. Командиры и начальники продолжали нести службу, сохраняя присущую воину твердость духа и готовность к действию. Не претерпели существенных изменений нормы во взаимоотношениях.
В Городище — небольшой деревушке в двадцати километрах восточнее полтавского городка Пирятина — сосредоточилась масса людей. Десятки тысяч. Я не верю, чтобы не нашлись участники либо свидетели описываемых сцен.
Как и подавляющее большинство окружающих, мы выглядели не безукоризненно. Одежда в пыли, обувь истрепалась. И я, и Васильев избегали старших и обращались к младшим и равным по званию.
После очередной неудачи Васильев повернул к яме, где отдыхала небольшая группа командиров.
Вдруг все начали подниматься навстречу двум-трем генералам. Старший, генерал-майор, пехотинец, останавливался, отвечал на приветствия. Я узнал его фамилию — Алексеев.
Когда готовилась эта книга к печати, я занялся поисками генерала Алексеева и установил, что к моменту окружения в войсках Юго-Западного фронта числилось два генерала-пехотинца — генерал-майор Алексеев Л. Н. и генерал-майор Алексеев И. И. Один из них сыграл выдающуюся роль в событиях, которые разыгрались в Городище 19-го сентября 1941 года во второй половине дня.
Вокруг толпились люди.
— ...У нас достаточно сведений о противнике, — говорил генерал, — пехотные соединения продолжают на севере, западе и юге движение в прежних направлениях... танковые и моторизованные... частью сил перешли рубеж реки Сулы и стремятся уплотнить растянутые боевые порядки на восточном берегу... Данные наших разведывательных подразделений говорят о том, что возможность вырваться из окружения не потеряна... Командующий войсками фронта и штаб уверены в том, что командный и начальствующий состав, сосредоточенный в Городище, в этих чрезвычайных обстоятельствах без колебаний исполнит свой долг.
Генерал Алексеев, несомненно, принадлежал к числу тех людей, которых природа в первобытной щедроте своей одарила в равной мере внешностью и силой духа. Высок, строек и крепок, светлые глаза, в чертах лица — чистосердечие и твердость.
Не знаю, выполнял генерал Алексеев поручение командующего войсками или обходил людей, зная их состояние, побуждаемый собственным сознанием. Его влекло участие, внутренняя потребность поддержать другого, присущая людям высокой души. Вместе с генералом было несколько старших и высших командиров. Запомнился один — генерал-майор в одежде со старыми знаками различия на петлицах — ромбами вместо звезд. Он не принимал участия в беседе и помимо знаков ничем не отличался от окружающих.
Генералы направлялись дальше. Один из командиров окликнул Васильева. Я продолжал расспросы. Потом мы снова вернулись к людям, с которыми беседовал генерал. Часть их, по-видимому, его сослуживцы. Они говорили о вещах, не имевших отношения к обстановке.
— ...пойдемте, — звал Васильев, — я узнал... во дворе... штаб фронта... увидим командующего.
Кажется, мы выглядели довольно глупо, расспрашивая о 231-м КАП в штабе фронта, потому что тут же были остановлены.
— Кто вы? — подозрительно оглядев нас, спросил капитан-пограничник. — Что значит КАП и зачем вам штаб фронта?
— Корпусной артиллерийский полк.
— Мы заметили вас... — продолжал пограничник, листая документы. — Где ваша часть? Лейтенанты не знают... пришли в штаб фронта, чтобы навести справки. Этим, видимо, и объясняются наши дела... вы задержаны.
Не было никакого желания вдаваться в объяснения.
— Будем трогать, — сказал Васильев. Пограничники выкрикивали угрозы, стучали затворами винтовок. Мы прошли десяток шагов.
— Воздух!
Пост пограничников находился в средней части села Городище. В хатах стекла выбиты, голые стропила, вокруг пепел, солома. Под стеной приткнулась наспех замаскированная машина ГАЗ-2А. Соседние хаты, как и на противоположной стороне улицы, хранили следы бомбежки. Дальше, на южной окраине села, в саду за строениями, дымили обгоревшие машины.
Вдоль забора оборудованы щели. Под деревом с картой в руках сидел в обществе трех генералов командующий войсками фронта генерал-полковник Кирпонос. Я узнал по знакам различия на кителе со звездой Героя Советского Союза. Генерал-полковник Кирпонос имел репутацию талантливого и мужественного военачальника. Его знали все в войсках Юго-Западного фронта.
19 сентября, за день до своей героической гибели, генерал Кирпонос выглядел здоровым, но усталым и подавленным. На висках серебрилась седина.
Начался налет. Бомбардировке подвергалась дорога и дворы по обе стороны. «Юнкерсы» выходили из пике низко над садом.
Командующий и генералы не прекратили беседы. Один из генералов следил, не отрываясь, за самолетами. Когда «юнкерсы» начали обстреливать деревню, пришел еще один генерал. Обращаясь к командующему, он указал на ветки, срезанные пулеметной очередью, и пригласил занять укрытие. Генерал Кирпонос не спеша направился к щели.
— Эй, пограничник!.. — звал Васильев. — Забыл? Этот пройдет, — «юнкерс» делал разворот, — и мы будем двигать... до свидания... наши здесь!
Самолет летел, стуча пулеметами, над рекой снова взмыл вверх.
— Товарищи лейтенанты! — звал пограничник.
Васильев угадал: пограничник укрылся в окопе.
— В саду майор артиллерии... переждите... когда улетят.
— ...Мы преодолели опасность... пострашней бомбежки, — вежливо заметил Васильев, — если вы не возражаете, мы пойдем...
В саду под деревьями ровики разного профиля, наскоро отрытые углубления. Все заняты большей частью старшими командирами-артиллеристами. Десятки людей укрываются под забором, во дворе.
Майор подтвердил: да, он сотрудник штаба артиллерии фронта.
— Давайте, командиры, в ровик, потеснимся, бомбежка протянется еще десять-пятнадцать минут, — говорил майор, — двести тридцать первый? — он задумался. — Нет, не слышал, впрочем, ищите, в Городище много артиллеристов.
— Товарищ майор, разрешите задать вопрос... как обстановка? — обращение Васильева, кажется, смутило майора. Он подождал, пока затих вой «юнкерса».
— На речке Многе мост разрушен... на той стороне немцы.
Как дальше, что намерены делать люди?
— Командующий войсками фронта, по-видимому, примет решение.
Васильев выбрался из ровика, спросил разрешения уйти.
— ...если не найдете, присоединяйтесь к подразделениям другой части, — напутствовал майор.