Отраженный свет

А: Что изменилось в твоей работе главы администрации, когда президентом стал не Ельцин, а Путин?

В: Много что поменялось.

А: Какие фундаментальные ощущения?

В: Надо сказать, что, конечно, Путин был гораздо более энергичным. Весь ритм работы администрации сильно поменялся. Каждый день много мероприятий. Все-таки мы в последний период работы с Борисом Николаевичем много мероприятий не планировали. Администрация ведь работает на президента, это не самостоятельный орган управления. Чем активнее работает президент, тем больше нагрузка на администрацию.

А: И прямо скажем, что при Путине вы стали менее самостоятельными.

В: Что значит “менее самостоятельными”? На самом деле самостоятельный человек один во всей этой пирамиде – президент. Влияние всех остальных – это отраженный свет президента. Если президент ценит твой мозг, твое мнение, то вот в этом твое влияние. А если он не считает, что ты умные вещи советуешь, или ты реально советуешь глупости, то твое влияние равно нулю. А если у тебя влияние равно нулю, так тебя и снаружи никто уже не слушает. Вот и все. Поэтому, мне кажется, у администрации всегда задача – работать.

А: Ты говоришь, что полномочия администрации не поменялись при переходе от Ельцина к Путину. То есть так это всегда было – отраженный свет деятельности президента?

В: Ну конечно. Но мы сравниваем не просто двух разных президентов – то есть две разные личности, со своими характерами, темпераментами и со всем остальным. Все-таки мы сравниваем президента с низким уровнем общественной поддержки и президента, который выиграл выборы, или на пике подъема, готовящегося к этим выборам. Поскольку действительно администрация – это отраженный свет президента, то отраженный свет сильного президента – это сильная администрация. Конечно, люди себя чувствовали уверенно, и снаружи их воспринимали как более важные фигуры, и их мнение больше значило в обществе. Но я бы не сказал, что сама по себе технология работы как-то сильно поменялась.

А: Понятно.

В: По поводу механизмов власти я хочу пояснить. У меня есть американский знакомый – Ричард Перл. Пожилой, скорее “ястреб”, такой сильно-сильно консервативный человек. Когда-то он был, по-моему, замминистра обороны.

А: Да, я слышал эту фамилию.

В: Он когда-то мне подарил книгу, которая называлась Hard Line[189]. Это он про себя, про жизнь в Белом доме, в Министерстве обороны Соединенных Штатов, это эпоха переговоров с Горбачевым, как все это происходило внутри. Так вот, я когда прочитал, как там все это внутри происходит, я понял, что это почти про нас. То есть это настолько похоже на нас – механизм, как люди борются за внимание президента или за доступ к нему, как они хотят заручиться его поддержкой… И я понял, что, наверное, в больших странах это работает примерно одинаково.

А: Думаю, что это и в маленьких работает так же.

В: А может, и в маленьких тоже. Там люди тоже круглосуточно работают, и тоже борются за влияние, и обсуждают, какая будет рассадка на этом совещании, кто первый выступит…

А: Хозяин графика – фундаментально важная фигура. Кстати, кто при тебе у Путина графиком командовал? Сечин? Да?

В: Сечин недолго командовал графиком – по-моему, до мая или до июня 2000 года. Потом его сменил Медведев Дмитрий Анатольевич.

А: Да-да.

В: Так вот: в той книге было в том числе и про график, и про протокол, и как военные опасаются, что за ними следит ЦРУ, а цээрушники – что за ними следит РУМО, военная разведка. И все по кругу, прямо картинка… Я думаю, что в любой крупной стране это примерно одинаково. Это для меня было откровением. Я прямо был впечатлен: я много раз бывал в Белом доме и все это видел, но мне все равно казалось, что там как-то по-другому.

А: Мой покойный отец говорил, что деятельность институтского партбюро, правила жизни, внутренние интриги мало отличаются от тех же вещей в Политбюро.Все в принципе очень близко.

В: Ну да.

А: О чем ты жалеешь, чего ты не сделал, когда у тебя были возможности в администрации? Какую одну или две фундаментальные вещи?

В: Черт знает… У меня внятного ответа, к сожалению, нет. Может быть, по скудоумию. Смотри, я эти пять лет из личной жизни вообще вычеркнул. У меня не было никакой жизни, у меня были несчастные глаза моих детей: “Папа, а когда ты со мной поиграешь?” – “В воскресенье”. А в воскресенье что-то случается, и так месяц за месяцем, месяц за месяцем. Я работал по многу часов в день, делал кучу каких-то вещей, мелких и больших, пытался расставлять приоритеты. Наверняка чего-то не сделал из того, что мог бы сделать и о чем должен был бы жалеть… Но я для себя это пока не сформулировал.