1. Большая отрада, что я не писатель

1. Большая отрада, что я не писатель

Весной Андреев поехал в Ленинград. Там он чаще всего останавливался в бывшей квартире отца на Мойке. На нее выходили длинные окна кабинета, а из спальни виделось Марсово поле, а дальше, за деревьями, можно было разглядеть краснеющий Михайловский замок. Большая квартира стала коммуналкой, но здесь жили двоюродные братья Даниила. В этот раз в Ленинграде он познакомился с потомственным "василеостровским немцем" Георгием Давидовичем Венусом[106]. О нем ему писал Вадим. С Венусом брат подружился в Берлине в начале 1923 года. Они входили в одну литературную группу — "4+1", тогда же выступившую, но без особенного успеха.

В Берлине Венус успел выпустить книгу стихов "Полустанок". Берлин и оказался для него "полустанком", через год после выхода книги он, единственный из всей группы, вернулся в Россию. В том же 26–м году издал книгу о своем опыте гражданской войны — "Война и люди. Семнадцать месяцев с дроздовцами". О книге одобрительно отозвался Горький. Она стала пропуском в советскую литературную жизнь, куда Венус, поддержанный Алексеем Толстым, вошел легко: одна за другой стали выходить его книги рассказов, романы. Но в 34–м, после убийства Кирова, он был сослан, в 38–м арестован, обвиненный вместе с группой ленинградских писателей в подготовке теракта против Сталина, и через год с отбитыми следователями легкими умер в Сызранской тюрьме.

Г. Д. Венус

Георгий Венус прошел тот же путь, что и Вадим Андреев. Белая армия, Константинополь, Галлиполи, неуютная эмигрантская жизнь в Берлине, где одновременно вышли их первые книги. Попытки возвратиться на родину. Тогда они оба получили разрешение вернуться, но Андреев, с самого начала из Берлина рвавшийся, не дождавшись ответа из советского консульства, уехал, как ему казалось, ненадолго, в Париж. Этого другу Венус позднее долго не хотел прощать. От Венуса Даниил узнал о брате то, о чем не мог прочесть в его письмах. Да и вообще они могли найти общий язык. Венус, как и он, страстно любил Блока, русскую поэзию. "Он мне очень понравился", — написал Даниил брату.

В том же майском письме были строки: "Очень надеюсь на следующий год съездить в Париж.

Большая, очень большая отрада для меня в том, что я не писатель (не смейся)".

Наивные даже для того, не во всем еще сталинского, времени, так никогда и не сбывшиеся надежды увидеть Париж и кажущаяся странной "отрада" не быть писателем… Но, поговорив с Венусом, с энтузиазмом вчерашнего эмигранта вступившего на стезю советского писателя, близко зная литераторские будни Коваленского, Даниил, почувствовав несвободу зарабатывающих на хлеб писательством, не кокетничал и не лукавил. Он так и не опубликовал при жизни ни одной стихотворной строчки.

Но и ему приходилось думать о заработке, особенно после того, как он оставил курсы. 1926 год сулил надежды — вышли в Госиздате "Избранные рассказы" Леонида Андреева с вводным этюдом Луначарского и четыре небольших книжки в других издательствах, в театрах ставились пьесы. Казалось, книги знаменитого писателя теперь будут издаваться регулярно, как и других русских классиков. Даниил рассчитывал на отцовские гонорары. "Сейчас мои дела несколько поправляются (денежные), и я думаю, что в ближайшее время смогу тебе высылать регулярно по 30–40 рублей в месяц. Если же выгорит дело с Госиздатом, — то тогда будет совсем хорошо"[107], — сообщал он брату. В Госиздате вышли в 27–м отдельными книжечками рассказы "Кусака" и "Петька на даче", но с каждым годом Леонида Андреева издавали все меньше, вспоминали все реже. Чуждый пролетариату писатель.

Видимо, в ту же поездку в Ленинград он посетил посвященную отцу выставку, организованную Пушкинским Домом. Осенью написал, как ему показалось, очень резко, вдове отца, Анне Ильиничне: "До меня дошли сведения, что значительная часть папиных картин и пр<очих>вещей передана Вами из Ваммельсуу кому-то в Выборг, где сейчас и находится. В Ленинграде сейчас открылся музей Леонида Андреева, который находится под ведением Пушкинского Дома. Там представлены всевозможные фотографии, снимки, иллюстрации к пьесам, книги, рукописи и т. д. Там находится также несколько папиных картин, спасенных дядей Павлом. Я обращаюсь к Вам от имени Пушкинского Дома с просьбой передать в музей вещи, находящиеся в Выборге"[108].