1. Духоподъемное кино
1. Духоподъемное кино
Сегодня его назвали бы мюзиклом — этот сказочный и трогательный по своей высокой незамысловатости фильм «Свадьба с приданым».
Театральные декорации в кино. Актеры выходят на середину сцены-экрана и с театральным же посылом произносят реплики: один говорит, остальные — замирают. Существует любовный четырехугольник: он любит ее, она — другого, все вместе — родной колхоз и битву за урожай. Хорошие, работящие, земные парни и девушки и любят, и веселятся, и страдают, и пляшут под гармонику.
Может быть, он канул бы в лету, как многие советские производственные фильмы, но вот до сего дня по два раза в год, а то и чаще, он появляется в программе телевидения, наполняя сельские дома и городские квартиры старинным молодым задором и светлой ностальгией одновременно.
Иные утверждают, что без песен Фатьянова фильма бы не было.
А вышел он на широкий экран в 1953 году. Но прежде — шел спектакль по одноименной пьесе Н. Дьяконова.
В 1949 году драматург Н. Дьяконов предложил пьесу Театру сатиры. Режиссер Борис Равенских увидел в ней музыкальный спектакль. Скоро начались репетиции.
На главную роль была утверждена молоденькая, двадцатитрехлетняя Вера Васильева. Фильм «Сказание о земле Сибирской», вышедший на большой экран в 1947 году, принес ей первый успех. Владимир Ушаков, тоже молодой актер, должен был сыграть ее жениха. Были заняты Владимир Дорофеев, Галина Кожакина, Людмила Кузмичева, Кира Канаева, Дмитрий Дубов, Георгий Иванов, Татьяна Пельтцер, Борис Рунге, Михаил Дорохин, Виталий Доронин. Прекрасные актеры. Многие из них тогда только начинали. Иные так и не прославились, оставшись героями только одного фильма, спектакля…
Так получилось, что песенные номера были уже введены, но самих песен еще не было. Виталий Доронин в образе Курочкина горделиво, картинно прохаживался по сцене с музыкальной «болванкой» «Давай закурим, товарищ, по одной…». После десяти, двадцати, тридцати репетиций на слова этой безобидной песни актеры двусмысленно шутили, ерничали. Нужна была музыка, нужны были другие песни. Борис Равенских заказал музыку Николаю Будашкину. Широко известный композитор, виртуозный музыкант-баянист, он сочинял для хоров и народных инструментов. Режиссер видел в спектакле колхозные вечеринки, гармонику, пляску… Но та музыка, что написал Будашкин, для песен оказалась не подходящей. Тогда Борис Равенских обратился к Борису Мокроусову.
Так, в начале зимы, пришел по обыкновению Борис к Алексею. Поговорили, покурили. Так получилось, что одиночка Мокроусов «примкнул» к этой семейной паре, ежедневно бывал у них в доме. Вместе ходили они по Москве, навещали друзей, смотрели спектакли, ужинали в ресторане. Мокроусов был великолепно сложен, высок, красив, черняв, безупречно талантлив, но — холост. А у Фатьяновых уже около года стояла колыбелька, от которой струилось по всему дому незримое молочное сияние. Галина возилась с младенцем, она преобразилась, расцвела умилительной материнской непорочностью. Она уже была готова к новому материнству. Борису вздыхалось… Кому не хочется своего тихого счастья, особенно глядя на чужое?
Анна Николаевна, мама Галины, часто сотрапезничала молодым людям. Рассказывают, что она была необычайно хороша собой. На ту пору ей шло к сорока двум годам, выглядела она прекрасно, смотрелась ровесницей своих детей. Она была их другом. К красивой женщине и у юноши, и у мужа отношение особое. Ей даже и руку подать у трамвайной подножки почетно. Что говорить о сердце! А если она еще и теща талантливого друга, то здесь смешиваются и трепет, и восторг, и поклонение. Само собой, во время променадов по вечерней Москве Борис Андреевич почитал за счастье ухаживать за столь удивительной дамой. Фатьянов шутил:
— Борис, ты любишь полных женщин. Какая красивая у меня теща — женись на ней!
Мокроусов отшучивался:
— Я бы рад, Алексей. Но если я женюсь на Анне Николаевне, я автоматически стану твоим папой. А эта вакансия у тебя занята Василием Палычем!
Друзья хохотали, Анна Николаевна их по-матерински воспитывала, Галина с Аленкой радовались, что всем хорошо.
На этот раз Борис Андреевич попросил Алексея Ивановича с ним поработать. Оркестровая музыка, которую он написал к спектаклю, мало подходила для сцены деревенских танцев, но сразу «брала» слушателя. Фатьянов прочел пьесу, выслушал музыку… Скоро он предложил три подходящих текста. Так, между шутками-прибаутками, были сложены замечательные песни к спектаклю «Свадьба с приданым»: «Зацветает степь лесами», «На крылечке твоем» и куплеты Коли Курочкина «Хвастать, милая, не стану…».
…В Театр сатиры они пришли с морозца и, набегу снимая пальто, направились прямиком на сцену.
Как некая рябь по воде, прошел среди артистов шепоток о том, что это — то, чего они давно ждут.
Борис Равенских сверился с часами и таинственно улыбнулся.
Два рослых красивых человека прошли к роялю.
Борис Мокроусов сделал проигрыш, во время которого Алексей Фатьянов уже смотрел на зрителей деревенским гоголем — лукаво, добродушно и надменно…
Хвастать, милая, не стану —
Знаю сам, что говорю.
С неба звездочку достану
И на память подарю.
Обо мне все люди скажут:
Сердцем чист и неспесив…
Или я в масштабах ваших
Недостаточно красив?
Актеры замерли — пьеса обретала лицо и оно было лицом Курочкина — Доронина, а никак не наоборот! Герои и персонажи оживали.
Куплеты Курочкина все слушали трижды, и повторяли бы еще, да нужно было исполнить две оставшиеся песни. По три раза слушали и «На крылечке твоем…», и «Зацветает степь лесами…».
Виталий Доронин — незабываемый, редкий актер русской чеховской школы — поздравлял и благодарил соавторов за удачу. Он поклонился Фатьянову с Мокроусовым:
— Вот это — прямое попадание! — Голос его, который запомнили навсегда миллионы людей, таял от сердечных чувств. — Какие же вы!.. Вы титаны! — И отдельно — поклон Фатьянову, с которым раньше не был близко знаком: — Мой поклон тебе — титану!
— Хвастать, милый мой, не стану, — нарочито скромно отвечал Фатьянов.
«Куплеты Курочкина» оказались настолько точным попаданием в самую суть создаваемого актером образа, что не сблизить их не могли.
С того дня подружились Фатьянов с Дорониным.
Прежде работавший в ленинградских театрах Виталий Дмитриевич был старше Алексея, но судьбы их были связаны минувшей войной. Так же, как и Фатьянов, он ездил на полуторке по фронтам с Передвижным фронтовым Московским драматическим театром. Так же, как и Фатьянов, он тяготел от Ленинграда к Москве, к ее изысканной простоте и радушию.
Часто поэт заходил на репетиции и оставался за кулисами до позднего утра. Он дышал театром, этим незабываемым воздухом своей юности. Частенько ноги сами вели их в Дом актера, Дом композитора или ЦДЛ. По дороге Фатьянов вдруг принимался читать стихи, может быть, написанные нынешней ночью. Он верил своим стихам, он отвечал за каждое слово, он видел и слышал то, о чем писал. И все же затаенно выжидал критики. Желая слышать только хорошее, он боялся придирок. Всегда порывистый, открытый, предельно прямой в критике чужих стихов, он, как прилежный школьник, вежливо внимал замечаниям в адрес своих…
Столичные театралы терпеливо ждали премьеры.
И она прошла весной, двенадцатого марта 1950 года. И еще долго билеты на этот популярный спектакль достать было невозможно.
Гардеробщики едва успевали принимать пальто, шляпы и зонтики. Только и говорилось, что новый спектакль — постановка необыкновенная. Не было в ней никакого студийного экспериментаторства — все традиционно в фабуле, костюмах и сценографии. Почему же столько шума было в театральных кругах? Потому что песни сотворили чудо. Молодые актеры играли блестяще, пели сами, песни были чудесны. Похожее сбылось потом в театре на Таганке благодаря песням и сценическим образам Высоцкого…
Через три года после театральной премьеры «Свадьбы с приданым» киностудия имени Горького сняла по спектаклю кинофильм. Красивые песни, простые, как разговор, сразу стали любимыми. Даже сатира здесь звучала без привычной издевки, с легким, добрым, понятным юмором. Простоватый гражданин Курочкину у Доронина был не чужд высоким чувствам. Жениховская самоуверенность Курочкина вызывала у зрителя добрую улыбку. Тогда, как Аркадий Райкин выставлял на смех рядового советского гражданина, обличая в нем простеца и едва ли не психически больного человека. Такого, над которым, вообще-то, грех смеяться — его необходимо лечить.
Здесь тоже царил смех, но врачующий душу — смех любовный. Фатьянов умел использовать разговорные интонации в стихах песен. Они окрашивали привычный мир русского простолюдина в яркие тона, наполняли его жизнь каким-то высоким, поэтичным сознанием. Песни восстанавливали изъязвленный невзгодами народный организм — их можно было петь хором…
Виталий Доронин вскоре после этого спектакля получил Государственную премию СССР за театральную работу. Вера Васильева стала кинозвездой, ее красота входила в эталоны. «Улыбка, как у Веры Васильевой», «глаза, как у Веры Васильевой», «фигура, как у Васильевой» — звучало наивысшей похвалой женской внешности. Владимир Ушаков повторил судьбу своего киногероя, став женихом, а следом — и мужем этой красивейшей женщины страны. Он не сделался знаменитым актером, не получил премий и наград, но этот брак был для него выше всяческих поощрений.
И сады, и поля,
И цветы, и земля,
И глаза голубые,
Такие родные твои,
Не от солнечных дней,
Не от теплых лучей —
Расцветают от нашей
Горячей и светлой любви.
Может быть, в фильме «Свадьба с приданым» и была неправда о жизни колхозников. Но какая может быть правда в искусстве, если оно служит всего лишь воспитанию чувств. Оно — не Истина, а всего лишь вечный путь к ней…
И не сиюминутной правде жизни служило творчество Фатьянова, а вечной красоте чувств, которая одна и может «спасти мир».