Журналист Галина Дьякова Я Ваш неизменный читатель!

Журналист Галина Дьякова

Я Ваш неизменный читатель!

Первому всегда трудно. Впервые взяться за большую неизведанную глубинную тему и впервые постараться честно и объективно ее раскрыть — это дано не каждому.

Виктор Салошенко — первый, кто за последние 10–15 лет уходящего XX века со дня великих перестроек, реформаций и полного краха так называемой демократической государственной «системы» написал в своей книге «Первые» не о себе, как наши бывшие и настоящие президенты, политические деятели, руководители правительств и их многочисленные приспешники, а о людях, которые в самое трудное и сложное время — после гражданской и Великой Отечественной войн возглавляли наш родной Краснодарский край, о первых секретарях крайкома партии, искренне верящих в правоту своего дела, нелегкой, порой трагической их участи, об их созидательном труде, огромной, порой непосильной ответственности за жизнь и судьбы людские.

Написать об этом в наше жестокое время, пропустив все через себя и свое сердце — в этом и гражданская честность, и стойкость автора, и главное, как он сам говорит в книге, «чтобы не было мучительно больно и чтобы осталась добрая память».

Собственный, зачастую драматический путь в работе «Первых» действительно был той дорогой, на которой встречались невиданные в истории преграды, и она устремлялась всегда во все новое и неизведанное.

Конечно, на этом пути были и трудности, и просчеты, и роковые ошибки, которые дорого обошлись кубанской земле, но были большие победы и достижения, был свой первозданный расцвет не только в области сельского хозяйства и экономики края, но и в области науки и культуры, образования, в социальной и правовой защите людей.

И я с большим интересом прочитала книги «Обязан сказать» и «Первые» не только потому, что хорошо знаю автора — В. Салошенко, талантливого во всем человека, с которым работала и в Новороссийске на комсомольском поприще, и в Краснодаре, но и потому, что все, о чем он пишет искренне и трепетно, мне самой очень дорого.

Нет, я не знаю, или почти не знала никого из первых секретарей крайкома партии, не работала с ними, но я жила и трудилась в те уже далекие 50–80–е годы, которые считаю для себя и своей судьбы по — настоящему счастливыми.

На моих глазах сразу после страшной оккупации Краснодара, в которой я оказалась с мамой и чудом спаслась однажды от облавы, после которой фашисты всех загоняли в душегубки, испытала и голод, и холод, как и многие другие, город стремительно залечивал свои раны, открылись школы, и в 1944 году я уже пошла в 1–й класс 58 железнодорожной школы, где даже в те трудные еще военные годы нас подкармливали небольшими завтраками в виде кусочка хлеба с сахаром и горячего чая. Восстанавливались разрушенные дома, радовали своим дребезжанием и перезвоном трамваи, вымытые и сверкающие на солнце витрины немногочисленных магазинчиков, булочных, какой?то счастливый людской говор, смех, воскресники, на которые мы все бежали, как на праздник, хотя действительно многого еще не хватало: и хлеба, и обуви, тетрадей и учебников и самого необходимого для жизни.

Я не знала тогда и не понимала, кто всем этим руководил, но запомнила фамилии руководителей края — Селезнева и особенно Игнатова, которого хвалили простые люди, мои соседи, просто прохожие.

Позже, уже работая в Новороссийске в должности директора Дворца пионеров, встречалась с первым секретарем промышленного крайкома партии — Александром Ивановичем Качановым, который неожиданно поддержал наш коллектив при подготовке традиционного приветствия, без которого не обходилась ни одна партийная конференция.

О, это был своеобразный массовый ритуал с куплетами и песнями, танцами детей, которые вносили оживление, улыбки, порой смех в это строгое официальное партийное действо.

Отправляя делегацию в Москву, с нами тогда беседовал первый секретарь крайкома КПСС Григорий Сергеевич Золотухин. Такая была традиция с формальным напутствием.

Он долго и несколько сурово (суровым его, вероятно, делал шрам на щеке) говорил о той чести, которая нам выпала представлять молодежь края на комсомольском форуме, о том, как себя вести, а главное — ничего ни у кого из правительства не просить. Эту мысль он повторил несколько раз, сверля нас всех цепким взглядом. «Мы все можем решить и сделать в крае сами, понимаете, сами!»

«Вот тебе раз, — подумала я. — У меня ж все планы были обратиться к правительству с просьбой о строительстве нового Дворца пионеров и школьников в Новороссийске». В общем, у меня уже и письмо было за подписью первого секретаря горкома партии Якова Григорьевича Швыдкова, который и подписывать?то не имел права, т. к. это могли делать только первые лица края.

И, несмотря на запреты, когда к нашей делегации уже в дни отъезда подошел Дмитрий Степанович Полянский, который уже был избран членом Политбюро и являлся заместителем Председателя Совета Министров СССР, а до того работал в крае первым секретарем крайкома партии, обрати лась к нему с просьбой о строительстве в Новороссийске нового Дворца пионеров.

Читатель, наверное, обратил внимание, что в книге, где в основном рассказано о первых краевых руководителях партии, написана глава о Якове Григорьевиче Швыдкове. Он появился в городе Новороссийске как?то неожиданно, сменив на этом посту Николая Ефимовича Тупицина, на первый взгляд интеллигентного, мягкого человека с тихим, каким?то робким голосом, в очках в позолоченной оправе, за которыми скрывались небольшие серые глаза, и чуть продолговатое лицо. Говорили, что он злоупотреблял спиртным, но, вероятно, его отставка была предопределена больше всего его безынициативностью и бездеятельностью. Грешил с зельем и бывший первый секретарь, Грозный Серафим, как его называли, — Серафим Никодимович Шурин, но об этом знали немногие, и в дни просветления, а их, конечно, было больше, был неудержим в делах, начинаниях, действительно строг и принципиален, и его, по — моему, и боялись, и уважали.

И когда в городе появился Швыдков, высокий, подтянутый, с сохранившейся военной выправкой, с гордо посаженной крупной головой, обрамленной густой шапкой каштановых волос, и пытливыми, вдумчивыми глазами — многие поняли сразу, что пришел настоящий руководитель, радушный хозяин, решительный, требовательный. Он был переведен из Туапсинского горкома партии, где плодотворно и с полной отдачей сил трудился много лет.

И об этом довольно подробно, честно, тепло написал в своей книге В. Салошенко, который работал с ним в тесном творческом содружестве, возглавляя в то время Новороссийский горком комсомола. Мне кажется, что Яков Григорьевич особо выделял своего комсомольского секретаря — красивого, смекалистого, хорошо владевшего музыкальными инструментами.

Собрав единомышленников, сильную команду, среди которых были и председатель горисполкома В. И. Сорокин, Б. Ф. Пупко, В. Г. Прохоренко, Т. А. Мартиросян, Г. Н. Наджарян, В. А. Гордиенко, Н. Ф. Хворостянский и А. И. Протопопова — они много полезного и жизненно важного сделали для города.

Ну и совсем немного о С. Ф. Медунове.

Мы уже работали с И. Н. Дьяковым после «великой» перестройки в Москве, он — в Департаменте продовольственных ресурсов, я — в Российском Фонде Мира. Из рассказов мужа и некоторых его работников я знала, что Сергей Федорович действительно пострадал незаслуженно, что он тяже — до болен, потерял жену, сына, рядом были только старший сын и невестка.

Как?то в Фонд пришел Роман Мотыжов, наш земляк, в прошлом работал в комсомоле, в каком?то райкоме, здесь, в Москве, затем в какой?то финансовой компании, потом вдруг — в администрации патриарха Алексия и, наконец, был назначен настоятелем одной из церквей г. Саратова. Странное, если не сказать больше, преображение.

Он был вхож в дом к Сергею Федоровичу в Москве, говорят, что помогал ему. Тогда он обратился с просьбой отвезти Сергея Федоровича на концерт певицы Зыкиной, которая его пригласила.

Сергей Федорович был неузнаваем. Похудевший, осунувшийся, с букетом цветов в подрагивающей руке, но все равно с какой?то божьей искрой в глазах, держался молодцом.

Он расспрашивал о муже, не преминув сказать: «А знаете, он, ваш Дьяков — один из немногих, кто никогда не сказал обо мне плохо и не бросил вослед камень. Я?то ведь все равно обо всех все знаю, так что спасибо ему за все!»

А в это время, выйдя на сцену и обращаясь ко всем, любимая народная артистка Л. Г. Зыкина сказала: «В этом зале сидит очень заслуженный, по — настоящему хороший человек, мой большой друг, бывший первый секретарь Краснодарского крайкома партии Сергей Федорович Медунов, и я рада здесь сказать, что этот человек, так незаслуженно обиженный руководством страны, полностью реабилитирован, ему вернули все его награды и доброе имя. И я прошу Вас, Сергей Федорович, подняться на сцену».

Еле сдерживая слезы, этот сильный, волевой человек медленно поднялся но ступенькам на сцену, вручил певице цветы, и она крепко обняла и поцеловала его. Зал встал. Медунов ничего не мог сказать, волнение перехватило горло, и он под аплодисменты еще более медленно, боясь упасть, спустился в зал. Звездочка Героя Социалистического Труда на его груди горела еще ярче в огнях сценической рампы.

И последнее. После таких материалов, я бы сказала, политических очерков, рассказов, эссе вдруг, как дуновение ветра — грустная мудрая лесная новелла «Красный дубок» с потрясающей художественной образностью, как нежное драматическое звучание флейты, рассказавшей миру о трагической гибели людей, наших земляков на Михизеевой Поляне, свидетелями которой оказались почти живые (так это ощущалось) красавцы — красные дубы — великаны и чудом уцелевший парнишка Ванюшка, который после зверского расстрела фашистами и предателем Зубовым безвинных людей, выкарабкался все?таки из?под остывших тел, и с тех пор прозвали его люди Ванька — партизан.

Завершая книгу, автор вместе с комсомольскими друзьями, которых и я хорошо знаю и уважаю — Ларисой Пятигорой, Николаем Денисовым, Юрием Азаровым, Николаем Телегиным — этим комсомольским бюро приняли самое, может быть, верное и важное решение: в день юбилея комсомола посадить на Площади Труда — дерево комсомольских поколений как дань памяти живущим и ушедшим из жизни, их вечной неувядаемой романтике, и не просто дерево, а именно красный дубок с Михизеевой Поляны, олицетворяющей продолжение жизни на Земле.