ЕГОРОВ

ЕГОРОВ

Те, кто умирает, оставляют после себя свои благодеяния и уносят с собой свои грехи.

Ч. Гевара

1

Судьба выявляет наши достоинства и недостатки подобно тому, как свет — освещаемые им предметы. Причем мы приписываем судьбе все наши несчастья, но никогда не приписываем ей своих успехов. Судьбу человеку определяет или, точнее, указывает его собственная оценка.

По крайней мере, в судьбе Николая Дмитриевича Егорова, личности незаурядной и на определенном этапе трагической, особняком стоящей в череде правителей Кубани, многое напоминает не просто жизнь, где бывают неожиданные взлеты и падения, а жизнь, короткую и полную зловещих тайн и домыслов.

Вот каким «рисует» писатель Петр Придиус возвратившегося из Москвы Егорова, где он занимал после своего «первого» губернаторства на Кубани головокружительные должности, опального министра и главу кремлевской администрации:

«Егоров, думаю, не совсем такой, каким его изображают журналисты: одни — ангелом, другие — дьяволом. Думаю, никто не станет отрицать положительных качеств Егорова, таких как компетентность, конкретность, решительность, доходящая до риска, деловитость. Человек немногословный, он говорит, словно гвозди одним махом забивает.

К сожалению, из Москвы к нам вернулся совсем другой Егоров. И это сразу же, с первых минут, бросилось в глаза. В своей «тронной» речи перед руководителями краевых ведомств и управлений Николай Дмитриевич без тени юмора заявил буквально: «Указом Президента мне присвоен статус действительного государственного советника 1–го класса, что на голову выше маршала России (?!)».

Если б не этот злополучный маршал, куда б еще ни шло.

А то — «маршал»… А где он в России, тот маршал? Вечно улыбающийся Шапошников, что ли? Избави Бог нас от таких маршалов, они ж кувыркаются искуснее циркачей.

В дальнейшем из уст Николая Дмитриевича последовали афоризмы, которым позавидовал бы сам Козьма Прутков. Ну, например: «Кутузов тоже оставлял Москву»; «Назовите мне в Москве такого деятеля, который не принял бы Егорова»; «Я никому не собираюсь уступать власть после 27 октября»; «Отныне чиновник Егоров умер, начинается Егоров — политик». И так далее, в том же духе.

И в самом деле: проводимые по понедельникам в администрации края планерки вдруг превратились в своего рода зрелища. Зал, как пчелиный рой, заполняли тележурналисты. До десяти — пятнадцати телекамер вели съемки одновременно. Оказывалось, многих приглашали из отдаленных районов, чтобы они в тот же вечер оповещали народ о мыслях и требованиях, высказанных губернатором. Сами планерки проходили довольно странно, наподобие съемок фильма, только что без дубля. Говорил в основном Николай Дмитриевич, иногда поднимал с места того или иного руководителя и отчитывал, как мальчишку. Не будем грешить против истины: много говорилось тут полезного, дельного, кто?то из руководителей, несомненно, заслуживал и самой резкой критики, но, разумеется, не такого принародного разноса и унижения. Кто?то однажды изрек после такой планерки: «Он смотрит на нас, как на родственников Чубайса…»

В народе издавна говорят: короля делает свита. Нисколько не обеляя самого Николая Дмитриевича, думаю, его окружение сослужило ему плохую, если не сказать, роковую службу. Костяк этого окружения у Егорова был постоянный, в частности, Р. Гусарук и Е. Иванов прошли вместе с ним, бок о бок, всю его головокружительную карьеру. А она действительно была таковой. В самом деле, недавний парторг, а затем председатель колхоза из глубинной кубанской станицы вдруг за два года побывал в рангах министра России, вице — премьера, помощника президента, руководителя администрации президента, то есть в ранге фактически третьего, если не второго лица в стране. Помимо этих государственных должностей, Егоров занимал еще должности члена военного Совета ВВС, председателя Комитета по Делам казачества, может быть, еще что?то…

В Краснодар из Москвы он въезжал вроде как на белом коне, а наш захолустный люд этого не понял. А не понял, во-первых, потому, что сел Николай Дмитриевич, как говорится. на живое место; а во — вторых — и это главное — встал не Заказ 2П с той ноги… Ну, скажем, к чему ему было уже в первый день запрашивать факсом согласие на отречение мэра Краснодара от должности, когда тот находился с официальным визитом в городе — побратиме в Германии. С Колхозного ли рынка надо было начинать наводить порядок в краевом центре, когда замерли десятки промышленных предприятий, а тысячи и тысячи людей остались без зарплаты и пенсий?

Вызывающим, если не провокационным, было одно из первых распоряжений Егорова — об упразднении постоянного представительства Краснодарского края в Адыгее. Оно было принято в одностороннем порядке, в рамках якобы сокращения штатов с целью экономии финансовых средств. И это сделано вчерашним министром по делам национальностей! И где? На Северном Кавказе, напоминавшем тогда пороховой погреб. Ни — че — го себе «экономисты» и «политики»!..

Да и самое что ни на есть последнее решение губернатора представляется довольно?таки странным: через суд он пытается отменить выборы, на которые выставил свою кандидатуру. Где же логика? Хотя бы элементарная?

О чем думало окружение Егорова? Неужели этого не понимали его советники, специально выписанные из Москвы?»

Вот в таком духе описывает Петр Придиус события тех лет, и с ним трудно не согласиться.

И все же мне кажется, ведь я при Егорове ведал печатью и информацией, что Николай Дмитриевич тогда так и не раскрылся, не показал, на что он, в самом деле, был способен. Не думаю, что было простой случайностью стремительное и не совсем понятное для обывателя восхождение Егорова к вершинам власти. Что же тут удивительного: подобные феномены случались с кубанскими вождями. Вспомните головокружительный взлет Игнатова, Полянского, позднее Воротникова, Разумовского, а затем Полозкова.

Значит, по достоинству оценивался потенциал Егорова, личности цельной и по — настоящему крупной, самородка из небольшой станицы Зассовской, что в Лабинском районе.

Мы же гордиться должны: наш человек, с Кубани, занимал такие должности!

Другое дело — череда ошибок и недоразумений, а то и попросту легкомысленной самонадеянности: «Я на голову выше маршала России!», которой, к сожалению, страдал Егоров.

Надо признать и другое: Егоров жил и действовал как политическая фигура, пожалуй, в наиболее сложное и противоречивое время. Он был нашим современником. Ведь одни считали, что в те дни произошла революция, другие, напро — Т_ИВ| — контрреволюция. Одним казалось, что благодаря августу 91–го Россия обрела подлинную свободу, другие были убеждены, что все беды и несчастья ее были неразрывно связаны с августом 91–го.

Замысловатая аббревиатура ГКЧП стала нарицательной. Но термин «гэкачеписты» вызвал вскоре к жизни и другой — «путчисты».

Умные головушки внушали из Москвы людям, что истинный смысл событий августа 91–го станет понятен только нашим потомкам. Мол, лишь лет через сто мы узнаем, что же произошло на самом деле в августе 91–го, кто был прав, кто виноват.

Вот в такое время Егорову непосредственно приходилось решать хозяйственные задачи, ставя на чашу весов свою партийность и выбор политических партнеров, многое другое, в том числе свои совесть и честь, многократно испытанные злобной травлей новоявленных «демократов», таких как скандально известный редактор «Кубанского курьера» Игорь Коломийцев.