1. Повтор

Повтор заставляет читателя застрять, завязнуть в том месте текста, где повторяемые слова не отпускают его внимание. Повтор приковывает нас к тому, что вызывает наше сопротивление, и текст это знает – как и то, что одного раза недостаточно, чтобы что-то усвоить. Повтор – риторическая структура, обозначенная Фрейдом как «компульсия» – навязчивое состояние, понуждающее нас к какому-то действию: однажды пораженные впечатлением от повтора, мы снова и снова повторяем в уме слово, образ или музыкальную фразу[316]. Чтобы завладеть нашим сознанием, повтору не требуется погружать в него свои коготки; да и не коготки это, а, скорее, липкие пальцы: стоит им коснуться нашего сознания, остальное оно доделает само. У нас в голове постоянно вертится какая-нибудь навязчивая песенка, мы всегда готовы бесконечно прокручивать в уме какие-то разговоры. Поэзия же с ее рифмами и рефренами лишь дублирует эти плоды нашего изрытого колеями сознания.

Но так ли это? Вопрос заставляет меня маятником колебаться между положительным и отрицательным ответом; однако часть сознания кричит, что поэзия, конечно же, немыслима без повторов, другая часть на это возражает, что требование «сотворения заново» отрицает самую мысль об одинаковости. Но даже само утверждение, что «поэзия немыслима без повторов», требует некоторого уточнения: что же именно повторяется при повторе? И какая разница между, скажем, лексическим повтором и звуковым, повтором морфологически трансформированного слова и использованием словообразовательной модели? Что ни говори, это далеко не одно и то же, хотя все эти ходы объединяет навязчивая тяга сделать похоже, а также способность продлить ментальное впечатление от возвращения к тому же самому. Сами по себе внешние проявления схожести могут быть разными, они могут работать в режиме взаимодействия или конфликта, усиливая ощущение, что в тексте это делается не один раз, что нас нарочно заставляют обратить на повтор внимание. Но какой бы еще эффект ни производил повтор, главное в нем – настойчивое требование.

Какова же пространственно-временная протяженность, в которой реализуется повтор? Хороший вопрос; он позволяет установить различие между формой повтора, возможного в длинном тексте, и эффективной в пределах небольшого, четко ограниченного пространства текста, например восьмистишия – излюбленной формы Еремина. Если повтор – это поведение вопреки «незаменимым и незамещаемым сингулярностям» Делеза (исходными понятиями в его книге «Различие и повторение»[317]), то цепочка повторов, то есть ряд высказываний или текстов, формально или структурно повторяющих друг друга, но различных по содержанию, ставит перед нами прямой вопрос о темпоральности. Что представляют собой подобные цепочки: примеры темпорального стасиса или движения вперед? Другими словами, застряли ли они в своем развитии на полпути, или для них существует возможность движения, эволюции, роста?