11. Женитьба на нелюбимой

11. Женитьба на нелюбимой

Одна из намеченных ступенек в последовательном "служении Злу" — женитьба на нелюбимой. Несмотря на мистическое обоснование и преднамеренность поступка, женился он словно бы неожиданно для себя. Тем более скоропалительная женитьба удивила семью. Вот как описывала события Елизавета Михайловна Доброва:

"В институте он познакомился с одной девушкой, виделся с ней на лекциях, бывал у них в доме. Она у нас не бывала; иногда она заходила на минутку за ним, и они уходили вместе.<…>За второй год ученья вызовы участились, причем она совершенно не считалась со временем, она могла прийти и в два и в три часа ночи, поднять его с постели и увести его с собой, ссылаясь на какие-то важные дела. Также постоянно вызывала по телефону, причем из этих разговоров я заключала, что он не очень ею заинтересован, мне даже казалось, что все это неприятно Дане.<…>Вечером сидели мы, читал он мне свою вещь, потом встал так порывисто и вышел, потом входит да прямо ко мне: "Мамочка, я перед тобой очень, очень виноват, простишь ли ты меня когда-нибудь?" — "Дуся, дитя мое, в чем дело?" — "Мамочка, я женился". — "Милый ты мой, зачем же ты это сделал?" — "Мамочка, так надо было, да мы и любим друг друга". — "Почему же ты сделал это так, тайком от нас?" — "В церкви во время венчания я почувствовал, что сделал не так, как надо, мне было так тяжело, что тебя не было в церкви, и мне все казалось, что ты войдешь". Видя его в таком тяжелом состоянии, конечно, я ничего не могла сказать, т. е. Что я действительно поверила, что они любят друг друга, но в этом-то и была главная ошибка; конечно, он ее не любил; любила ли она его, не могу сказать. Словом, после всяких перипетий, к концу второго месяца они разошлись. Теперь уже получили гражданский развод, еще остался церковный. Должна сказать, что все это стоило Дане немало сил и нервов…"[95]

Женился он в конце августа 1926 года. Венчались они в храме Воскресенья Словущего на Успенском Вражке.

Родом из Киева, Шура Гублёр[96] училась с ним на Высших литературных курсах и была на год моложе, ей только что исполнилось девятнадцать. С Даниилом ее познакомила, видимо, Муся Летник. Любовь Шуры выглядела, как и каждая первая любовь, сумасшествием. Она преследовала Даниила. Вечерами спешила к дому в Малом Левшинском, ходила под окнами любимого по снегу в оранжевых отсветах ламп, босиком, заставляя то же делать и подругу, упорно таща ее за собой[97]. Потом сопровождала Даниила во всех блужданиях по Москве, заходила с ним во все церкви, куда время от времени влекло Даниила. У нее даже стигматы выступили на руках, вспоминала сокурсница, но Даня все-таки считал ее "неправославной душой". Он не любил Шуру. Но, как в дурмане, неустанно кружил с ней по вечерней Москве, все более и более чувствуя себя на пути вниз, в сумрак лунного заснеженного города. Позже написал и об этом:

Сонь улиц обезлюдевших опять

туманна…

Как сладко нелюбимую обнять,

как странно.

Как сладостно шептать ей в снеговой

вселенной

Признаний очарованных весь строй

священный,

Когда-то для возлюбленной моей,

когда-то,

Так искренно сплетённый из лучей,

так свято…

Глаза эти, и косы, и черты,

и губы

Не святы, не заветны для мечты,

не любы,

Но — любо, что умолкла над судьбой

осанна…

Кощунствовать любовью и тобой

так странно.

A. Л. Гублёр (Горобова), первая жена Д. Л. Андреева 1930–е

Беззаветно влюбленной и ослепленной своей любовью Шуре состояние Даниила было совершенно непонятно. Но она принимала его и не понимая: поэт должен быть необычным. Юная, почти красивая, она верила и не верила в свое счастье. Но в нем жил другой образ, другое лунное имя.

Фактически Шуриным мужем он так и не стал. Переехав после венчания к ней, жившей в Леонтьевском переулке, Даниил неожиданно заболел. Заболел детской болезнью — скарлатиной, лежал в жару. Прибежавшая к ним Александра Филипповна немедленно забрала брата домой. Выздоровев, он к жене не вернулся[98]. Предзимняя мрачная, но бодрящая погода, послеболезненная опустошенность принесли какое-то успокоение. Ночами он опять писал.

После мучительного разрыва с Шурой, после развода Даниил не хотел возвращаться на Литературные курсы. Огорченная Елизавета Михайловна писала его брату:

"Должна тебе сказать, что с Даней ладить нелегко: человек он замкнутый, характер у него упорный, чтобы не сказать упрямый; если что заберет в голову, то переубедить его мало сказать трудно, почти невозможно.

Он решил, что его учение в институте слова, где он учился последние два года и был отмечен профессорами, ему лично для его будущей деятельности ничего не дает и решил бросить учение. Как мы ни старались общими силами уговорить его этого не делать, все оказалось бесполезно"[99].

Дело было не в упрямстве, и домашние, осознав это, не настаивали. Даниил не хотел, не мог встречаться с Шурой. Ее, ни в чем перед ним не провинившуюся, так получалось, он обманул и оскорбил. Казалось невыносимым видеть ее, объяснять то, что она не понимала, то, что он сам пока не вполне понимал.