2. Ода «Хлеб»

2. Ода «Хлеб»

Наступил поздний ноябрьский вечер.

В открытую форточку доносились звуки метропоездов. Алексею Ивановичу не спалось. Ему было и радостно, и тревожно оттого, что он написал «оду». Ему хотелось говорить об этом событии, выговориться. Он вышел в кухню, включил настольную лампу и набрал номер телефона племянницы.

Ия Викторовна знала, что значила для Фатьянова поэма. Еще до войны, на Басманной он, юный и вдохновенный, по-детски обещал ей написать поэму из поэм. Он читал ей, совсем еще ребенку, длинные стихи о беспризорниках, и у нее блестели слезы на глазах. А вот теперь он снова ей, уже взрослой женщине, матери, по телефону читал свою оду «Хлеб».

Он попросил не обижаться за то, что не смог приехать к Верочке и обещал завтра несмотря ни на что быть у них…

Потом он позвонил во Владимир Кларе Михайловне и тоже прочел ей оду.

В четыре часа утра 13 ноября телефонный звонок раздался в квартире Репкиных. Трубку взяла Татьяна.

— Я закончил поэму! — Услышала она голос Фатьянова.

— Алеша, времени сколько! — Пожурила она его. Рядом спал муж, которому надо было утром отпраляться на службу, за портьерой проснулась мама…

— Ты что, отказываешься? Это же ода! — Удивился Алексей Иванович.

Она все поняла. Ему хотелось кому-то читать. И она ответила:

— Конечно, буду слушать.

И он в четвертый раз за сутки прочел оду «Хлеб» с беловых листков, которые больше никто никогда не видел.

Исчезновение единственного экземпляра этой последней работы Фатьянова стало одной из неразрешимых загадок его жизни.

Позже оду восстановил режиссер Дмитрий Сухачев. Благодаря профессиональной памяти, он вспомнил ее, но, вероятно, в первоначальном варианте — то есть, когда ода была поэмой.