7

7

Жизнь шла своим чередом. И в то время, когда центральные газеты писали о вручении Н. С. Хрущеву диплома о присвоении ему звания «Почетный шахтер» и знака «Шахтерская слава» I степени, высших профессиональных наград, Борис Федорович Петухов был занят весьма прозаическими, но крайне нужными проблемами. Он готовился на предстоящей сессии краевого совета депутатов трудящихся поставить вопросы об уходе за посевами, о заготовке кормов, подготовке к уборке урожая. Особо о развитии личных подсобных хозяйств. К этому были, как теперь можно сказать, исторические предпосылки. Казалось бы, вопросы обыденные, повседневные, но Петухову хотелось, чтобы разговор не сводился только к технологическим приемам, а был значительно шире, — он желал всколыхнуть души людей, проводя линию на повышение культуры земледелия и, по существу, линию на новое, хозяйское отношение к земле. Он, плененный патриотичес кими чувствами, не раз повторял вслух начальные слова из войскового гимна Кубанского казачьего войска:

Ты — Кубань, ты — наша Родина,

Вековой наш богатырь,

Многоводная, раздольная,

Разлилась ты вдаль и вширь…

Повторял слова, при этом не переставая восхищаться: «Какой молодец священник 1–го Кавказского полка Константин Образцов, написавший замечательный гимн Кубани!»

Однако состояние души его в тот момент было противоречивым.

Дело в том, что период 1954–1958 годов считался самым успешным за последние годы. Прирост валовой продукции сельского хозяйства за эти годы на 35,3 % по сравнению с предшествующим пятилетием (что уже само по себе было беспрецедентно) по целому ряду показателей был достигнут в основном за счет увеличения продуктивности личных подсобных хозяйств. С 1954 по 1956 год в СССР впервые за послевоенный период наблюдался прирост сельского населения. Приостановилось бегство из деревни, а вместе с тем закономерный процесс урбанизации постепенно входил в нормальное русло. Росту валовой продукции сельского хозяйства способствовало и освоение целинных земель. Однако вопрос о соразмерности затрат, направленных на поднятие целины, с практической отдачей до сих пор остается спорным.

Бесспорно одно: примерно с середины 50–х годов аграрный курс 1953 года, стержнем которого была ставка на материальную заинтересованность колхозников, на подъем личных подсобных хозяйств, претерпел настолько серьезные изменения, что от него по сути уже ничего не осталось. Наступление на личные подсобные хозяйства велось поэтапно. 6 марта 1956 года принимается постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об уставе сельскохозяйственной артели и дальнейшем развитии инициативы колхозников в организации колхозного производства и управлении делами артели». Этим постановлением запрещалось увеличивать размер приусадебного участка колхозников за счет общественных земель и даже рекомендовалось сокращать его. Здесь же был закреплен принцип ограничения количества скота, находящегося в личной собственности колхозников, «с учетом местных условий».

27 августа 1956 года постановлением Совета Министров СССР колхозникам и другим гражданам, держащим скот в личной собственности, запрещалось использовать в качестве корма для скота хлеб, крупу и другие продукты, приобретаемые в государственных и кооперативных магазинах. При отсутствии иных доступных источников обеспечения личного хозяйства кормами (кроме сенокоса и огорода) это постановление, в общем верное, если не принимать во внимание конкретную ситуацию, ставило крестьянина в тупик. Ему приходилось либо нарушать только что принятое постановление, либо сокращать количество скота в своем хозяйстве.

Борьба с личными подсобными хозяйствами велась не только непосредственно, но и косвенно — через осуществление других кампаний, призванных закрепить «линию партии» в деревне. По своим негативным последствиям среди этих кампаний выделяются по крайней мере две: новый этап укрупнения колхозов и кампания «догнать и перегнать Америку». Определенным стимулом для возвращения к идее укрупнения колхозов послужила реабилитация позиции Хрущева, высказанной им в статье об агроогородах в 1951 году. 1 апреля 1958 года Президиум ЦК КПСС отменил Закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 2 апреля 1951 года, а идеи Хрущева, подвергшиеся тогда критике, были признаны «правильными и объективными». В позиции Хрущева 1951 года, как и в попытках развить ее в дальнейшем, было рациональное зерно, ибо он писал о необходимости не только решать производственные проблемы колхозов, но и благоустраивать деревню, думать об улучшении условий жизни крестьян. Однако казавшаяся столь очевидной мысль о том, что благоустраивать легче (и дешевле) крупные поселки, расходилась со сложной реальностью устоявшегося сельского быта, желаниями самих сельских жителей, разнообразием сельских укладов на огромной территории СССР.

Впрочем, вопросами психологии, а также общественным мнением наверху тогда просто не интересовались, и Хрущев не был исключением из общего правила.

Весьма ощутимый удар по личным хозяйствам колхозников нанесла кампания «догнать и перегнать». Некоторые местные руководители, стремившиеся выполнить обязательства по сдаче мяса государству любой ценой, принуждали колхозников сдавать личный скот в счет госпоставок.

Подобная участь не миновала и руководителей Кубани. В этом вопросе, как и всегда, Борис Федорович Петухов занял твердую и недвусмысленную позицию, осуждающую «принудиловки». Напротив, первый секретарь крайкома партии Д. М. Матюшкин упорно настаивал на организации закупки коров у местного населения. Петухов категорически отказался подписывать совместное постановление бюро крайко ма партии и исполкома краевого Совета по данному вопросу. Последовало приглашение в ЦК КПСС «на ковер». И там Борис Федорович занял прежнюю позицию. Он отчетливо понимал, что это подрывало экономику хозяйств, значительная часть колхозников оставалась без удовлетворения нужд в продуктах животноводства. Строптивый характер Петухова тогда был замечен, но судьбу решило его чистосердечное признание в том, что он и до этого не подписывал никаких директивных документов. В подобной мягкотелости и «соглашательстве» с ошибочной партийной линией крылась судьба Д. М. Матюшкина, уходя, сказавшего: «Видимо, я не поднялся до уровня руководителя первой руки, чтобы справиться с такой крупной партийной организацией».

В его словах крылось раскаяние за ошибочное содеянное.