7. Трактат

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

7. Трактат

Заглавный мотив цикла "Над историей", определивший сюжет и "Русских богов", — "карма страны", проявляющаяся в истории. Как демоническое начало все больше начинает влиять на ход истории, как один Жругр — олицетворение государственности — сменяет другого, какие неземные силы в непрекращающейся борьбе проявляются в земных событиях и народных судьбах, рассказано в "Розе Мира". Но не только об этом. Каждому стихотворению надлежало определенным звеном войти в цикл, все вместе вырастало в единый поэтический ансамбль. Всеобъемлющую целостность бытия мог вместить только миф. Религиозное миросозерцание и есть миф. Поэтому Даниил Андреев утверждает: метаистория всегда мифологична.

Его миф — не рациональное выстраивание взглядов и представлений, а духовный опыт озарений и откровений. Их он ждал, на них надеялся, они входили в стихи. Он говорит об этом невысказанном опыте, о поисках равноценного откровению слова:

… давит душу тьма подпольная,

Гнетет невысказанный опыт,

В ушах гудит нездешний топот,

Не наш буран, не наша тишь…

Пусть не вмещают ритмы дольние

Тех сфер блистанье и величье:

Прости мое косноязычье

И отзвук правды в нем услышь.

Поэзия Андреева программна, его лирические высказывания всегда части осмысленного целого. Но теоретические построения, как таковые, его никогда не увлекали. Он чувствовал себя по преимуществу поэтом. Однако и без теорий, объяснений обойтись не мог, с его врожденным, почти маниакальным стремлением к систематизации и законченности. Миф всегда завершенное и непротиворечивое в самом себе целое.

В сущности, "Роза Мира" — книга, к которой он подступался не раз, обдумывал и писал всю жизнь. В 33–м году книга называлась "Контуры предварительной доктрины", в конце 50–го — "Трактат", позже — "Метафизический очерк". Да и таблица смены красных и синих эпох из этого же ряда. "Трактат", писавшийся как вступление и первая часть метаисторической трилогии, втягивал в себя всё. Не только представления о многомерном мироустройстве и мистических движущих силах истории, но и всю жизнь автора.

Он всегда жил ожиданием духовных прорывов к инобытию, светлых видений Небесной России, прикосновений к тайнам темных миров. Но понимал, что это будут прорывы и в непознанную глубь собственного сознания:

Тайник, где бодрствуют праобразы

В глубиннейших слоях монады,

Где блещущие водопады

Кипят, невнятные уму, —

Вдруг разорвет стальные обручи,

Расторгнет древние засовы,

И мир бездонный, странный, новый

Предстанет зренью твоему.

Сомнения в достоверности духовидческого опыта, бблыиие или меньшие, у него бывали. Преодоление сомнений требовало некоей теории. В предлагавшихся еще неутраченной традицией мистических учениях Андреев не видел безусловной истинности, находя множество противоречий. Решающим мог быть только собственный опыт, и он складывался не столько в учение, сколько в мифологический эпос. Эпос и мистический, и утопический, вмещавший все земное существование с прошлым и будущим.

Как утопия, эпос Даниила Андреева сосредоточен на будущем, ясно разделенном на три первоначальных этапа.

День завтрашний — кровавый, "день побоищ, день бурь и суда", живущий надеждой, потому что он — "ступень между будущим братством всеобщим / И гордыней держав, разрушающихся навсегда".

Послезавтрашний — напоминает "пустоши после потопа", но в нем воздвигнется "сень / небывалых содружеств Европы, / Всеобъемлющий строй единящихся материков".

В день третий наступит эпоха Розы Мира, сотворчества "всех на земле сверхнародов".

Но утопия "Розы Мира" религиозна, а потому эсхатологична, и за обозначенными этапами наступления эпохи Розы Мира бесстрашному поэту видится приход антихриста и окончание земной истории…

Личная карточка Д. Л. Андреева из тюремной картотеки

Прошлое так же значительно, как и будущее, не только потому, что в нем складывается карма истории, но и потому, что историческое прошлое в мистическом смысле во всей полноте входит в будущее.

Трактат поначалу писался медленно и предполагался введением в поэтические главы, которые к сентябрю 1952 года начали складываться в поэтический ансамбль "Русские боги". Главной демонической силой русской истории и персонажем книги представлялось чудовище, названное странным скрежещущим словом — уицраор. Уицраор — мистически персонифицированная государственная власть, демоническая по своей природе. Постижению таинственной жизни уицраора, проявляющейся в истории, и посвящен "скрытый труд метаисторика".

Видимо, все же зимой 52–го, а не 51–го, как обозначено в одной из машинописей, написана поэма "Гибель Грозного"[451], где изображено одно из решающих метаисторических событий русской истории. В работе над поэмой все отчетливее и живописнее видится поэту демоническая династия русских уицраоров — Жругров. Следующая поэма — "Симфония о русской смуте" "Рух" — продолжение метаисторического эпоса. Ее он начал писать в сентябре, следом за "Ги белью Грозного". Тогда же наметил предварительный состав книги "Русские боги".