Среди ореховых зарослей

Среди ореховых зарослей

Взвесив последствия, которыми грозило 6-й батарее опоздание двух командиров, Варавин еще раз оглядел нас обоих и подал команду «Перерыв!».

И зашагал снова, но уже молча. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он остановился.

— Наши батареи сменили позиции. Пехоте приказано закрепляться на рубеже Толстолес... Александровка... овраги западнее... и дальше к Холявину, выбить автоматчиков, проникших в Полуботки, восстановить оборонительную линию. Южнее Холявина обороняются подразделения третьего батальона. Западнее, к гомельской дороге, первый батальон десятого стрелкового полка, второй батальон охватывает с юга хутор Полуботки... Положение в районах западнее гомельской дороги не выяснено... НП шестой батареи... отдельные дома в одном километре севернее Александровки. Я уезжаю. Приступайте к своим обязанностям, все!

Варавин подготовил, пользуясь картой, данные по рубежам ПЗО на дороге Толстолес — Александровка, аккуратно выписал на бланке цифры. У орудий большая часть работ сделана. Осталось докончить отделку щелей.

Командир батареи сделал удачный в смысле маскировки выбор. Со всех сторон ОП укрывал густой, высокий орешник.

Смешанный лес и заросли, как показывала карта, занимали пространство от хуторов до Чернигова. В тылу ОП 6-й батареи лежал длинный овраг. По дну его тек ручей. Склоны поросли соснами. Дальше обозначен квадратиками какой-то объект — то ли лагерь, то ли складская территория.

Старшина подвез завтрак. Предприимчивый дух толкал его к непрерывным поискам, если не продовольствия и одежды, то иного хозяйственного имущества. Политов успел осмотреть строения за оврагом.

— Склады... ничего подходящего... противогазы и какие-то железки к трамваю или швейным машинам... — и перешел к делу. — Забрались вы... два часа колесил, чуть было не покормил чужих... Гляжу... 107-мм пушки, остановился, они с котелками: «Повар... завтрак!» Тут много наших... пять-шесть батарей. Разрешите начинать?

Солнце поднималось выше, просвечивало насквозь верхушки орешника. Крупные мохнатые листья тихо шевелятся, роняют капли утренней росы. С недалекой позиции изредка долетали возгласы команд.

Телефонист запросил разрешения, и расчеты направились на кухню.

— Ну дела... Командир батареи не удовлетворен объяснениями, — присел рядом Васильев. — - Начнется расследование... что отвечать дознавателям? Черт побери, скверная история... и этот бестолковый связной... опоздание... на все готов, только бы заглянуть в ее двор... видно, придется вести огонь по Полуботкам... — горестно закончил он.

Да... военный человек не знает, до чего прихотлива и своевольна иногда судьба. Сколько за прошедшие месяцы повстречалось на тысячекилометровом пути женщин и девушек с ласковыми глазами, доброй приветливой улыбкой. И все остались позади... Судьбе угодно послать навстречу 6-й батарее девушку в сером платье, вернуть ее к колодцу, чтобы внезапно обрушить на человека ощущения, которые остаются с ним навсегда... А с ней?.. Что станется с Ю. З.?.. Станется... уже сталось... очереди ведь слышала... Придет к колодцу... и вернется... О, тысяча чертей! Мое опоздание — пустяк по сравнению с тем, что уготовано для Ю. З. ...бедная девушка!.. Впрочем, еще неизвестно, как решат начальники... Уйти с боевых порядков и отсутствовать столько времени... а причина?

Есть не хотелось. Каптенармус унес наши котелки нетронутыми. На поляне стелился дым укатившей кухни.

Слева батареи открыли огонь. Расчеты собрались кучками, курят. Было 8 часов.

Нужно отгоризонтировать буссоль. Магнитная стрелка залегала, и уровень уходил от среднего положения. Я глядел на цифры под стеклом и ничего не видел. Перед глазами запрокинутое лицо, Ю. З. вязала волосы и шевелила губами...

— ...разрешите доложить?.. По местам! — выглянул из ровика телефонист.

Грохочут выстрелы, снуют люди у орудий.

Цели разнородные: огневая позиция минометов, колонна машин, наблюдательный пункт, кухня. Дальность 12–16 километров.

— Стой! СО — шестьдесят два[19]... шесть снарядов... Направление стрельбы изменялось на 6 00. Номера налегли на станины. Довороты сделаны... Готово!

— Огонь!

Пригревает солнце. Выцветшие просоленные гимнастерки орудийных номеров темнели все больше на спине и плечах.

Политов сказал правду. В зарослях занимали позиции многие батареи. И обе — нашего дивизиона. Они делают столько же очередей по дивизионной цели СО-62, сколько и 6-я.

Стрельба продолжалась. Орудийные выстрелы то редеют, то учащаются, как будто командиры батарей сговорились между собой.

— Стой... цель номер двенадцать... один снаряд... — передавал телефонист.

Орудия снова разворачиваются в основном направлении и ведут огонь по цели № 12 — огневая позиция 105-миллиметровой батареи. Кажется, она находилась в районе севернее деревни Толстолес.

В 10.30 наступил перерыв. Над орудийными стволами волнами колеблется горячий воздух.

Горизонт в западной части неба к полудню стал темнеть. Сгущались тучи. Кажется, шло к дождю. Дым стелился после выстрела по низу.

Кусты в секторе стрельбы оголились начисто. Гуляют листья на поляне, ложатся кучами меж орудий, на бруствере, в окопах. Поставленные для маскировки деревья валятся каждый раз. Но грунт не поддавался, лишь травяной покров порыжел местами. В задульных конусах образовались голые пятна.

Расчеты возобновили маскировку и после уборки направились в укрытия. Расход снарядов близился к лимиту. Телефонист передал об этом на наблюдательный пункт.

— Снаряды сейчас подвезут, — последовал ответ, — старшему на батарее направить команду для осмотра воинских складов в районе огневой позиции. Возглавить лично. О результатах доложить через час.

Что мне делать на складе? Но... нужно собираться. Васильев, шагавший у орудий, вызвал помкомвзводов, просмотрел мои записи.

Старший сержант Смолин собрал команду. «Шагом марш!» Извилистые козьи тропки во всех направлениях прорезали орешник, густые заросли сосняка.

Перед оврагом команда остановилась. Я прошел в оба конца, осмотрел склоны.

Территория склада огорожена колючей проволокой. Начался осмотр. Двери во всех помещениях распахнуты. Валялось техническое имущество. Для нужд полка оно, по-моему, не годилось. Я поручил команду Смолину и вернулся на ОП.

Да, война идет своим чередом, а служба — своим. Всякий начальник обязан решительно пресекать нарушения дисциплины, тем более командир батареи, тем более со стороны командиров взводов, его непосредственных помощников. И не только из соображений собственного авторитета. В подчинении командиров взводов — люди. Как истолкуют орудийные номера, командиры орудий мой проступок? Без всякой необходимости с точки зрения интересов подразделения старший на батарее едва не сделался мишенью немецких автоматчиков. Возможно, еще хуже. Своей беспечностью командир навлекал немецкую кару на мирных жителей, людей неповинных, если бы пришлось отстреливаться. Мое опоздание при тех обстоятельствах, в которых находилась 6-я батарея, выходит за рамки дисциплинарного проступка, его следует толковать как уклонение от службы на поле боя. Я скомпрометировал себя перед начальниками так же, как и в глазах орудийных номеров, несущих службу у орудий. Меня ждет наказание, возможно, даже военный суд...

Что же делать? Предаваться унынию и приниженно ждать судебного разбирательства? Нет! Я виновен... бесспорно... знаю, в чем... обязан чистосердечно признать это и доказать мою решимость нести службу лучше, чем прежде. Восстановить доверие никто не препятствует. А Васильев? Говорить с ним я не хочу. Мы оба знаем — это запрещено уставом. И в сговоре нет надобности. Васильев имеет свое мнение, и он отвечает сам за себя. С этим решением я вернулся к буссоли.

Васильев невозмутимо подавал команды, выговаривая командирам орудий. На позициях необходимо поддерживать воинский порядок.

До чего уж просто — подвозить боеприпасы. Но и тут существуют свои правила. Во время ведения огня артснабженец не имеет права появляться на позициях, демаскировать их. Расчеты не начнут разгрузку, пока не подана команда «Стой!». Артснабженец должен ждать, укрывшись поблизости.

Но и другие батареи нуждаются в снарядах. Ждать сколько? Артснабженец с ходу подкатил к орудиям, и расчеты — имеют возможность или нет — должны начинать разгрузку.

6-я батарея ведет огонь. Поодаль — две машины взвода боепитания. Васильев выслал их за пределы ОП. Артиллерийский техник, старший колонны, уговаривает шоферов маскировать машины. Требовал Васильев.

— Товарищ лейтенант... выделите людей... для разгрузки, — встретил меня техник.

Я не мог помочь ему. Наступит перерыв, расчеты освободятся. Когда? Кто знает. Требование Васильева справедливо.

— Я получу нагоняй... разгружайте... нужно ехать, а нас заставляют таскать ветки...

Прошло минут десять. Артиллерийский техник порывался связаться с НП. Недоставало еще сгрузить снаряды на дороге и таскать потом к орудиям.

Телефонист принял команду «Стой!». Машины боепитания двинулись на позицию. Васильев вернул их обратно. Пока он старший, никто не имеет права появляться у орудий без его разрешения. Техник должен знать порядок!

— Ждут, видите ли... и он самовольничает, — разгневался Васильев. — Бросайте снаряды, где угодно... я вас проучу!

Наконец, разгрузка началась. Я попросил командира батареи к телефону. Взял трубку Смольков.

— Он у командира дивизиона, — говорил Смольков. — Передаю обстановку... подразделения десятого стрелкового полка отошли на рубеж гомельская дорога... южная окраина хутора Полуботки. Пехота держится кое-как, с наступлением темноты начнет оборудование позиции... сейчас нельзя, минометы гвоздят беспрерывно... шестая батарея поддерживает второй батальон... он, наконец, собрался, пришел в чувство. Командир батальона после ночной передряги спит в ровике Варавина... Связь с ним надежная. Недалеко и командир десятого СП, на пункте командира дивизиона. Правда, Боевой устав пехоты рекомендует наоборот, но дело не в букве... положение, во всяком случае, лучше, чем вчера... А вы? Что случилось в Полуботках? Телефонисты тут говорят...

Не хотелось отвечать на вопрос, заданный в таком тоне. Я сказал Смолькову о складах и недоразумении, возникшем на ОП. Иногда случались раздоры. Артснабженцы обслуживают боевые подразделения и обязаны приспосабливаться к режиму, который установлен на позициях.

— Я доложу, — ответил в конце Смольков, — всего хорошего.

Во второй половине дня начал накрапывать дождь. Команда «По местам!» держит людей у орудий.

— Расчетам разрешается отдыхать, — передал с НП телефонист.

На поляне душно. Мелкий теплый дождик клонил ко сну. Ближняя стрелявшая батарея умолкла. Установилась тишина.

Вернулся со складов Смолин. Я прилег под орешником и уснул. Срывались с листьев капли, стучали по палатке. Одежда отсырела.

16 часов. Дождь перестал. Выглянуло солнце, лучи пронизывают оголенные мокрые стебли орешника.

— Ничего нового, — встретил меня Васильев. — Расчеты отдыхали. С пятнадцати часов закончил третью стрельбу... Приходил начальник химслужбы. Командир батареи приказал выделить ему людей для работы на складах. Я отправил старшего сержанта Смолина... Ваш обед у телефонистов. Командир батареи приказал доложить к восемнадцати ноль состояние материальной части и стрелкового оружия.

Я заглянул в записи, которые вел Васильев. Дальность не менялась. Как порядок на ОП?

У 1-го орудия я нашел Орлова, он производил осмотр ствола. Как работают люди?

— Хорошо... отдохнули и... — Орлов стал говорить о замечаниях, сделанных орудийным номерам.

Расчет занял места. Орудие исправно. Снаряды хранились согласно правилам. Орудийные инструменты и принадлежности, стрелковое оружие, имущество номеров содержались в порядке. Недостает в подсумках винтовочных патронов.

По пути ко 2-му орудию меня догнал телефонист.

— Товарищ лейтенант, передают с НП... по местам!.. По пехоте... цель номер одиннадцать...

Стрельба продолжалась с небольшими паузами. Дальность 10–14 километров.

С самого утра в тылу ухают разрывы тяжелых снарядов. Дальнобойная артиллерия немцев начала обстреливать Чернигов.

Подул ветер. Небо совсем очистилось от туч. Шумит вокруг орешник. Душный дождливый день сменялся холодным вечером.

В 18.00 появились «юнкерсы». Тремя группами, одна за другой, прошли над городом, держа курс на юг.

Со стороны Полуботок слышатся частые разрывы. Это понятно. Но что означал грохот, который доносился с востока — издали, чуть ли не с северных берегов Десны?

Командир батареи сообщил обстановку. Подразделения 10-го СП удерживали занятый вчера оборонительный рубеж. С наступлением темноты пехота собиралась предпринять атаку и ликвидировать разрыв, образовавшийся между подразделениями, которые отошли с направления Петрушин — Холявин. Связь с ними, как и с подразделениями на гомельской дороге, неустойчивая.

Темно и сыро. Сквозь рваные облака выглядывает луна. Дул ветер. Только на третий раз удалось воспользоваться моментом для проверки веера по луне...

— Телефонист, доложить... веер проверен!

...Батарея ведет огонь. Ветер уносит дым. Вспышки пламени на мгновение вырывают из темноты фигуры людей и орудий, слепят глаза.

Не умолкают и другие батареи. Грохот орудийных выстрелов доносится из тыла, откуда-то из района городских развалин.

В 21.00 наступил перерыв. С наблюдательного пункта поступило сообщение: выбить противника из Полуботок и из леса, северо-западнее хутора, не удалось. Немцы сохранили за собой клип, вбитый в боевые порядки 45-й СД, который расчленил их на две неравные части. Одна продолжала обороняться за гомельской дорогой, другая, в состав которой входил 10-й стрелковый полк, была оттеснена к востоку. Передовые подразделения противника отделяло от Чернигова 4–5 километров.

В зарослях слышатся выкрики. Вспыхнули фары. Подошли машины взвода боепитания. Расчеты приступили к разгрузке.

Опять начал накрапывать дождь. Я забрался в палатку и уснул под шум капель.

Мокрый, туго натянутый брезент дрожит от выстрелов. Одна за другой в палатку через открытую торцевую часть врываются воздушные волны, обдавая теплом лицо. Орудия ведут огонь.